переехала в Израиль. Муж — художник Борис Карафелов, постоянный иллюстратор ее произведений. У Дины Рубиной есть сын от первого брака и дочь от второго.
Свою первую премию Рубина получила еще в семидесятых годах прошлого века. Это была премия министерства культуры Узбекистана за пьесу «Чудесная дойра» для театра музыкальной комедии, написанную по мотивам узбекских народных сказок.
Потом были: премия имени Арье Дульчина (Израиль) за книгу «Один интеллигент уселся на дороге», премия Союза писателей Израиля за роман «Вот идет Мессия!», российская премия «Большая книга» за 2007 год за роман «На солнечной стороне улицы», премия Благотворительного фонда Олега Табакова за рассказ «Адам и Мирьям», премия «Портал» за лучшее фантастическое произведение (роман «Почерк Леонардо»).
— Ваш первый рассказ был опубликован в журнале «Юность», когда вам исполнилось 16 лет. Сейчас у вас вышло более сорока романов. Как повлиял на вашу жизнь успех?
— Видите ли, вожделенный многими успех на деле в жизни оборачивается очень тяжелым грузом. Особенно для меня: я человек по характеру сугубо не публичный и, несмотря на видимую легкость общения, будь то на каких-то встречах, на радио или телевидении, испытываю серьезный стресс каждый раз, когда должна сделать над собой усилие и «выйти на публику». Я уж не говорю о такой ежедневной обязанности, как просмотр десятков писем, которые получаю на адрес своего сайта, о рукописях, которые меня просят прочитать, а затем написать предисловие-послесловие, порекомендовать их издательству, и так далее... Все это утомительно.
— Ваши книги переведены на двадцать языков, если подсчитать суммарный тираж ваших книг...
— Никогда не подсчитывала, не задавалась такой целью. Но недавно из издательства «Эксмо» мне сообщили, между прочим, что за 7 лет нашего сотрудничества с этим издательством вышло около двух с половиной миллионов моих книг. Я даже оторопела: да неужели, говорю?
— В России у вас раскрученный бренд. Ваш Израиль, где вы живете, тесно связан с Россией?
— Разве что вереницей гостей да местными русскими газетами, которые аккуратно перепечатывают каждое мое интервью в российской прессе. Я живу в довольно уединенном Израиле, сейчас очень редко выступаю, много работаю. Для меня это — разные пространства, разные люди, и воспринимаю я две эти страны очень разными сторонами души. В Израиле я расслаблена, я дома, я могу выйти в магазин в сандалиях, узких сатиновых бриджах и потрепанной спортивной майке. В России я начеку, я «собрана» в самых разных смыслах этого слова. Более мобилизовано все мое существо, я более ответственна за каждое слово и действие, и ежеминутно помню — зачем я приехала. Иными словами: в России я работаю Диной Рубиной.
— Вы пишете на русском. Что для вас пространство русского языка?
— Это моя жизнь. Сейчас пространство русского языка расширено, разбросано, но и уплотнено тоже — в публичном, политическом, общественном смысле. Это ежеминутная работа мозга, нескончаемая нить гигантского клубка, который я всю жизнь разматываю. Русскому языку подчинено все: зрение, слух, обоняние, все впечатления от внешнего мира — так как мозг фиксирует все наши ощущения на родном языке. Он — ключ к пониманию этого мира.
— Вы проницательный человек по характеру или это профессиональное качество?
— Думаю, одно пособляет другому. Природная наблюдательность обусловила стремление запечатлеть. А профессия огранила природные, врожденные качества. Подмечать детали, характеры, жесты, мимику знакомых и прохожих — это уже въевшаяся в жизнь привычка, своеобразная кабала, вериги, которые невозможно сбросить.
— Говорят, что вы исследовали свои корни. Что вам удалось выяснить?
— Ну, какие там «исследования»... Так, есть в семье некоторые примечательные истории, которые передаются из поколения в поколение, и все это, помноженное на мою «сюжетную» въедливость и чисто писательское стремление раскрутить клубок обстоятельств и недомолвок, дало возможность кое-что прояснить. Обо всем этом я писала. У меня есть повесть «Воскресная месса в Толедо», где я подробно рассказываю историю розыска и нахождения в Испании корней моих предков, а также есть рассказ «Цыганка», где уже идет разматывание другого, «цыганского» клубка моей семьи.
— Все с удовольствием смотрели фильм о вас по телеканалу «Культура» «Между земель, между времен», где вы были хорошим гидом по Иерусалиму и прекрасным собеседником. Экскурсовод — любимая вами профессия?
— Да, и думаю, что я была бы хорошим экскурсоводом, так как люблю нестандартные тропы и необычные факты. Люблю странные перекрестки тем, перекличку эпох, парадоксы и скрытый юмор Бога. Например, в Старом городе Иерусалима, неподалеку от Яффских ворот, есть такой столб, поставленный в начале новой эрына месте стоянки 10-го Римского легиона, после взятия римлянами Иерусалима. И на этом столбе выбито следующее: «Здесь стоит 10 римский легион. Евреев в этом городе нет, и никогда не будет». Я люблю такие достопримечательности.
— Невольно ловлю себя на мысли, что ищу ту самую арабскую лавочку, где вы на иврите торговались с арабом.
— Подобных лавочек в Старом городе много — в зависимости от того, какой сувенир вам хотелось бы приобрести. Но если вас интересует конкретно та лавочка, в которую я обычно затаскиваю съемочные группы, а также отдельных гостей, желающих посмотреть на этот мастер-класс моей виртуозной торговли, то, пожалуйста: это первая лавка слева перед самым входом в арабский рынок.
— При всем при том, это не ваш жанр, и вы сами говорили: «Я зарабатываю на жизнь одиночеством».
— А как вы себе представляете профессию прозаика? Это многочасовой уединенный труд, иначе невозможно ничего написать, тем более, крупную вещь страниц на 600. Ну, и сидишь, и молча пишешь — целыми днями, неделями, месяцами. Огрызаешься на близких, если кто заглянет робко спросить, не пойду ли я чай пить... Одиночество — это и есть квинтэссенция нашего унылого ремесла.
— Вы как-то написали: «Люди всегда искали личность, к которой можно было бы припасть и получить ответы на все вопросы. Священник, раввин, мулла... Всегда хотелось кому-то выговориться и получить отпущение грехов или хотя бы совет». А вы сами даете советы?
— Опасаюсь, открещиваюсь, понимаю всю меру подобной самонадеянности, и... постоянно лезу со своими советами к первому встречному. Бурлит во мне стремление, как мой муж говорит, «командовать парадом». Однажды мы с ним чинно и молча прогуливались по нашему городку. Это был февраль, теплый средиземноморский февраль, когда после дождей на улицах появляются грузовички со специальными лестницами, с которых садовники подрезают ветви деревьев. И я остановилась, наблюдая процесс, и уже через минуту стала давать им советы — как и где лучше подрезать ветвь. Мой муж поспешил ретироваться, чтобы как-то от меня дистанцироваться.
— Вы убеждены в том, что нас ведет по жизненному пути какая-то сила. Это судьба? Вы фаталистка?
— Я терпеть не могу давать определения всему тому, неназываемому, что безусловно влияет на нашу жизнь. Вот я задумываюсь о новом романе, где герой будет разводить русских канареек. И невзначай говорю вчера мужу: «Знаешь, у него должна быть дочь. Необычная. Совсем необычная. Возможно, глухая. От этого — канареечное пронзительное пение, которое наполняет дом...» Муж мне в ответ: «А как же твое отношение к подлинности деталей, чувств? Где ты найдешь глухого человека, который тебе рассказал бы, что он чувствует?» Я задумалась и пошла к компьютеру — получить ежедневную порцию писем, среди которых оказалось письмо от глухой женщины. Моя приятельница-астролог называет такие вещи «синхронизацией».
— Вы серьезно относитесь к гороскопам?
— Достаточно серьезно, как и римские императоры, как и персидские, и ассирийские, и египетские владыки. Они ведь были не глупее меня.
— Извечный вопрос — взаимоотношение мужчины и женщины в жизни и ваших романах...
— Ну-у... Вы еще меня о сотворении мира спросите. Взаимоотношения мужчины и женщины — это краеугольный камень искусства, уж литературы — точно. На этом все сюжеты стоят. Попробуйте отыскать хотя бы одно великое произведение литературы, где бы эти отношения не были одной из главных или просто самой главной темой. В моих романах — тоже. А я — писатель традиционных, то бишь бессмертных вопросов, которые вечно мучают человека; и никогда не устаю задавать их на страницах своих книг.
— Вы часто влюбляетесь в своих героев?
— Да, это — непременное условие написания стоящей вещи. Когда не затронуты личные струны авторской души, успеха в написании литературного произведения ждать не приходится. Однако и не понимайте совсем уж буквально это утверждение. В нашем ремесле задействованы многие слагаемые, в том числе и столь важное, как критическое отношение к тексту и героям.
— Как вы вживаетесь в образ? Что вас подпитывает?
— Сложный вопрос. Это всегда бывает по-разному. Иногда надо обязательно проехаться по местам, где происходит действие книги. Иногда даже и этого не нужно, а только некая мелодия — как вот «Минорный свинг» Джанго Рейнхардта из «Синдрома Петрушки» —звучит и звучит в твоей машине, и ты едешь под дождем, слушаешь ее бесконечно, и в сочетании с шорохом капель и шуршанием «дворников» эта мелодия подгоняет мысль, подсказывает новые повороты истории...
— О «сообществе» художников, о вашей второй половине...
— Это всегда прекрасно — присутствие рядом другого вида искусства, это мощная подпитка, повод сравнивать приемы стиля, сходство законов жанра. К тому же, мне повезло: мой муж, художник Борис Карафелов, — человек глубокий, проницательный и критичный. Это очень мне помогает.
— В жизни вы всегда доминантны? Часто ли вам приходится выступать в роли ментора?
— Есть такой грех. Но с возрастом понемногу смиряюсь. Понимаю уже, что мир не исправлю. Пытаюсь хотя бы с собой совладать, иногда получается...
— Проблема «отцов и детей» в вашей семье существует?
— Тема огромная и неохватная. Лучше бы отдельное интервью сделать. Причем уверена, что в любой семье будет что сказать на эту тему по обе стороны баррикад. Опять-таки, все зависит от конкретного случая, от характера, от настроений. У дочери всегда есть ключик к моему настроению. С сыном сложнее — между нами пролегает минное поле, и ошибка сапера стоит иногда больших жертв. Детей моих спасает от моего темперамента только одно — моя каторжная работа.
— В ваших книгах угадывается ваш темперамент, ваши эмоции, вы очень импульсивна. Было ли у вас желание скрыть их от читателя, быть беспристрастной?
— А это зависит от «нужд» каждого конкретного произведения. Существуют конкретные художественные задачи, которые я должна решить. И все идет на решение задачи. Никакого иного побочного «желания» что-то там скрыть или кем-то казаться...
— Как-то в одном из интервью вы сказали: «Искусство не обязано отражать жизнь, это нечто противоположное «жизни», параллельный мир, сказка, фантазия. И герой литературного произведения двигается в аутентичном художественном мире, созданном по своим художественным законам». О соотношении в вашем творчестве правдоподобного и кукольного мира... Это переплетается?
— Если я ставлю такую задачу. Врубель говорил: «Ты можешь написать абсолютно фантастическую картину, не имеющую ничего общего с действительностью. Но пуговица — хотя бы одна пуговица на костюме в картине — у тебя должна быть натуральной». Вы можете выстроить нереальный, фантастический мир. Но подлинность, осязаемость основных кирпичиков выстроенного «объекта» должны внушать уверенность в существовании этого мира.
— В своих интервью вы часто упоминаете произведение «Анна Каренина». Почему это так?
— Потому что для меня — это абсолютный и безоговорочный шедевр абсолютного гения. Там есть все, чего лично я жажду встретить в художественном произведении.
— Как вы относитесь к авантюризму?
— С почтением, иногда — с восхищением. Правда, надо еще и оговорить сорт авантюризма. Мы ведь не имеем в виду примитивное мошенничество? Авантюризм открыл Америку, изобрел кучу замечательных, совершенно необходимых вещей; авантюризму всегда сопутствует мужество и риск. Очень часто им руководит романтический запал. Ну, а уж для литературы подобные характеры — просто клад. У меня есть такой: Захар Кордовин в «Белой голубке Кордовы».
— Много ли в ваших романах личного? Или вымышленное все же превалирует?
— Никогда не пыталась разделить и взвесить на весах. И никто из писателей, уверяю вас, никогда не станет этого делать. Жизнь любого писателя почти целиком переходит на страницы его книг, но если это всего лишь и буквально его биография, то цена подобной литературе невелика.
— О ваших хобби и личных пристрастиях...
— Тоже весьма широкая тема. Если кратко, то путешествия, обаяние старины, истории в старинных вещах, ну и... еще небольшой список вполне телесных удовольствий. Я вообще очень ценю жизнь и все, что способна она подарить.
— Как вы относитесь ко всякого рода кризисам и подстерегающим современного человека на каждом шагу опасностям?
— Как солдат, причем как солдат боевых частей: всегда готова отразить, и всегда начеку. Ну и, не забывайте — в какой военнообязанной стране я живу. Она и сама по себе всегда начеку.
— О теме, которая волнует всех, — о терроризме...
— Террор будет преуспевать по мере возрастания успехов во всеобщей науке убивать и полного попустительства западного мира — не на уровне работы сил безопасности, а на уровне политических решений и спокойного отношения к деятельности так называемых правозащитных организаций, на деле поддерживающих и спонсирующих террор.
Сам по себе террор не нов, он просто усовершенствуется, приобретая вполне профессиональные навыки и в деле убивания целых толп, и в тонком искусстве демагогии и пропаганды. Противостоять ему можно, но для этого нужен высокий профессионализм, сплоченность всех западных стран, здравый смысл правительств, целенаправленность действий и ясное понимание того, что это — всего лишь часть борьбы в противостоянии Запада воинственному Исламу. И в этом деле нужна определенная последовательность: невозможно снабжать Сирию и Иран высокотехнологичным оружием и потом удивляться, когда грохнет у вас под самым носом.
— О вашей виртуальной жизни? Есть ли таковая?
— Не совсем понимаю вопрос. Вы имеете в виду интернет, общение в социальных сетях, какой-нибудь ЖЖ? Я не знаю туда дороги. Но явное благо электронной почты, доступность каких-то энциклопедий, справочников, архивных материалов, которыми можно пользоваться дома, у себя на экране, меня радуют.
— Планируются ли в ближайшее время экранизации ваших произведений?
— На днях, кажется, в марте выходит на экраны сериал по роману «На солнечной стороне улицы», ну и сейчас ведутся переговоры по приобретению прав на все три романа моей трилогии.