Кто такой.
Ливанов Аристарх Евгеньевич, народный артист РФ, родился 17 марта 1947 года в Киеве. Мать и отец были руководителями кукольного кружка в Доме пионеров. В 1969 году Аристарх окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии. Тогда же он впервые женился на своей юной сокурснице. По распределению был направлен в Волгоградский ТЮЗ . В 1971 году Аристарх снова женился и через год стал отцом сына Жени, но супруги вскоре расстались. В 1973 году молодой артист попал в Ростовский тюз, а позже — в театр драмы, где сыграл Гришку Мелехова в «Тихом Доне». Параллельно Аристарх работал и в Таганрогской драме. В 1977 году Ливанов был принят в театр имени Моссовета, навсегда покинув Ростов со своей молодой супругой Ларисой, помощницей режиссера тюза. В том же 1977 году, уже в Москве, родилась их дочь Нина. Успех и известность пришли к Ливанову в 1980 году после роли белого офицера Сержа Алексеева в приключенческом фильме «Государственная граница».
— Во МХАТ е я сыграл много нормальных ролей, но снимков того периода не сохранилось. Есть только фотографии из Ростова. Гришка Мелехов, другие — это мой основной архив. Наверное, потом я уже не очень дорожил фотографиями. Ну, играю и играю. Но каких-то ролей жаль... Скажем, я Плюшкина играл во МХАТ е. После Смоктуновского. А у меня фотографий, где я на сцене, нет... Могу похвастаться. Вот скажите, кто самые рьяные поклонники театра? Это женщины, которые рассаживают по местам. Они очень ревниво следят, как проходит спектакль, что меняется. Вот пришел новый артист, они сразу же оценивают его — приобретение или не приобретение. Так вот, эти дамы, которые все видели в этой жизни, стояли в ряд и кричали: «Ливанов, браво!» После Смоктуновского получить такую оценку — дорогого стоит! И нету у меня такой фотографии... Между прочим, после моей сцены с Плюшкиным надо было еще полтора часа ждать поклонов. Потому что в финале надо было выйти и поклониться.
— Это было ваше желание?
— Так было заведено. Но... Потом я уже сбегал. Ну чего сидеть?
— Сейчас мало кто сидит.
— А в Ростове я провел четыре с половиной года, в трех театрах. В театре имени Горького я играл Гришку Мелехова, с тюзом ехал в Ленинград на гастроли с репертуаром, что играл до перехода в театр имени Горького, плюс репетировал Астрова в театре имени Чехова в спектакле «Дядя Ваня». Официально работал в трех театрах.
— Это, наверное, уникальный случай.
— Уникальный. Но у меня эта ситуация повторилась: я принес свою трудовую книжку во МХАТ , продолжая играть в Театре имени Моссовета — С альери в «Маленьких трагедиях», а в театре Советской Армии — князя Мышкина. Два взаимоисключающих характера. Это называется диапазоном актера! Продержался год, пока в июне 1988-го театр Советской армии не поехал на гастроли во Владивосток, а МХАТ должен был отправиться в Киев. Я просил руководство того и другого театра как-то развести спектакли. Все можно было сделать. Но руководство ни того, ни другого театра ничего для этого не сделало. И мне пришлось выбирать... А сейчас я на договоре. Уже 22 или 23 года. Я — свободный художник, и мне это нравится, потому что я сам могу определять, что играть, с кем и где. Это не у всех получается. Думаю, что есть актеры, которые мне по-хорошему завидуют... Что еще сказать? В Ростове была счастливая пора, когда в хорошей форме оказался Театр юного зрителя. Режиссер Юрий Еремин принял театр в неплохом состоянии, а поднял его на недосягаемую высоту. В этом театре я играл все, что хотел, потому и был замечен театром имени Горького.
— Что это были за спектакли?
— А как у вас был устроен быт? Это же были времена тотального дефицита.
— Вы знаете, я ничего этого не помню. Сначала я любил и умел готовить. Потом место у плиты заняла моя супруга, и я разучился. Мое фирменное блюдо — а я охотник — это утка в яблоках. Мы с моим другом — актером Лешей Соловьевым, тоже охотником — побили немало уток на Маныче. Домашняя утка — это не то... Маныч, Веселый! Сколько там водки выпито. Под гармошку.
— Тогда это было популярным времяпрепровождением. Были базы рыболовов и охотников.
— Я могу про базу рассказать. Егерь Ваня из-за очень хорошего отношения к нам — мы все-таки артисты, а не кто-то там, однажды сказал: «Хотите я вам покажу генеральскую комнату?» Мы увидели диван, ковры, телевизор, холодильник. «Вань, а телевизор с холодильником зачем, если света нет?» Вань говорит, что так положено... Но главная особенность того времени была в том, что мы были молодые, нам хотелось работать, было весело, и мы хотели стать самыми талантливыми. Меня премировали поездкой в Москву по линии Всероссийского театрального общества на десять дней — оплачиваемая командировка, чтобы я посмотрел лучшие спектакли Москвы. Так вот, я год не мог найти десять свободных дней, 10 дней без спектаклей с моим участием.
— Какая в целом была атмосфера в Ростове в те годы?
— По-разному относились к тюзу и драме. Драму молодежь считала архаикой. И они были почти правы. А в тюзе было все новаторское, живое, молодежное. Молодежь и интеллигенция считали своим долгом смотреть спектакли по нескольку раз. Знаю людей, которые ходили на «Орфея» до 50 раз. Билеты было невозможно достать. В фойе висели тексты песен, их девочки и мальчики переписывали.
— Кто был автором текстов?
— Николай Скребов. У него недавно был юбилей (80 лет. — «Главный») и мне кто-то звонил. У меня не получилось приехать, да и мне толком не объяснили, когда это будет. Может быть, мне надо было ему написать какие-то стихи, прислать телеграмму. Но куда? В Ростов — Скребову?
— Он работает на Дон-ТР , ведет поэтический кружок.
— Я-то этого не знаю... Раньше он был в журнале «Дон».
— Уже журнала такого нет...
— Не знал.
— Актеры любят жаловаться на низкие зарплаты. А в те годы сколько получали в театре?
— Я ухитрялся платить алименты со 120 рублей. Когда опаздывали, брали такси. С угла Энгельса-Ворошиловский довозили за рубль.
— 120 рублей — это была средняя зарплата советского человека.
— Да. Это ведущий артист получал. А начинал я с 95 рублей в Волгоградском тюзе.
— А тамадами на свадьбе актеры подрабатывали?
— Нет. Однажды у замдиректора тюза Компанийцева я был баянистом на свадьбе.
— А как вы все-таки попали из Волгограда в Ростов?
— К этому приложил усилие Леша Соловьев. Я к тому моменту, после Волгограда, отслужил в армии, год отработал в Рязанском тюзе, но он там распался. Леша узнал, что я «повис», и сказал: «Приезжай ко мне, в Ростов-на-Дону, на Маныч поедем». Я помню, что приехал в Ростов на старый новый год.. Потом был спектакль «Свой остров», где я играл начальника шахты. Мы добывали сланец. Сашка Габ, известный ростовский острослов, предложил повесить плакат «Мы за сланцы». Не разрешили... Почему-то мне понравилась атмосфера за кулисами. Я понял, что это не театр, а семья. Я это всегда высоко ценил... Когда меня брали в театр, директор сказал, что надо семь человек выгнать, а взять меня одного. Два года прошло, мы подсчитали, я пришел, а семь человек ушли. Чиндяйкин ушел. Он хорошо играл на гитаре, пел и сочинял стихи. Когда пришло время распределять роли в «Орфее», главную отдали мне. Чиндяйкин не привык к такому отношению, он уехал в Омск и там, кстати, нашел свое личное счастье — отбил жену у режиссера Хайкина, ходил по улицам и кричал: «Я тебя люблю, я тебя отобью все равно». Хайкин, он тоже приехал в Омск из Ростова, не выдержал — с ума сошел. Вот такие были в нашем кругу страсти... Жора Мартиросян ушел. Точнее, Жору уволили из театра — безалаберный был артист, мог опоздать, не приехать, не прийти, не выучить текст. Потом он года три или четыре был диктором ростовского телевидения. Когда была передача о ростовском тюзе, и он, зная нас всех как облупленных, объявлял: «У нас сегодня в гостях — и глядит на меня — Аристарх Ливанов». Очень смешно было. Это он так прикалывался.
— И почему же вы покинули театр с такой прекрасной атомосферой?
— А я всегда оказывался там, где был нужен. Куда звали. Когда Еремин уехал в театр Советской Армии — поднимать там художественный уровень — он задумал поставить «Идиота». Он вспомнил обо мне. И я пригодился.
— А с кем-то из ростовчан вы поддерживаете отношения. Есть такие?
— Есть. Пономарева Елена. Всю жизнь она отработала на телевидении, а 15 лет назад была обозревателем. Не знаете ее?
— Не знаю.
— А я знал всех.
— Много писали в те годы о театре? Сейчас редко пишут.
— У меня вот такие пачки вырезок! Когда журналист смотрел спектакль не один раз, он мог тебе на самого себя открыть глаза. Одна из рецензий Лены Пономаревой называлась «Артист гарантированного вдохновения». Статья — высший класс. Я же о себе так не думал. Прочитав, понял, что я к этому стремлюсь. Иной раз у меня это получается... Был очень сердитый критик Браиловский — который не любил театр и артистов. Он сидел в зале и исходил отрицательными эмоциями. Его, наверное, уже давно нет на свете, но я о нем помню. Еще был критик, фамилию забыл. Так вот, они с Браиловским надо мной издевались. Помню, в редакции «Молота» обсуждали наш «Тихий Дон». Я произнес такую фразу — помню до сих пор: «Я не имел права играть Григория Мелехова, потому что центр моих возможностей находился за пределами этой роли. Но я сделал все необходимое, чтобы расширить эти возможности, в результате центр моих возможностей оказался в центре роли». Так они второе предложение не напечатали. Получилось, что я сам себя оплевал. Случайность?
— Головотяпство.
— Нет, это не головотяпство. Это не ошибка. А когда я в Москву уехал, они здесь остались. Как это? Да так! Уезжайте! Сделайте что-нибудь, чтобы вас пригласили, и работайте на здоровье! Вам кто мешает?
Перейти в архив