КРИЗИС СРЕДНЕГО ВОЗРАСТА У МЕНЯ СЛУЧИЛСЯ В ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ.

  Кто такой.
  Василий Михайлович Вакуленко родился в 1981 году в семье военных.
  Помимо общеобразовательной школы учился в музыкальной, позже —
  в музыкальном училище на дирижерском отделении. В 1996-м он написал первую
  песню «Мой город» и собрал группу, которая называлась Street sound. 

Василий значился в ее составе под именем Баста Хрю.
— А потом спел «Мою игру». На следующий день, что называется, проснулся знаменитым. Для неподготовленного это было подобно смерти. Звездная болезнь? Нет, не появилась. Появились наркотики. Появились старшие друзья, реальные хулиганы, — вспоминает Василий. В 2004-м Василий по совету Богдана Титомира переезжает в Москву. Альбом «Баста 2» вышел в 2007-м и стал хитом продаж.Часто Вакуленко выступает под именем Ноггано, где предстает, по его же словам, в качестве дебошира, матерщинника, бабника и сволочи. В июне 2009-го Вакуленко женился. В декабре 2009-го у него родилась дочка Маша.

В.В.: — Главное — не взорваться сейчас от эмоций! Сколько лет прошло... Я сюда точно так же шел в первый класс. Прекрасно это помню. Тогда погода была пасмурная, не такая, как сейчас. Лил дождь. Я был в пальто и в берете. В берете! Ты понимаешь, что такое прийти в школу в Рабочем городке в берете? В восемьдесят седьмом году. Это же полное фиаско! Я шел, нес цветочки, а сам все думал про этот кошмарный берет. Но тут птичка мимо пролетала и... испортила берет, спасла меня, слава богу. Меня вел за руку любимый дедушка, царство ему небесное. У него еще был портфель, который мне страшно нравился. И он мне сказал тогда: «Вот, доучишься до десятого класса, я тебе свой портфель подарю». Для меня это было все равно, что сейчас пообещать половину Аляски в подарок. Нет, наверное, нет сейчас ничего такого, что могло бы сравниться с тем портфелем. Поэтому до десятого я доучился.

Мой собеседник обгоняет меня и уверенно преодолевает оставшееся расстояние до дверей тридцать второй школы. Облитый солнцем школьный двор необычно пуст, только возле стеклянных дверей в стайку сбились несколько мальчишек. Они как заколдованные смотрят на крепко сбитого, татуированного парня в майке с надписью «Ноггано» и, по-моему, даже не дышат. В конце концов один из них вскрикивает: «Это же Баста. Настоящий!»...

Его лицо не увидишь на обложках глянца. Его клипы не транслируют по телевидению. Он не славен сексуальными скандалами, несмотря на мощный заряд тестостерона, которым он практически искрит. Он не участвует в псевдоблаготворительных или политических акциях, не танцует танго и не катается на коньках. Он вообще не пиарит себя. Но в лицо его знают все. Его любят даже те, кто в этом не признается. Баста а.к.а Ноггано с самого начала занял не просто нишу «певца улиц», но стал в своем роде общественным явлением и где-то даже национальным героем.

И герой только что вернулся в школу. «Вы хотите привезти Васю? Сюда?» Неделей раньше три бывшие учительницы Василия Вакуленко неуверенно жмут плечами и тревожно переглядываются: «Но у нас с ним были такие сложные отношения. Неужели он действительно хочет нас увидеть?»

Он хочет. Глаза Василия блестят, и он слегка нервничает. Между взволнованными учителями и учеником непреодолимым препятствием стоит плечистая работница школьной охраны. Она улыбается, потому что знает, кто перед ней, но не пропускает все равно: у Васи и сопровождающих его друзей килограммов под двести и ростом под два метра нет паспортов. Я скромно ручаюсь за всю компанию, и после бурного приветствия и застенчивых объятий с учителями Василий нетерпеливо устремляется в школьные коридоры.

В.В.: — Здесь гардероб, и раньше висело зеркало! Здесь девочки садились на скамейку и сооружали себе челочки. Помнишь, были такие челочки модные? Они их лаком заливали. И самое крутое было — подождать, пока она его намостит, а потом подойти, схватить ее за эту челку и ка-ак... Нас за это ругали, конечно, сильно. Но вообще, гнусного я в школе ничего не делал!

Василий хитро улыбается, и я делаю вид, что верю ему. Он вдруг меняется: движения его становятся неуклюжими, и уверенность состоявшегося мужчины странным образом разбавляется едва заметной, трогательной детской неловкостью. Мне думается, что среди этих свежеокрашенных стен в своих мыслях тридцатилетний Василий вернулся на двадцать лет назад. Я практически уверена, что сейчас перед моими глазами — одиннадцатилетний Вася, который еще представить себе не может, через какие испытания в скором будущем пройдет, чтобы в итоге стать музыкантом, которому все поверят.

В.В.: — Школа ребенку дает все. Я вообще считаю, что для того, чтобы в стране было хорошо жить, надо обеспечить только две вещи: достойную старость людям с хорошей пенсией, с условиями для жизни, и мощный старт молодежи. Школы, университеты, чтобы у всех была возможность получать хорошее образование. Образование помогает человеку формироваться как личность, закладывает необходимый для жизни базис, который определяет его дальнейшую судьбу. Если образование будет доступно и качественно, тогда и годы от института до пенсии у людей уже будут складываться удачно сами собой. Все здесь изменилось, конечно. Сейчас это просто Сорбонна по сравнению с тем, что было, когда я учился. Что, нефть под школой нашли? Кабинет директора я помню отлично. Я его часто посещал. Очень часто. И кабинет химии. Кстати, химия — это единственный предмет, в котором я преуспел. На втором этаже мы останавливаемся у длинного, ярко освещенного коридора, заканчивающегося дверьми в новое крыло здания.

В.В.: — Это мы называли взлетной полосой. Здесь можно было разогнаться от лестницы и долететь до самых дверей. В той части были как раз музыкальный класс, спортивный зал, актовый зал. КВНы всякие устраивались, концерты, дискотеки. Я очень активно участвовал во всем этом. На это у меня хватало сил. Я как раз учился еще в музыкальной школе в то время, и музыка, концерты — это все, что меня реально интересовало. 

Меня подмывает предложить Василию вспомнить детство и повторить разгон, но в последний момент я все же воздерживаюсь. В кабинете биологии педагоги внезапно вспоминают о споре по поводу происхождения человека: «Василий был тогда очень религиозный. Он приходил на занятия красивый — в костюме, при галстуке, и с Библией. Он выходил к доске и начинал доказывать, что Дарвин был не прав, что все создал Бог».

В.В.: — Да, любил я тогда развести трали-вали… Но я до сих пор выступаю против Дарвина. Я не верю в эволюцию обезьян. Я не принимаю, что я… продукт эволюции. Я не верю, что Менделеев, Бах, Чайковский, что все эти люди произошли от обезьян. Есть такая вещь как божий промысел, и никому не хочется верить, что после смерти мы исчезаем бесследно. На генетическом уровне у каждого человека есть память о вечной жизни. Так же, как и свойственное каждому человеку желание научиться летать. Я уверен, что мы летали. У меня есть друг один, ярый дарвинист, и мы с ним как-то спорили до пены, до конвульсий. Я ему в конце спора сказал, что, судя по тому, как ты со мной споришь, ты точно произошел от обезьяны.

Я сидел на последней парте. У меня еще был друг, он первый раз в жизни получил четверку за то, что четыре раза подряд привел пример естественного отбора. Встает и говорит, мол, вот голуби. Слабые голуби, им по жизни тяжело, и сильные голуби их заклевывают. Потом садится. Опять встает и говорит: можно второй пример? Вот волчата. Рождается слабенький волчонок, и сильные волчата его… И так четыре раза подряд. Здесь еще учился мой двоюродный брат, так он любил садиться на первую парту и есть сухарики. Он их постоянно ел. И через некоторое время учительница написала у него в дневнике: «покормите ребенка».

Насколько я помню, класс у нас был дружный. Конечно, были разные естественные житейские ситуации, но никакой жестокости не было. Ничего такого, что показывали в сериале «Школа». Не могу сказать, что я намеренно пытался привлечь к себе внимание. Ну да, носил штаны задом наперед и шиворот-навыворот и исписанные ручкой. Я вообще все исписывал ручкой, кошмар, что творил. Но я не помню, что меня бы за это сильно трепали, таскали по педсоветам. Как-то по-человечески все решалось, ко мне всегда было доброе отношение. Меня поддерживали, хотя я был не лучший подарок для педагогов. Поэтому у меня остались только самые лучшие воспоминания. Вот моя жена хочет отдать дочку в элитную школу, но я против этого. Я считаю, что социальная адаптация происходит у ребенка только в самой обычной школе, в обычных условиях. Родители должны заниматься своим ребенком. У моих родителей, к сожалению, заниматься мною не было времени. Меня воспитали бабушка с дедушкой. Им было тяжело, конечно.

Мы заходим в святая святых — школьную столовую. Пахнет котлетами и пирожками с повидлом. За одним из длинных столов стучат вилками третьеклассники. Они мгновенно прекращают есть. По столовой проносится: «Баста здесь! Настоящий!!!» Однако вопреки моим опасениям ребята не срываются со своих мест. Они завороженно наблюдают, как пышная повариха в крахмальном колпаке выносит поднос с плюшками и угощает Василия.

Василий громко желает всем приятного аппетита. Самые смелые малыши шепчут «спасибо» в ответ. Огромные друзья Васи стеснительно интересуются: «А беляшика не найдется?» Повариха краснеет и извиняется, что жареных пирожков нет, но друзья уже довольно нюхают посыпанные сахаром ароматные сдобные булки и теплый компот в граненых стаканах.

В.В.: — Актовый зал — знаковое место. Здесь проходил КВН, танцы. Был у нас как-то КВН на тему физики. Мы делали тогда рэп про физику, про частицы. У меня был синтезатор «Ямаха» пятьдесят первая. Было весело. Зал был всегда полный. Пятьдесят вторая школа к нам приходила, союзники наши были родные. Вместе было весело шагать по просторам. У семьдесят восьмой школы к нам вечно возникали какие-то вопросы, и мы вечно что-то делили. Конечно, мы были хулиганами, могли прогулять, поспорить с учителем, из детского максимализма могли иногда даже нахамить, но, знаешь, всегда была совесть. Мы всегда знали, когда надо остановиться. Сейчас интернет, компьютеры, обучение другое, но тогда нам давали фундаментальные понятия и знания о порядочности, о человечности, о чести,

об адекватных человеческих отношениях. В любом случае, я могу сказать, что у моего поколения есть понимание совести. А совесть либо есть, либо ее нет. Сейчас я смотрю новости и вижу, как пять третьеклассников забили насмерть ветерана. В мое время этого произойти не могло. Мы знали, кто такие ветераны и что они сделали для нас. У меня самого дедушка был военный. В наше время дети не понимают, не имеют представления об этом. Но

это вопрос, в первую очередь, к родителям. У меня, слава богу, были примеры: мои бабушка с дедушкой. Я смотрел на них и учился. Я много ошибок совершил в дальнейшем в жизни, но никогда не было у меня подлости, внутренней червивости какой-то. Я всегда старался оставаться на плаву, оставаться человеком. Я сам не совершал подлостей и мне трудно прощать подлость другим, но в жизни могут возникать разные ситуации, и человеку можно

очень многое простить, если ему удается сохранить человеческий облик. Единственное, что я не могу прощать — это беспринципность в отношении слабых, стариков. Для меня это вопиющий ужас, который сводит меня с ума. Вообще, отношение в нашей стране к старикам просто дикое.

Если бы меня спросили, я бы предложил включить в школьную программу предмет вроде «человеколюбие». Не в смысле глобальной риторики, а конкретно: учить ребенка общаться, учить любить людей, которые рядом; учить просить о помощи, благодарить. Все эти важные знания помогут ребенку налаживать социальные связи.

Родись я заново, то прожил бы ту же самую судьбу. У меня в жизни все нормально, так что моя судьба меня полностью устраивает. Нет ничего такого, что бы я страшно хотел и не мог получить. Деньги не влияют на мою жизнь, и это самое главное. Они надо мной не властны. Сегодня их нет, завтра — есть. Это не имеет значения. Для меня ценность — человеческие связи. У меня есть семья, у меня есть друзья, есть страна. Мне еще повезло, что кризис среднего возраста у меня случился в шестнадцать лет. В шестнадцать у меня были депрессии, потеря жизненных ориентиров, идеалов, ценностей. Я его преодолел, и модную тогда песню Мистера Малого «Буду погибать молодым» я переосмыслил по-своему. Я для себя решил, что нужно постараться до конца своих дней остаться молодым и уйти молодым, а не рухлядью. Не ворчать, что молодежь пошла не такая, что все не так. Это мой девиз, и я намерен его придерживаться. 

Прощаясь, Василий по-мальчишески лукаво улыбается. Василий Вакуленко, бывший ученик тридцать второй школы, убегает по лестнице с надкусанной булкой в руке.