НАСТОЯЩИЙ ПИАНИСТ ИГРАЕТ НЕ ПАЛЬЦАМИ.

Ему аплодировал Папа римский и Герхард Шредер. Он выступал на крупнейших в мире сценах с аншлагами. Правда, все это пианист Александр Яковлев объясняет везением. 
Текст:
Анны Ивченковой
Фото:
из архива героя публикации
Источник:
«Кто Главный.» № 137
21/03/2018 12:19:00
0

Кто такой.

Александр Яковлев родился 19 февраля 1981 года в Ростове-на-Дону в семье врачей. В десять лет солировал в Ростовском симфоническом оркестре. Выпускник Ростовской консерватории и аспирантуры по классу фортепиано. В восемнадцать получил свою первую именную стипендию от Мстислава Ростроповича. Лауреат более шестидесяти международных конкурсов и престижных музыкальных наград. Является приглашенным профессором учебных заведений в Цинциннати (США), Такамацу (Япония), Бенаске (Испания), артистическим директором летней академии и фестиваля Beyond the piano. Выпустил альбом с произведениями Сергея Прокофьева на лейбле Sonore Records в Милане. Активно гастролирует по всему миру.


— Вы присаживайтесь, — отодвигает стул Александр, — а я на секунду: умоюсь с дороги. 

Мы встретились в полночь в круглосуточном кафе. Он только что приехал из Краснодара на машине, и «Главному» удалось перехватить его буквально на полчаса, потому что потом он улетал в Питер.

— Все! Я с вами, — устраивается напротив, пригладив взлохмаченные волосы. — Мне нравится мой музыкальный туризм. Сейчас лечу в Петербург играть на открытии крупной выставки, я там постоянно приглашенное лицо. Неделю назад был в Швейцарии, весь апрель — Латинская Америка, потом Бразилия, Эквадор, Мексика, скоро снова будет Краснодар. Еще стабильно летаю в Токио давать частные уроки. Всего получается 70–80 концертов в год плюс мастер-классы для учеников. Говорят, Сергей Рахманинов давал до 100 концертов, но я даже не представляю, как это.

— Но после кругосветных турне вы возвращаетесь домой. Как серьезному музыканту живется в нашей стране?

— Я мог уехать в Испанию — была рабочая виза, и имел вид на жительство в Германии. Но что-то всегда останавливает... Внутреннее. Нигде не могу долго быть, кроме России. В Европе для меня все слишком упорядоченно, что ли, а здесь гораздо интереснее жить. Единственное, не знаешь, что будет завтра, когда деньги закончатся (смеется). Когда из Ростова переехал в Петербург, сразу организовал фестиваль-конкурс пианистов Grand piano in Palace для детей со всего мира. Все сделано полностью на собственные деньги, а за образец взят швейцарский Verbier Festival. Правда, у них бюджет — миллионы долларов, а мы буквально по крупицам собирали. Хорошо, что стал покровительствовать Русский музей, предоставив нам все свои помещения. Помню открытие в доме-музее Бродского: на стенах без сигнализации, можно рукой дотянуться, картины Репина, оригиналы. Когда мы с детьми осознали, что перед нами подлинники, то испытали настоящее потрясение. Я бесконечно рад, что им дали эти шикарные площадки, что у меня есть возможность развивать маленьких. Жаль, в России сейчас практически нет меценатов уровня Мстислава Ростроповича. Когда я был совсем «зеленым», учился еще, не раз получал от него поддержку.

— Говорят, Ростропович вам лично звонил?

— Да, позвонил не директор фонда, а он сам: «Саша, вы одобрены на мою стипендию на пять лет. Рады?» Я говорю: «Очень!!!». Стипендиатов собрали в кафе около Московской консерватории. Мстислав Леопольдович угощал нас, рассказывал анекдоты и держался как с равными. Очень мне повезло тогда и везет по сей день.

— Так часто везет?

— Да постоянно! У меня никогда не было связей, никто за руку не тянул. С хорошими людьми буквально сталкивался на улице. Да что там... все конкурсы я выиграл чисто случайно.

— «Случайно»? Вы же претендент на запись в Книге рекордов Гиннесса, у вас 55 побед — ни у кого в мире нет такого количества.

— Это правда лотерея! Надо просто сказать: «Спасибо, что так получается». Например, на моем концерте в Мерзебурге каким-то образом оказался Герхард Шредер. Оказалось, он туда к маме приехал и решил зайти послушать классическую музыку. Смотрю: сидит, а вокруг куча охранников. Еще одна история произошла на масштабном конкурсе в Риме в 2006 году. Я прошел в финал, который обычно устраивают вечером. Днем заскочил на репетицию расслабленный, в рваных джинсах. Зал особенно не разглядывал, тем более там был уже погашен свет. Начал играть Моцарта с оркестром, а меня не останавливают. Думаю: «Странно. Наверное, репетируем насквозь весь концерт». Хотя обычно на репетициях тут отыграли кусочек, там, а потом обсуждаем и собираем пазл. В общем, оказалось, это и был финал, а в зале сидело жюри, которого я даже не видел. Объявляют, что я выиграл, и дарят мне рояль. Сейчас, правда, я завершил свою конкурсную деятельность.

— Вы продолжаете ездить по глубинкам?

— Этим площадкам больше всего нужна поддержка, они мои любимые. Играю по деревушкам, в старинных ДК небольших городков, в детских садах. Недавно выступил в доме престарелых, где половина слушателей оказались глуховаты, кто-то засыпал, кто-то просыпался, но в целом они были счастливы, поэтому меня ничего не смущало (улыбается).

— Какая самая сложная публика, по вашему мнению? Хворостовский считал, что российская.

— Невнимательная. Есть такие люди, которые начинают разворачивать конфеты в самом тихом моменте. Они считают, что концерт — это сфера услуг. Нет. Концерт — это интеллектуально-духовное погружение сродни медитации. Часто люди покупают самые дорогие места для имиджа, а у других совершенно нет денег, например, у студентов. Увидел, что на Анну Нетребко цена 150–200 тысяч рублей — для избранных. Музыка перестает быть народной, а это — ужасная катастрофа. Я бы отказался играть на таком мероприятии, даже если бы мне заплатили 100 тысяч долларов. На концерт должны себе позволить приходить все люди, которые любят музыку, всегда должны быть дешевые билеты.

— Представим: в зале те самые люди, которые действительно любят музыку. Ощущаете ли вы, глядя в ноты, что перед вами письмо, а вы обязаны прочитать и перевести его для зрителей?

Да. Хотя «прочитать» — мало, этот «текст» надо прожить по системе Станиславского: поверить в него максимально, как будто я — Прокофьев и написал это только что. Таким образом, только сам артист может трансформировать послание на бумаге в живую материю. Вот вам пример. Есть такой известный диск-клавир «Ямаха». С виду — обычное фортепиано, но внутри зашит компьютер, который считывает и запоминает силу нажима пальцев, когда вы музицируете. Потом извлекаете дискету, вводите в другой диск-клавир, и инструмент начинает играть сам на «автопилоте»: поднимаются и опускаются клавиши, бьют молоточки... Японцы попытались оживить копию, но все равно получается Франкенштейн. Примитивно говоря, без музыканта нет души, но на самом деле там нет вариантности развития. Настоящее искусство рождается, когда палец замер над клавишей... Божественность — в выборе вариантов. Больше всего люблю импровизировать с трактовками музыкальных произведений.

— Вольный пересказ классики?

— Не совсем, я цитирую ноты точь в точь, но... Помните мультик, где было «Казнить нельзя помиловать»? Когда играешь, ты тоже можешь расставлять «запятые» так, как это чувствуешь сам. У клавиш — сотня полутонов, полунажатий, и в зависимости от твоего выбора меняется смысл. Знаете «Лунную сонату» Бетховена? Напою сейчас (поет). Что слышите?

— Что-то медитативно-холодное.

— Согласен, что-то траурное даже. А вот Михаил Казиник, публицист, предложил такую транскрипцию: это похороны чувств. Вот нетрадиционное прочтение «Лунной сонаты», которое можно передать во время игры. Или сказка «Курочка ряба». Что произошло? Мышка разбила золотое яйцо, а курочка пытается всех вдохновить: «Ничего, я вам снесу еще одно золотое». Ее просят: «Не надо, нам бы простое». В этой сказке курочка хочет дать бабке и деду произведение искусства, нечто лучшее, а они говорят: «Возьми-ка ты это лучшее и куда-нибудь день. Нам нужны нормальные яйца, которые можно съесть, а лучше продать».

— Как быстро можно увидеть потенциал в молодом музыканте?

— За полторы секунды! Особенно у детей. Кому-то надо в игровой форме показывать, как птички летают, как рыбки плавают, какие при этом звуки рождаются. А кому-то достаточно сказать: «Слушай внимательно. Там — пустота». Один 9-летний музыкант после этого расплакался. Говорит: «Я все понял. Мне страшно, потому что там нет конца». Маленький человек сделал большое открытие прямо у меня на уроке... Да, у Рахманинова был огромный размах пальцев, но на самом деле, есть много исполнителей с такими же суставами, с такой же моторикой, но подобного звучания все равно нет. Потому что настоящий пианист играет не пальцами.

Читайте также:


Текст:
Анны Ивченковой
Фото:
из архива героя публикации
Источник:
«Кто Главный.» № 137
21/03/2018 12:19:00
0
Перейти в архив