ПОКАЖИТЕ ЯЗЫК!

— Наталья Анатольевна, я заметила, что в последнее время стало модно говорить на хорошем русском языке. В кафе, в общественных заведениях, в больницах даже слышу, что молодые люди стараются произносить слова красиво, правильно. Поэтому появилось ощущение, что мы из 90-х вынырнули и поднялись на более высокую ступень. Это так?

— Я бы не сказала, что мы поднялись очень высоко. Но язык изменился, конечно. В результате чего? В 90-х годах произошла криминализация языка. И этот процесс можно было отследить на уровне слов: в речи простых людей появились выражения из воровского арго, бандитской лексики. К примеру, мы стали пользоваться словами «крыша», «беспредел», «разборки», «стрелки». Они раньше робко жались на периферии языка и вдруг устойчиво обосновались в повседневном общении. Плюс к этому стало падать уважение к правильной речи. И это случилось не только из-за криминализации.

В 90-е годы наши представители власти говорили очень неграмотно. Самый яркий пример, пожалуй, — это Виктор Черномырдин, над словотворчеством которого не смеялся только ленивый. Одно его «В харизме надо родиться» — чего стоит! Это была речь, в которой нарушались не только грамматические правила, но и принципы сочетаемости слов в русском языке. Вот еще один пример из Черномырдина: «Все это так прямолинейно и перпендикулярно, что мне неприятно». Это шло с экранов телевизоров, звучало по радио и даже печаталось в газетах. А мы с вами знаем, что люди, которые находятся во властных структурах, очень часто начинают диктовать наши социальные требования. Так вот требование грамотной речи в 90-е было сильно снижено. Но сейчас происходит определенный сдвиг: многие понимают, что писать нужно грамотно, что говорить нужно на хорошем русском языке. При этом в жизни современного русского языка происходит масса самых разнообразных процессов.

— Каких?

— Есть такое явление, как языковая мода, или мода на слова. Описать его можно примерно так: появляется социальная сфера, которая вдруг попадает в центр внимания общественной жизни. Когда-то это были гламур и селебрити, сейчас это рэп. Из этой сферы берутся какие-то словечки, которые подхватывают уже все. Например, слова «трушный» (реальный), «хейтеры» (люди, которые испытывают ненависть к чему-либо), «хейтить» (ненавидеть). Из среды хипстеров к нам пришло слово «хайп» (шумиха). Поскольку их употребляют теперь все, то люди, которые «не в теме», начинают расшатывать значения этих слов. Как-то я слушала радио. Диджей рассуждала об осени: «Погода ненастная за окном, и только от нас зависит — встретим ли мы ее жизнерадостно или каким-то хейтом». Что она имела в виду? Встретить ненавистью? Разве это верно? Получается, что значение слова размылось, и его теперь можно вставлять чуть ли не во все тексты. Такая же история ранее произошла со словами «знаковый» и «эксклюзивный». В какой-то период они были модными и в результате стали употребляться в сочетаниях типа «эксклюзивные окна». Хотя эксклюзивный — это исключительный. И если все начиналось с «эксклюзивного интервью», закончилось «эксклюзивными табуретками, холодильниками» и так далее. То есть со временем слово максимально расширяет свое значение, исчезает эффект новизны — и мода проходит. Но я уверена, что в моде на слова нет ничего плохого. Это закономерное явление, которое подтверждает, что для современного человека речевое поведение — часть имиджа.

— Но есть же еще одна тенденция: сегодня в русскую речь хлынул поток иностранных слов, у которых есть достойные отечественные аналоги. Недавно услышала разговор студентов, он наполовину состоял из англоязычных слов. Говорили так: «Мы риали едем на экшин-пати?»

 — Я бы не сильно переживала. Это мода. И если провести аналогию с модой на вещи, то становится понятно: что бы модельеры ни создавали, в истории останутся маленькое черное платье, классические брюки или джинсы, которые с годами не потеряют своей актуальности. То же самое с модой на слова. Но есть еще одна причина, по которой могут использоваться иностранные слова, — это тот случай, когда трудно найти аналог и поэтому нужно привлечь иностранное слово. Меня, например, поражает обилие таких слов, как толстовка, свитшот, худи. С моей точки зрения, это одно и то же. Но нет. Есть девушки в русских селеньях, которые четко знают разницу между этими предметами и даже спорят о ней. Очевидно, что для хипстерской прослойки, для которой важны внешние атрибуты, очень важно, как звучит слово. Так же важно, как то, из какой кружки ты пьешь какао, в каких ботинках ходишь или какие книжки читаешь. Поэтому и к словам такое же отношение. Пойдут ли дальше свитшот и худи? Не знаю. В отношении последнего совсем не уверена — слово явно нерусское, еще и не склоняется. А история показывает, что часто неудобные слова из языка уходят.

 — То есть время лишнее уберет?

 — Думаю, да. Это естественный процесс. Нужно учитывать, что в последние годы мир сильно поменялся, мы хотим удобства, в том числе удобства языка. Сейчас молодые люди хорошо знают английский и употребляют иностранные слова не потому, что они хотят навредить родному языку, а потому что им так удобнее. Вспомните, для человека с мифологическим сознанием очень важно вербально обозначить объекты вокруг себя: так появились названия у балок, лесов, урочищ. Если ты дал этому имя, то значит включил в пространство, которое тебе не навредит. Это архаическая черта сознания, которая здесь продолжает действовать. Есть хороший пример. Многих раздражает междометие «вау». Михаил Задорнов прошелся по нему катком. Но дело в том, что для этого междометия трудно найти русский аналог. Вау — это высокая степень удивления. Вы можете вспомнить равноценный русский аналог?

 — Только нецензурный...

 — Не обязательно. Можно сказать «ой», но это девичье, нежное. Или «ого, вот это да!» — мужское, брутальное, но с разговорным оттенком. И не в любой ситуации ты можешь так сказать. Получается, что междометие «вау» заняло свою нишу. Это слово выражает сильные эмоции и подходит любой социальной группе. Останется оно в русском языке? Вопрос сложный. Скорее всего, да — время покажет. Погибнет ли русский язык от этого слова? Не думаю. У лингвистов есть убеждение, что язык берет то, что ему необходимо, и со временем мы даже не можем отличить заимствованное слово. К примеру, слово «пальто», которое, кстати, когда-то, на ранней стадии заимствования, выглядело как «палетот» (от французского paletot). И хотя это слово так и не научилось изменяться по падежам, так же как кино, метро или шоссе, но мы к нему привыкли. Как же нам теперь без пальто?

 — Наталья Анатольевна, много лет жду, когда же будет решено, что делать со словами «пылесосить» и «побеждать». Я пылесосю или пылесошу? Побежу или победю?

— Ни то, ни другое. По-умному, эти слова называются глаголами с ущербной парадигмой. То есть в русском языке есть слова, у которых по разным причинам отсутствуют те или иные формы, и словари предлагают их не использовать, обходить. К таким словам относятся те, что вы назвали. Пока так.

— Нет надежды, что что-то изменится в ближайшие годы?

— Ответить можно, приведя в пример историю слова «кофе». Люди часто думают, что это именно ученые сказали, что теперь кофе среднего рода. Но ученые не диктуют языку и его носителям нормы. Они только наблюдают за их формированием. И во время этих наблюдений исследователи увидели, что большинство населения употребляет это слово в среднем роде. И в этом тоже нет ничего страшного или странного. Все несклоняемые неодушевленные существительные типа «шоссе», «кино», «метро» — среднего рода. Это связано еще и с тем, что носители языка часто, не зная правил, действуют по принципу аналогии. «Окно» или «поле» почему среднего рода? Потому что окончание «о» — оно мое. «Кино» или «шоссе» — оно, мое. «Кофе» в этом смысле ничем не отличается от «кино» или «шоссе». Оно не склоняется, неодушевленное, поэтому должно быть среднего рода. Но когда-то оно попало в русский язык в форме «кофий», склонялось: «кофия», «кофию» и т.д. (помните, была такая песенка: «Чашку кофию я тебе бодрящего налью?») и было словом мужского рода. Но эта форма — устаревшая, она уже ушла и практически не употребляется. В итоге современные словари фиксируют обе нормы — и среднего, и мужского рода. Люди, которым хочется выглядеть более грамотными, конечно, будут стремиться использовать форму мужского рода и говорить «крепкий кофе». Так сложилось, что более ранняя норма — это как бы для ценителей, гурманов, желающих подчеркнуть свою осведомленность в вопросах языковой нормы. Кому не важен имидж «аристократа от языка», тот вполне может пользоваться формой среднего рода, которая более демократична и при этом абсолютно легитимна с точки зрения законов русского языка.

— Каждый год в России проводится Руфест — фестиваль, который доступно рассказывает о нашем языке. Однажды я попала на лекцию, которую вы читали на Руфесте, и узнала, что у южан и северян разные голоса. Северяне по телефону звучат моложе, чем южане. Это так?

 — Да. Действительно. Есть даже исследования диалектологов на эту тему. Объясню чуть подробнее. Все мы в школе изучаем литературный язык, он у нас один на всех. Но помимо него, есть языковые традиции территорий, на которых мы проживаем, — традиции произношения. Они усваиваются с детства без специальных усилий — речь идет о говорах. К примеру, южнорусские говоры сильно отличаются от норм литературного языка. Это связано и с влиянием украинского языка, и с тем, что на нашей территории жило много переселенцев. Отсюда словечки вроде «тютина», «бурак», «жердела», фрикативный звук «г» и интонации. Дети усваивают это с рождения, и образуется языковая привычка — дальше мы воспроизводим именно такую интонацию, именно такие звуки, потому что наши органы речи привыкли работать так. Исследователи диалектной речи установили, что на севере люди привыкли говорить более высоко, поэтому их голос звучит моложе. А на юге — более низко. Исправить языковую привычку можно только с помощью специальных упражнений. С похожей ситуацией сталкиваются те, кто изучают иностранные языки. К примеру, французский. У нас нет звуков, которые были бы похожи на их r, поэтому органы речи, которые помогают французам его создавать, мы практически не задействуем. Чтобы подключить эти органы речи, нужно много работать со специалистами.

— На Руфесте речь шла и о том, что если у нас на телевидение не возьмут человека с говором, то в Америке — запросто. Говор даже может стать фишкой журналиста или ведущего. Почему так?

 — Потому что чистый литературный язык и произношение — это наша традиция. Помимо всего прочего, она связана с существованием СССР как государства: у нас были национальные языки, национальные культуры, гербы, флаги и так далее. Но при всем многообразии культур в целом советский человек рассматривался как неиндивидуализированная единица: и на центральном телевидении, и на радио, и в кино или театре он должен был говорить так, как предписывали общие правила. И если в его речи проскальзывали территориальные особенности, то это выдавало говорящего как человека плохо образованного. В Америке ситуация другая. Это страна переселенцев. Когда складывалась культура американская, то она не «села» на какую-либо материнскую культуру. Там любые национальные особенности имели примерно одинаковый статус и сохранили его. К этому нужно относиться как к данности, к исторической закономерности.