В НАШЕЙ ИСТОРИИ НЕТ НИ ОДНОГО ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО ПЕРСОНАЖА.

Текст:

Сергея Медведева

Фото:

Из архива героя поубликации

Источник:

«Кто Главный.» № 144

10/12/2018 15:39:00

КТО ТАКОЙ.
Олег Груз — поэт, актер, продюсер, резидент Творческого Объединения «Газгольдер», автор сценария фильма «Газгольдер. Клубаре», который вышел на экраны в октябре 2018 года. Родился в Башкирии. В 1999 году приехал к отцу в Ростов, влюбился в этот город и задержался здесь на 6 лет. Окончил ростовский филиал Санкт-Петербургского университета культуры. По образованию — режиссер. Начинал как исполнитель рэпа, затем отказался от песен и стал читать стихи. В 2005 году перебрался в Москву. Сотрудничал с театрами «Практика», «Политеатр». В 2017 году в театре Стаса Намина состоялась премьера спектакля «Вдох времени», в котором Олег Груз выступил в качестве автора и режиссера (вместе со Стасом Наминым).

— Это уже второй фильм, снятый о клубе «Газгольдер». С чем это связано?

— Истории, скажем так, одного места. Но вообще нам хотелось рассказать про клубную жизнь. У каждого своя клубная жизнь. У меня своя — я в Ростове работал арт-директором ночного клуба, у кого-то другая. Мы думаем, что клуб — это вот так, а на самом деле там все проще, прозаичнее, местами даже похабнее. Людям надоело собираться на кухнях, под подъездами на лавочках, появились места, где играет музыка, где можно сфотографироваться в более интересном интерьере, чем у себя на даче. Люди стали ходить в ночные клубы, как раньше ходили в кружки авиамоделирования. Этот фильм — дань моему клубному прошлому. Я плясал, и под таблетками в том числе, но это было очень давно. Я организовал первые вечеринки, чтобы самим иметь возможность выступать. Это было в Ростове. Даже деньги пытался зарабатывать. Но потом это все надоело. Но накопился большой опыт. «Музыка нас связала».

— Я прочитал на «Кинопоиске» отзывы на первый фильм. Они сводятся в общем-то к одному — фильм для своих.

— Как для своих? Если его посмотрели пять с половиной миллионов людей в «Ютюбе». Не считая проката.

— Говорю, что прочитал.

— Это какая-то неправильная рецензия... Это был музыкальный фильм. Техническое задание от режиссера изначально было таким: «Есть определенное количество артистов, я хочу, чтобы рассказали одну общую историю, но через песни, чтобы у каждого артиста был номер». На мой взгляд, нам это удалось. Такого кино очень мало выпускают в нашей стране, и за ним было пристальное внимание и такая повышенная требовательность... А это развлекательный жанр, можно сказать.

— А каким было ТЗ для второго фильма?

— Основная часть материала второго фильма была написана, когда еще не приступили к съемкам первого. Техническое задание — показать клубную жизнь. Режиссер Иван Курский давно хотел сериал про клуб, где-то в 2006–2007 годах. Но идея не завела, и мы оставили ее. Но тогда я начал писать первые диалоги для «Клубаре». Это были разговоры посетителей клуба. Приходят представители разных сословий, обсуждают какие-то свои вопросы, а отдохнуть толком не могут. Разные люди, разные герои. Кабачок «13 стульев». Ни о чем. А потом со временем появилась история про Артура. Про то, как строят этот клуб. И вот мы имеем то, что имеем.

— Первый вариант был в стихах?

— Нет, не в стихах. Это была попытка «расписать» героев. Были написаны первые диалоги, чтобы посмотреть, что из них получится. Но не пошло. А второй вариант писался, когда мною уже были выбраны прототипы. Тот же Рулевич, Руль. Он и есть Руль в жизни, он реально заикается. Я его персонажа прописывал так, чтобы он мог заикаться, где ему удобно. Сначала хотели все это вычищать, а потом решили, что это прекрасно. Я сказал, что не помню фильма, где бы один из главных персонажей заикался.

— Написано, что режиссер обоих фильмов — Иван Курский. Понятно, что это псевдоним, тем более что рядом с «Газгольдером» Курский вокзал. Иван — тоже какое-то подозрительное имя.

— Да, это псевдоним, но недавно Иван Курский дал свое первое интервью — журналу JQ. На самом деле его зовут Евгений Антимоний (основатель «Газгольдера», партнер Басты. — «Главный»).

— Как бы вы определили жанр фильма? В аннотациях написано, что это комедия. Но вряд ли это все-таки комедия.

— Но, может быть, для нас, прожженных циников, это комедия. А для людей, которые не посещали клубы в достаточном количестве... Хотя какое может быть достаточное количество... Мы — циники, для нас это комедия, нам это все смешно. Нам интересно наблюдать, как люди из года в год надевают самые модные одежды мировых брендов, едут на этом пафосе по клубам, как они за ночь могут объехать 5 клубов, в каждом сфотографироваться. Я не понимаю, как можно проводить досуг в клубах, если ты не выпиваешь, не танцуешь и не знакомишься с представительницами противоположного пола. Если ты нашел там девушку, что с ней сидеть в клубе? Что там делать еженедельно, как это делает модная тусовка... Ночные клубы — это удобная среда для недумания, для того, чтобы просто не быть. Когда громкая музыка закрывает все твои органы восприятия и чувств. Мы — модные, а лохи не понимают. Поэтому мы здесь, а они — там.

— У меня сложилось впечатление, что это какой-то гротеск.

— Это буффонада. Поэзия концентрирует происходящее, сжимает события. Если бы все было в прозе, фильм был бы больше. Благодаря поэтическому языку она занимает час сорок. Гротеск ли это? Это самая обыкновенная сатира. Просто у нас в стране нет сатиры. У нас начальство не очень любят сатиру. Я, честно говоря, не вижу в фильме ни гротеска, ни сюрреализма.

— А можно ли считать фильм зеркалом, отражающим нынешнее состояние умов?

— Не знаю про зеркало, потому что красота — в глазах смотрящего.

— Ну пусть не зеркало, но документом эпохи можно назвать?

— Да, можно, безусловно. Потому что все это делалось на полном серьезе.

— Я представил себя в этом клубе, и мне стало немножко жутковато. Захотелось вырваться из этой духоты.

— Клубная деятельность направлена на людей, которые не имеют интеллекта. Чтобы люди не думали и при этом не испытывали дискомфорта, есть громкая музыка. А вы начинаете анализировать. Единицы анализируют.

— Я бывал в ночных клубах, точнее в рок-клубах.

— Рок-клубы и ночные клубы — это два разных направления. Рок-клуб — это концертная площадка. Отыграла группа, и все разошлись.

— Почему разошлись? Общение может продолжаться. Но кругом — доброжелательные алкоголики.

— Я тоже ходил в «Лилу» и в «Честере» выступал, и в «Дунькином клубе». Это мне знакомо, я понимаю, о чем идет речь, ходил по молодости. Но здесь, в Москве, в ночные клубы ходят и шестидесятилетние люди, упакованные, красиво одетые, нестареющие, как горцы, как Дункан Маклауд. Здесь все это по-другому подано. Временами они смотрятся даже органично, эти шестидесятилетние дядьки с двадцатилетними телками.

— А как попал в фильм Евгений Стычкин?

— Мы проводили кастинг. Много кого мы пробовали на роль Артура, Арчи. На самом деле у Арчи есть прототип, и его зовут Артуром. Он — создатель нескольких клубов, сейчас живет в Нью-Йорке, он — бывший актер. И мы даже его пробовали. Но нет. И мы остановились на Стычкине.

— Ближе к концу фильма появляется поэт Олег Груз. Может быть, в этот момент можно предположить, что это сатира. До этого все воспринималось на полном серьезе. И тут выходит поэт и говорит, что находящиеся в зале люди — не очень хорошие люди.

— Но зрители не реагируют.

— А потом в финале поэт идет по подземному переходу среди обычный людей. Вы хотели показать, что есть и другая жизнь?

— Конечно. Люди из клуба не имеют никакого отношения к настоящей жизни. Вся их жизнь — такая подделка, фонтан над камином.

— Для меня этот фильм стал еще фильмом о Москве. Отчасти. На ваш взгляд, в Москве для поэта жестче рамки?

— Москва дает очень много. Из тех городов, которые могут что-то предложить, Москва — на первом месте. Когда я приехал в Москву, я сказал себе: если бы я детство провел здесь, у меня был бы совсем другой масштаб мышления. Я бы знал, что у меня есть масса возможностей. Когда я жил в Башкирии, в Салавате, там был только филиал нефтеперерабатывающего института. А москвичам, конечно, везет. У них — памятники архитектуры, сам масштаб города больше. Москва высасывает пассионариев со всей страны, лучших селит вокруг тебя. Москва — такая разная, какую ты хочешь, такая она и есть. Извращенцы любого толка найдут друг друга. В Ростове за 10 лет ничего не поменяется. Четыре ключевых игрока заменят других ключевых игроков. Всех мы можем обсудить на уровне сплетен. В Москве мы не можем обсудить. Мы только что обсудили, а все уже изменилось.

— Это хорошо или плохо?

— Для динамично развивающегося человека это очень хорошо. Если человек с провинциальным мышлением, то его это тяготит. А для человека с прогрессивным мышлением это не хорошо
и не плохо, это по барабану. Москва делает нас циничными. Ну и хрен с ним.
«НОЧНЫЕ КЛУБЫ — ЭТО УДОБНАЯ СРЕДА ДЛЯ НЕДУМАНИЯ, ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ПРОСТО НЕ БЫТЬ. КОГДА ГРОМКАЯ МУЗЫКА ЗАКРЫВАЕТ ВСЕ ТВОИ ОРГАНЫ ВОСПРИЯТИЯ И ЧУВСТВ».

— Первый «Газгольдер.Фильм» вышел как раз перед запретом на нецензурную лексику в кино. В новом фильме нецензурная речь запикана. Из-за чего отдельные фразы я не сразу понял.

— Был вариант все это перерифмовать, все эти маты. Но решено было оставить так. Потом в интернет это пойдет в оригинальном виде. Мне интересно, почему мы западному кино прощаем и наличие наркотиков, и мат. А к своему относимся с таким пристальным вниманием... Но эти люди разговаривают матом. Блин, мы этот фильм сняли не на государственные деньги. Почему мы должны играть по их правилам? Мы рассказывали на своем языке о своей правде. Если мат заменить, пропадет химия. Мы говорили на языке, понятном зрителю. Но это же поэзия. Какая-никакая, но поэзия. Хотя найдется масса экспертов, которые будут утверждать, что это не поэзия.

— В некоторых закрытых сообществах, где обсуждают этот фильм, у всех вызвал шок тираж — 1 300 копий. Это очень большой тираж.

— Да, я понимаю. Мы виноваты в том, что мы более пассионарны. Мы занимаемся своим делом и не являемся членами каких-то киношных сообществ. А люди ищут в наших глазах соринки.

— Может быть, они хотят позаимствовать опыт?

— Позаимствовать опыт? Все очень просто. Думайте о людях. Не думайте, какую рецензию тебе дадут два твоих друга-сценариста, а думай, как это воспримет простой конечный потребитель. Это же не мы решили, что выпустим 1 300 копий. Мы показали рынку, что интересны людям. Что есть зритель, который на нас пойдет. И зритель на нас идет. Меньше, чем хотелось бы, но есть целый ряд факторов, которые на это влияет. Но в целом мы занимаемся развлекательным кино. Мы не делаем кино для киношников. Я стихи для поэтов не пишу, я стараюсь их писать для людей. Для того чтобы выпустить 1 300 копий, твоя история должна быть удобоваримо рассказана обществу, без нравоучений. «Клубаре» — это большая аморальная басня. Абсолютно аморальная, в нашей истории нет ни одного положительного персонажа. Я как автор хочу подчеркнуть этот факт. Если он есть, то это зритель. Мы показываем пороки. Не обязательно соотносить себя с Артуром, но у каждого в жизни был какой-то Артур, который его кинул и после того как кинул, предложил и дальше работать вместе.

— Положительный герой этого фильма — поэт Олег Груз.

— Тоже не факт. Что он делает в ночном клубе?

— Вопрос такой возникает.

— Он там зарабатывает деньги, хочет, чтобы «куполочки позолотили». Но, с другой стороны, он должен там побывать, чтобы увидеть все своими глазами.

— С годами ваша роль в «Газгольдере» как-то меняется?

— «Газгольдер» — это творческое объединение, это не лейбл. У меня даже никаких подписанных с «Газгольдером» бумаг никогда и не было. Это устный понятийный договор. Раньше моя роль менялась, но сейчас я там драматург и сценарист. Мне в определенной степени не интересно бегать за хайпом. Без тишины ума не написать сценарий. Поэтому я и в клубы не хожу.