КТО ТАКАЯ.
Прима-балерина Большого театра, заслуженная артистка России Нина Капцова родилась в Ростове-на-Дону в 1978 году. В 1988 году поступила в Московскую государственную академию хореографии. Академию окончила с красным дипломом по классу Софьи Головкиной в 1996 году и была принята в труппу Большого театра. Мировую славу Капцовой принесли лирико-драматические партии в балетах «Жизель», «Спартак», «Сильфида», «Щелкунчик», «Спящая красавица», «Ромео и Джульетта». Нина Капцова замужем за пианистом Алексеем Мелентьевым, тоже работающим в Большом театре.
В феврале 2014 года она родила дочь Елизавету.
— Однажды вы сказали, что в 5 лет мечтали танцевать черного лебедя. Как ребенок в 5 лет может об этом мечтать?
— С тех пор как я себя помню, любила танцевать. Я еще не знала, что существует балет, но уже воспроизводила некие движения, которые походили на балетные па. Я усаживала родных на диван и под любую музыку, которую слышала — симфоническую или классическую, танцевала. Я просила угадать, что я изображаю. Я пыталась показать ветер, море… Даже любовь изображала.
— Но откуда возникла тема черного лебедя?
— В 5 лет я впервые посмотрела балет «Лебединое озеро», по телевидению. Я спросила тогда маму, где так красиво танцуют. Никогда раньше такого не
видела, смотрела как завороженная. Мама сказала, что в Большом театре. Я ответила: «Значит, и я буду балериной и буду танцевать в Большом театре». Я попросила маму сшить мне черную юбку и дома танцевала Одиллию, дочь Злого Гения.
— А кто ваши родители?
— Мои родители к балету не имеют отношения, по образованию они оба преподаватели иностранных языков, папа — политолог, кандидат философских наук, доцент. Родители интересовались искусством, старались меня развивать в разных направлениях. У нас в доме всегда звучала хорошая музыка. Я любила рисовать и играть на пианино. У меня были пластинки с разными балетами, в том числе «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Золушка», «Щелкунчик».
— Итак, вы объявили о своем решении родителям, и как они прореагировали на слова ребенка?
— Когда я первый раз об этом сказала, они посмеялись, всерьез мое заявление не восприняли. Мало ли что пятилетний ребенок сказал. Но мама видела, как я люблю танцевать. Она меня водила в балетный кружок. Мы жили тогда в Таганроге. Кружок назывался «Зернышко». Я настолько любила балет, что даже если простужалась и не ходила в школу, все равно просила маму отвезти меня в кружок. Говорила, что балет меня лечит. И мама меня возила.
А в 8 лет на день рождения мне подарили книгу о московском хореографическом училище. Таким образом я узнала, что есть место, где можно профессионально обучаться балету. И, конечно же, я захотела там учиться. Вот тогда родители серьезно всполошились и стали обдумывать ситуацию. Знакомых у нас в Москве не было, все знают, как сложно попасть в училище — 100 человек на место. Но в кружке, в котором я занималась, педагог Занина Светлана Федоровна говорила, что у меня большие способности, она советовала поступать. Родители не знали, как поступить, ведь я не одна в семье — старшая сестра в то время училась в институте... «Ты как взрослая должна подумать» — говорили они мне. «Ты там будешь одна, это очень тяжелый труд, и назад пути не будет, и учиться долго, и тебе это может надоесть». Прошло время, я сказала маме, что серьезно подумала, понимаю, что мне придется пройти через многие испытания, но я не могу жить без балета. Мама, конечно, переживала, но она меня поддерживала во всем, всегда была рядом.
Огромное спасибо ей за то, что она приняла решение отвезти меня в Москву. Два с половиной года я жила в интернате, а потом, остальные годы моей учебы, родители снимали квартиру, чтобы быть рядом. Тяжелые испытания и трудности выпали на нашу долю в Москве.
— А где сейчас живут ваши родители?
— В Москве.
— То есть они не придут на ваш спектакль?
— Нет, придут. Они приехали в Ростов по делам и заодно посмотреть спектакль. В Ростове живут мои родственники, моя бабушка, которой в сентябре будет 95 лет, и мои двоюродные братья.
— Вместе с Николаем Цискаридзе вы танцевали в балете «Урок» по пьесе Ионеско. Вам близок современный балет?
— Та хореография, которая гармонично сочетается с музыкой, мне всегда будет интересна. Я танцую «Укрощение строптивой» Жан-Кристофа Майо, «Сон в летнюю ночь» и «Дама с камелиями» Джона Ноймайера, «Онегин» Джона Крэнко, «Совсем недолго вместе» Пола Лайтфута и Соль Леон. Хотелось бы станцевать что-нибудь Форсайта. У современного балета есть свои плюсы, можно быть более раскрепощенным. Владение техникой как классического танца, так и современной хореографии обогащает танцовщика, раздвигает его внутренние рамки. Делает его еще более интересным на сцене. Современный балет понимает каждый по-своему.
— Мне кажется, что современный балет — даже более демократичный вид искусства.
— Это дело вкуса. Кому-то современная хореография может показаться улицей, «босячеством». А кто-то может найти в ней свое внутреннее «Я».
— Сегодня вы будете танцевать «Жизель». Трудный для вас балет?
— Для меня любой балет — не простой, если в нем заложен глубокий драматический сюжет, тот, на который я трачу не только физические силы, но и душевные, когда я проживаю роль. Чем больше эмоций я вкладываю в балет, тем труднее.
— На Спесивцеву «Жизель» оказала сильное воздействие. Она даже сама себе говорила, что не должна танцевать этот балет. У вас есть какое-то свое личное отношение к «Жизели»?
— Нельзя допускать того, чтобы стиралась грань между сценой и реальностью. Да, сцена сумасшествия психологически непроста. Но такие трудные моменты обязаны быть преодолимыми для профессионального артиста. Для меня это серьезная эмоциональная встряска, потому что каждую свою роль я пропускаю через себя.
— Рождение ребенка для балерины — непростой шаг. Приходится брать декретный отпуск...
— Я пропустила ровно сезон. Получилось удачно. Я еще танцевала первые три месяца беременности. Рождение Лизоньки для меня — одно из самых значимых событий в моей жизни. Дети наполняют нашу жизнь особым смыслом. Это наше продолжение.
— Вы говорите, что когда поступали в хореографическое училище, был конкурс 100 человек на место. Как сложились судьбы тех, кто поступал вместе с вами?
— Тогда из иногородних прошли четыре человека — три девочки и один мальчик. Иногородних набирали отдельно от москвичей. Из моего набора я осталась одна «выжившая», остальных потихоньку отчислили. Училище имеет право отчислять каждый год.
— И без права восстановления?
— Да. До последнего педагоги, конечно, пытаются помочь. Но если у человека не хватает каких-то способностей, то его вынуждены отчислить. Не так страшно, если это происходит в первый или во второй год, ребенок еще маленький, он еще может направить свои способности в какое-то другое русло. Хуже, когда это пятый или шестой год обучения — это уже подростковый возраст. Очень трудно расставаться с мечтами о балете.
— Наверное, в училище нервная обстановка?
— Я не просто так из интерната ушла. Обстановка к концу третьего класса для меня стала невыносимой. Мы жили по несколько человек в одной комнате. Дети иногда бывают жестокими. Мне завидовали. У меня уже были какие-то успехи, а у них что-то не получалось. В общем, не будем вспоминать то, что уже в прошлом.
— В 1996 году вы стали стипендиатом Олимпийского комитета России. При чем тут Олимпийский комитет?
— Давали стипендию в основном спортсменам. Ну и балету тоже досталось. Я была безумно рада — в тот момент денежные вопросы для меня были очень актуальными.
— Но сегодня у вас уже есть свой очаг?
— Да, есть. Слава Богу.
— Однажды в интервью вы назвали себя мягким человеком. Может ли мягкий человек выжить в жесткой балетной среде?
— Мне кажется, человека нельзя охарактеризовать одним прилагательным. Мой характер бывает противоречив. Трудности закаляют. Все, что не убивает нас, делает сильнее. Наверное, у меня есть крепкий внутренний стержень... Я — мягкий человек. Но я — боец. Мною всю жизнь двигала любовь к балету, желание танцевать и вера в мечту!