КТО ТАКОЙ.
Сергей Вячеславович Трофимов — автор-исполнитель, выступающий в стилях шансона, рока и бардовской песни, заслуженный артист России. Родился в 1966 году в Москве. Там же поступил в Государственную консерваторию и Институт культуры. Однако оба вуза так и не окончил, поскольку, по словам артиста, ему хотелось изучать музыку, а не марксистко-ленинскую философию. История Сергея Трофимова как «Трофима» началась в 1994 году, когда он написал песню «Вот и все, сказал мудрец и в воду канул» и представил ее Степану Разину, который стал его продюсером. Сегодня Трофимов является одним из самых известных отечественных исполнителей, выступающих в жанре «русский шансон».
— С чего начинался ваш творческий путь?
— С детского сада, а точнее с хоровой капеллы мальчиков.
— Какая музыка вас привлекала? Что любили слушать?
— Beatles, Rolling Stones, позже AC/DC и Queen. Затем Led Zeppelin и Deep Purple. Разумеется, Pink Floyd. Особым открытием стала Metalliсa.
— Были ли в вашей юности какие-нибудь музыкальные события, которые врезались вам в душу?
— Во-первых, концерт Кости Никольского и группы «Зеркало мира». Еще запомнился концерт «Машины времени», когда я был старшеклассником. Мне жутко понравилось, что можно играть на больших площадках с ансамблем. И как круто это было сделано! Как профессионально с саундом люди работали! Клево! А также, помимо этих выступлений, запомнился концерт пианиста Михаила Плетнева в консерватории. Я был потрясен техникой владения инструментом. Как помню, исполняли Рахманинова и Скрябина. Плетнев показал, что один человек может держать почти два часа огромную аудиторию. Он проникал в свою музыку, буквально отдавался ей весь и заряжал зал колоссальной энергией. Еще одно важное событие – концерт нашей студенческой группы, которая называлась «Кант», в Институте культуры. Дело в том, что в этом институте были сплошь одни музыканты, и, соответственно, критика была очень жесткой. Но вдруг совершенно неожиданно то, что мы делали, понравилось публике. Это было выше всякой похвалы.
— К кому вы прислушиваетесь в творчестве и в целом?
— Я прислушиваюсь ко мнению тех, с кем работаю. Это Саша Коновалов, больше известный как Александр Лев. Саша Иванов — лидер группы «Рондо», который, кстати говоря, исполнял некоторые мои лирические песни, и мы до сих пор с ним сотрудничаем. Павел Скляров — помощник во всех компьютерных и музыкальных моих делах, тоже аранжировщик. И еще, пожалуй, американские звукорежиссеры Крис Лорд-Элдж и Дейв Пенсадо. Я смотрю их лекции, беру уроки.
— А в жизни к кому прислушиваетесь? Есть такие люди?
— К сожалению, они уже давно на том свете. Это, к примеру, Марк Твен, Питирим Сорокин и Михаил Булгаков. Их позиция по отношению к жизни, по отношению к мирозданию и по отношению к человечеству в целом мне очень близка.
— Есть ли человек, который может дать вам в жизни ценный совет, и вы последуете ему?
— Нет.
— Ничей совет вам не нужен?
— Зачем тогда нужна Нагорная проповедь? Там сказано обо всем, что может пригодиться в этой жизни. Надо понимать смыслы, которые завуалированы в этом тексте. Если понимаешь, то тебе этого вполне достаточно.
— И все-таки вы можете вспомнить последний совет, которым вы действительно воспользовались?
— Совет моей очень хорошей знакомой Светы. Она — ландшафтный дизайнер и великий садовод, живет в Ростове. Она помогала нам с обустройством нашего домашнего участка, учила, как правильно срезать ветки деревьев, чем их следует обрабатывать, чтобы дерево потом не болело, быстрее заживало и чтобы это выглядело все эстетично.
— Есть друзья, которые с вами на протяжении всей жизни?
— Да. Юрка Андропов — мой звукорежиссер, Коля Прель — дружим очень много лет. Саша Вулых — поэт, Александр Райтман — доктор. Это люди, с которыми я знаком тысячу лет. Когда у нас появляется свободное время, мы любим собираться вместе — играем в теннис, топим баню, готовим плов, разговариваем на мужские темы. Словом, хорошо проводим время!
— Вас часто разочаровывали?
— Да! Больше всего я разочарован в Петре Первом. (Смеется.) А вообще, глупо разочаровываться в людях, потому что они такие же грешные, как и я. Иначе говоря, если человек не оправдал мои надежды, я не обижаюсь на него, потому что это были мои надежды.
— У вас на некоторых фотографиях — кольцо на среднем пальце правой руки. Если не ошибаюсь, это может означать, что ювелирное украшение передается из поколения в поколение. Что эта вещь значит для вас?
— Это кольцо Александра Македонского. (Смеется.) Да нет, на самом деле это простое кольцо с православной молитвой. Это оберег.
— Чем вам приходилось жертвовать?
— К сожалению, я вынужден был отказаться от классического балета в силу своей негибкости. А вообще, я не выпиваю уже давно. А мог бы пить. Пожертвовал алкоголем. (Смеется.)
— Не жалеете?
— Иногда жалею. В России без этого сложно. (Смеется.)
— Собственную музыку писать непросто: всегда есть неуверенность, сомнения — понравится ли кому-то? Было ли такое с вами?
— Я — всегда безбашенный, мне интересно пускаться в неведомое. Чем страшнее, тем прикольнее! И вообще, нужно всегда стремиться к чему-то. Когда человек перестает стремиться, можно считать, что как творческая единица он умер.
— Стало быть, состояние творческого кризиса вам не знакомо?
— Нет, напротив, это перманентное состояние. Бывает, прослушиваю свои песни, и в голову приходят мысли, что это все никуда не годится. Говоришь себе: ничего стоящего ты так и не написал, зачем вообще за это брался — это не твое! Но потом вдруг какая-то строчка исподтишка рождается, и все начинается по новой: мучения, терзания, процесс творчества и тот неуловимый миг, когда ты песню заканчиваешь, еще не уверен в ней, и вдруг бац — первый лучик света в ночной хмари. И кажется, вроде ничего! Вот ради этого стоит, наверное, мучиться.
— Вы любите путешествовать. В каких интересных местах вам доводилось побывать? Что запомнилось больше всего?
— Прежде всего посещение Оймякона. Там я увидел природу в ее первозданной красоте, поражающей впечатление. Во-вторых, посещение музея этрусков (древняя цивилизация, населявшая территорию Апеннинского полуострова, I тыс. лет до н. э. — «Главный») в Риме. В-третьих, посещение итальянского города Амелия, где я собственными глазами видел полигональную кладку из камней. Это, конечно, не самые яркие образцы, но в первый раз я увидел эту кладку именно там. Сейчас нет таких технологий, чтобы такие глыбы обрабатывать. Подобные вещи все больше убеждают меня, что до нас были люди, значительно нас превосходящие.
— Есть ли такие события в вашей жизни, которые оказали на вас
большое влияние?
— Это, к примеру, книжка про белую эмиграцию, которую мне подарила мама. В частности, там рассказывалось про генерала Пепеляева и барона Унгерна — потрясающее чтиво. Цикл лекций Жарниковой о русском фольклоре, который я сначала прослушал, потом прочитал для лучшего усвоения. Это участие моей дочери в конкурсе «Новая Волна». Тогда я понял, что у меня растет ребенок, превосходящий папу значительно. Это также участие моего сына в летнем лагере Беркли (при Калифорнийском университете), когда барабанщик с мировым именем, который записывал диски Стиви Уандеру, сказал, что у меня растет потрясающий ударник. Это обрушение всех моих надежд на то, что мои дети будут финансистами, и осознание того, что работать мне еще долго и долго! И еще одно событие, которое меня потрясло — это когда моя супруга Настя сделала альбом фотографий. Когда я увидел этот альбом, я понял, что моя жена — талантливый фотограф.
— А есть ли события в вашей творческой карьере, которые можно назвать судьбоносными?
— На ум приходит 1995 год, когда господин Ворошилов пригласил меня выступить в программе «Что? Где? Когда?» с песней «Аристократия помойки». Я думал, что я проснусь известным и популярным. И моя жизнь действительно круто изменилась — меня запретили на всех радиостанциях и всех телеканалах. Из этой ситуации бойкота мне помог выйти Александр Яковлевич Розенбаум.
— В одном из интервью вы говорили, что если напишешь о чем-то, чего еще нет, оно непременно происходит. Сказанное сбывается. Можете привести пример?
— Могу. Я вот писал песню зимой, в декабре: «Я знаю точно, растает лед». И вы знаете, по весне он растаял! (Смеется.) На самом деле это очень сложно. Ты находился в одной реальности, но когда написал песню, уже находишься в совершенно другой реальности. Это тяжело объяснить. Это как если бы шел дождь, а потом вас застала реальность, которая после дождя.
Перейти в архив