Андрей Маркович Максимов писатель, режиссер, теле- и радиоведущий, руководитель Мастерской Института Телевидения и Радиовещания «Останкино», член Академии российского телевидения, трижды лауреат премии «ТЭФИ », родился в 1959 году. Сын поэта Марка Максимова. Окончил заочное отделение факультета журналистики МГУ. Работал в журнале «Пионер», газетах «Комсомольская правда» и «Собеседник», в различных изданиях, снял несколько документальных фильмов. Вел телевизионные программы «Зеркало сцены» (ОРТ), «Времечко», «Старая квартира». Был ведущим программы «Ночной полет» на канале «Культура» (программа закрыта в 2009 году), а также ведущим программ «Дежурный по стране» с Михаилом Жванецким (канал Россия-1), «Личные вещи» (Пятый канал), ранее на канале «Мир», и «Любовь ушедшего века» на радиостанции «Культура», «Ночь в музее» (канал «Культура»), а также ведущий «Программы передач» на Пятом канале.
Это было удивительное и замечательное время, когда «Эхо Москвы» могло себе позволить передачу «Диалоги о любви». Мы говорили сугубо про любовь. У меня был тогда колокольчик. Если герой говорил про политику, то я звонил в колокольчик. Про политику, как правило, никто не говорил.
Расставание с «Эхом Москвы» было поразительным. Программа естественным образом подошла к своему финишу. Была весна, я пришел к Венедиктову, он мне говорит: «Ну, давай закончим. Пройдет лето, и мы опять позовем тебя что-нибудь вместе делать».
Больше никогда мне не звонил Венедиктов, меня никогда не звали на «Эхо Москвы». Два раза меня приглашали на передачи как участника. И только бесконечный гнев Ксении Лариной выливается на меня всегда. Не знаю, за что меня не любит Ксения Ларина. Она меня не любит так, как будто у нас была несчастная любовь. Ничего такого у нас не было. Тем не менее, я регулярно слушаю «Эхо Москвы». Регулярно слушаю про себя всякие гадости. После того как закрыли «Ночной полет», их стало меньше... «Ночной полет» закрылся потому, что тогдашний руководитель канала «Культура» испытывал ко мне большую личную неприязнь.
Если вы обратите внимание, наше телевидение относится к нам, как к гражданам. Есть граждане, которые говорят, что все очень хорошо, есть те, которые говорят, что все плохо. Граждан, которые говорят, что все нормально, нет. С одинаковым безумием на государственном канале говорят, что все хорошо, а на канале «Дождь» говорят, что все плохо. С одинаковой страстью и одинаковым безумием мы выбираем, какое безумие нам больше всего нравится. Меня, на самом деле, это всерьез смущает. Что бы было, если бы не было канала «Культура», который, к счастью, есть. Но вообще-то мне канал «Дождь» очень нравится, я являюсь его поклонником, потому что считаю, что такой канал обязательно должен быть. Очень нравятся молодые ребята, я с печалью смотрю на то, что я не там, потому что они очень хорошие. В общем, никто на телевидении к нам, как к людям, не обращается. А у нас, как людей, есть собственные проблемы и страхи, есть собственная любовь.
Меня удручает тот факт, что большинство бесед на телевидении — допросы. Ксения Собчак в этом абсолютный мастер, потому что она не беседует с людьми, она их допрашивает. Поскольку она знает, как жить, то спрашивает всех людей, почему они не живут так, как она знает. Мне это очень не нравится. Хочется, чтобы другое что-то было.
Телевидение задает некоторую норму. Например, люди считают, что смешно, когда как в «Комеди клаб». В программе «Модный приговор» нормально, если ребенок приводит маму и говорит: «Моя мама плохо одевается, научите ее хорошо одеваться». Ребенок — этакий Павлик Морозов — чувствует себя при этом совершенно нормально. Мне кажется, очень плохо, что на телевидении нет нормального разговора, который бы давал людям пример того, как можно разговаривать.
Приведу цифры про английский язык, которые меня потрясли, я этого не знал. Англичане в общении используют примерно 500 слов в 12 500 значениях. То есть, как мы понимаем друг друга, вообще непонятно. Мне недавно объясняли дорогу, сказали: «Повернешь, прямо за углом дом, тут же». Я поворачиваю, дома там нет. Дом оказался намного дальше. Человек, который мне объяснял, очень быстро ездит на машине. То, что для него — «вот сразу», для меня, который едет не быстро, не сразу. Вы говорите ребенку: «Надо хорошо учиться». Вы имели в виду, что надо получать «пятерки». Ребенок честно сидит, пытается учиться, а у него ничего не получается. Он уверен, что хорошо учится, а вы уверены, что плохо.
Взяв огромное количество интервью, в какой-то момент понял, как трудно бывает понять человека. Ты — вегетарианец, а он — охотник, и слово «мясо» он воспринимает совершенно по-другому. У меня образ мяса связан с образом жареной картошки. В прежней жизни мой знакомый был начальником общества рыболовов и охотников Калужской области. Раз в год он ходил убивать лося. У него при слове «мясо» появлялись другие ассоциации. Мне кажется, что эта проблема, которая по-умному называется «соматический шок», чрезвычайно важна и абсолютно необсуждаема. Огромное количество разводов, взаимоотношения с собственными деть- ми, детей с педагогами возникают только из-за непонимания. Если супруги вместо того, чтобы выяснять отношения, брали бы друг у друга интервью, у нас не было бы разводов. Интервью — это жанр живой жизни.
Есть причина, по которой ни одно государство не учит этому искусству. Потому что если человек умеет общаться, то есть получать нужные ему ответы на вопросы, им очень трудно руководить. Как вы заметили, любой политик говорит слова, в смысл которых никогда не надо вдумываться. Нам говорят, что у нас будет модернизация. Не надо спрашивать, как у нас могут быть одновременно такое образование и при этом модернизация. Не надо такой вопрос задавать, он уничтожает всю модернизацию. Вот сказали, что надо этим заниматься, значит, надо этим заниматься. Ни в одной стране мира, насколько мне известно, людей не учат целенаправленно получать информацию. Когда я провожу лекции в «Сити-классе», то вижу, что ставлю перед людьми проблему, о которой они даже не подозревали. Люди не думают, что, когда они разговаривают со своим ребенком, читают книгу, смотрят телевизор, находятся в интернете, общаются с любимым человеком, — все это называется «интервью» и делается по одним и тем же законам. Когда они об этом задумываются, у них в голове начинают происходить некие процессы.
Молчание — это не есть необщение. Когда двое влюбленных молча идут вдоль берега, они очень о многом друг другу говорят, а когда политик выступает со сцены Государственной думы, он не говорит ничего, хотя произносит много слов. «Общение» и «общее» — однокоренные слова, над этим мало кто задумывается. Общение — это поиск общего. Когда мы находим человека, с которым у нас с вами есть общее, это общее может быть найдено, даже когда мы молчим. Молчание — важнейшая часть общения. Своих студентов прошу записывать в блокнот то, о чем они думали в течение недели. Просто тупо записывать мысли, которые пришли в голову. Можете попробовать. В воскресенье вы видите то, о чем думали в понедельник, чем была занята ваша голова. Это серьезная история, если вы это честно делали, а не просто так. История о том, что творится у нас в головах, чему способствует, например, программа типа «Субботний вечер с Ургантом». Этим мы не занимаемся, занимаемся гигиеной лица, сейчас все выглядят красивыми, но совсем не занимаемся «гигиеной мозга». Нас не волнует, о чем мы думаем. В результате у нас в голове творится ровно то, что творилось бы на лице, если бы мы не умывались.
Книга «Интеллигенция и гламур» написана мною от отчаяния. Потому что невозможно больше терпеть. Когда я понял, что место, которое в моей юности занимала интеллигенция, занял гламур. Интеллигенция уступила свое место совершенно спокойно, ушла на кухню страдать и переживать. Сейчас все народные персонажи — это гламурные персонажи, а гламур стал философией. Философия эта гласит: для того чтобы ты был счастлив, ты должен быть — а) знаменит и б) богат. Остальное не имеет значения. Любовь не имеет значения. Если она может быть частью гламура, способствовать какой-то раскрутке, то имеет значение, не может — тогда не имеет. Меня поразило, что мало кто про это говорит. Эта философия постепенно завоевала нас.
Гламур — это не для меня. Я попытался размышлять, по возможности, в ироничной форме, какова сегодня роль интеллигенции, какова роль гламура. На протяжении всей книжки я подчеркиваю: господа, у меня такая точка зрения, а у вас может быть другая. Моя задача, чтобы вы не думали, что, например, Собчак — это безобидно, потому что она — кумир огромного количества людей, которые хотят жить, как она. То есть, надо вести «Дом-2», а когда это становится немодно, идти на канал «Дождь». Когда надо — устраивать роман с одним человеком, когда не надо — устраивать роман с лидером оппозиции. Люди на все это смотрят и считают, что так и надо жить. Я не заглядывал, что называется, со свечками не стоял, возможно, я ошибаюсь, но меня эти вещи очень удивляют. Парикмахер Зверев стал звездой, значит, огромное количество молодых людей захотят быть зверевыми. Они не захотят быть Фазилем Искандером, которого не показывают по телевизору и который просто является великим русским писателем.
Жванецкий — это такой человек, который всегда говорит то, что думает, потому что он не может иначе. Не потому что он такой смелый, а потому что он такой человек. Когда он идет на передачу, скажешь: вот не надо про это говорить. И я знаю, что именно об этом он скажет. Передача не «режется». Более того, когда в ней есть какие-то шутки, я всегда думаю, что их вырежут. Но друзья говорят, что они не «режут». Так получилось, что Михаил Михайлович Жванецкий выбрал меня в качестве человека, с которым он будет беседовать (это он меня выбрал). Это единственная история, когда я занимаюсь политикой. А вообще, я этим не занимаюсь, потому что в этом ничего не понимаю. Мне кажется, что в этом никто ничего не понимает. Политологи — люди, которые получают деньги за то, о чем другие просто разговаривают на кухне. Вот, собственно, и все. Мы говорим на кухне, они говорят обо всем этом в массы. Не хочу быть таким человеком. С тех пор, как я окончил Московский государственный университет имени Ломоносова, всегда занимаюсь только тем, чем мне хочется. Следующую книгу хочу написать о тех людях, которые хотят попробовать жить свободно от ценностей, которые им диктует государство. Любой социум диктует свои ценности, например, карьера — это хорошо, слава — хорошо, политика — обязательно, если ты не занимаешься политикой, политика занимается тобой. Хотя политика занимается тобой в любом случае, даже если ты не занимаешься ею. Любой социум много чего диктует, в том числе и мне.
Книга будет про то, что, живя в социуме, нормально себя ощущая, будучи востребованным, богатым, человек все-таки остается свободным от всего этого. Набираю сейчас для нее материал. Знаю одно, главное: человек должен делать то, что ему хочется. Я имею в виду человека нормального, исключая случаи, когда кому-то вдруг захочется убивать. Когда человек делает то, что ему хочется, и его желание продиктовано душой, а не социумом, тогда Бог дает силы, почему-то. Когда решил поставить свой первый спектакль «Борис Годунов», я был редактором отдела культуры «Собеседника». У меня было тогда образование — один курс театрального колледжа в Бельгии, но я хотел это делать, мне было интересно. Я делал это не потому что талантливый, а потому что очень хотел, это было настоящее желание.
Самая большая проблема человека — понять, чего он хочет. Когда ты понимаешь это, то у тебя откуда-то силы берутся. Мне повезло, потому что у меня мама была такая удивительная, папа был хороший, я всю жизнь всегда делаю только то, что мне хочется и интересно. А уж как получается это — об этом судить не могу.
Перейти в архив