Человек из Ебурга

— Когда балерина Спесивцева перебралась в Петербург, а родом она из Ростова-на-Дону, один петербургский критик сказал ей: «Здесь вы сможете реализоваться как трагическая актриса». Она: «Ой, как здорово, трагическое — это настоящее». А какого рода артист может состояться в Екатеринбурге?

— Можно реализоваться в полной мере при помощи «Коляда-театра». Трагик или комик? Давно уже не существует таких разделений. Я реализован абсолютно, на 100%. Я сыграл столько ролей, сколько мало кто сыграл.

— А какой город Екатеринбург?

— Меланхоличный. Осенний, скорее всего. Говорят, что Екатеринбург суровый, но он не такой суровый, как Сибирь. Очень интересный по характеру город. Такие уральские сплин и меланхолия.

— Вы только что побывали с гастролями в Краснодаре и Ростове. У вас есть ощущение, что здесь что-то другое?

— Краснодар — это юг. Все-таки юг — это какая-то расслабленность. Ростов мне очень понравился по характеру. Такой город с характером. Он и не унылый, но и никто не корчит какого-то позитива. Это по-хорошему серьезный город.

— Краснодарский край всегда был житницей, а в Ростове производили технику для этой житницы. Тут было больше интеллигенции... А какие-то песни из Ростова доходят до Екатеринбурга?

— Ну, конечно, Баста, рэп, «Каста». «Каста» же из Ростова?

— Да.

— Больше не помню никого.

— А «Запрещенные барабанщики»?

— Они из Ростова? Это круто. У меня был их первый альбом, очень серьезный. Круто. Это одна из любимых моих групп.

— На ваше творчество влияет настроение города?

— Конечно, влияет. У нас свой юмор, свой взгляд на жизнь. Есть в литературе такое понятие «уральский магический реализм».

— А кто его представители?

— Например, писатель Анна Матвеева. Пишут, что она — яркий представитель уральского магического реализма. Это очень круто... Урал — это еще и Пермь... На Урале были первые индейцы.

— Индейцы?

— Здесь были первые древнейшие города, в которых люди, как и индейцы, жили племенами. Их называют «уральские индейцы».

— Первый раз слышу.

— Да.

— События в вашей жизни влияют на песни? В одном из интервью я прочитал, что вы сидели в камере предварительного заключения, а потом написали песню.

— Было дело. Приняли нас, загребли компанией. Курили не то. Стандартная ситуация по тем временам.

— Обошлось?

— Обошлось... Всегда есть пара-тройка песен о наших путешествиях по Сибири, например. Про то, как нам не улыбаются проводницы. Было время, когда музыкантов просто ненавидели таксисты и проводники. Потому что пьют, гуляют. Помню, бежим в Питере на поезд с гитарами, со всем барахлом, а проводница нам кричит: «Только попробуйте, только попробуйте, на первой же станции высажу». А мы еще даже ничего не начали. А таксисты возмущались, когда мы заполняли их багажники каким-то барахлом. Сейчас как-то все успокоились.

— Недавно здесь, в Театре «18+», была дискуссия. Говорили, что сегодня театр схож с рок-движением в 80–90-е. Типа театр сегодня — это рок-н-ролл в советское время. Что думаете, как представитель театра и музыки одновременно?

— Абсолютно точно. Театр сейчас нелегальнее, чем любой рок. Рокеры делают что хотят в своих маленьких забегаловках и клубах. Никто к ним серьезно не относится, потому что это уже жанр и он не должен что-то там нести. А театр до сих пор у нас что-то святое. То, что там произносится, до сих пор ужасает людей. Да, театр занял нишу рока, а также ниши писателей и поэтов. Театр до сих пор может волновать, провоцировать и так далее. Речь о современном независимом театре.

— Недавно выяснилось, что в Ростове нет эфирной радиостанции, которая бы транслировала местную музыку. А как с этим в Екатеринбурге?

— Так же. Разве что могут пригласить на утреннюю передачу. Реально только онлайн-радио. Есть хорошая телекомпания ЕТВ, которая освещает события в городе. Но сейчас работают в основном соцсети. Это такой альтернативный телевизор.

— В Екатеринбурге может достойно существовать музыкант или актер?

— В последнее время — да. Может отлично существовать. Я существую. Город развивается, все развивается. 

— Вам есть, где развернуться — у вас в области 38 театров...

— Но хороший только один — «Коляда-театр». Серьезно.

— Как Коляда возник в вашей жизни?

— Я учился в институте и параллельно стал работать в Свердловском драматическом театре. А на малой сцене Коляда ставил первые свои спектакли. И сначала взял меня в массовку. Была такая война большой и малой сцен — современного театра против нафталинового театра. Это было в 93–95-х годах. Мне было 19 лет.

— То есть Коляда возник раньше группы?

— Параллельно. Мы уже что-то играли, что-то пели. Мы назывались «Шаманы», сочиняли песни вместе с Юрием Облеуховым.

— Вы пишете текст, а он — музыку?

— Юрий приносит музыку — мелодии, рифы. И мы начинаем это дело как-то обустраивать. Делаем демозапись, а потом на нее я уже сочиняю текст.

— Вы за свою жизнь сыграли уже столько ролей — Чехов, Шекспир, Гоголь. Многие актеры могут только мечтать об этом.

— Наверное, я не совсем настоящий актер, потому что у меня никогда не было желания что-нибудь такое сыграть. У меня было одно желание — играть хорошо, качественно и круто. В том, что я столько сыграл, — заслуга Николая Владимировича Коляды (драматург, режиссер, руководитель «Коляда-Театра» и Центра современной драматургии. — «Главный»), который стал мне давать одну за одной такие роли. Вот и все.

— А если бы не было Коляды? Как вы себе представляете свою жизнь?

— Наверное, работал бы в драмтеатре. Группой, наверное, занимался. Что было бы с группой — неизвестно. Потому что нельзя сказать, что я — человек с большой силой воли. Может быть, она была бы в жесточайшим андеграунде, может быть, распалась, может быть, я бы спился, может быть, устроился бы на какую-нибудь дурацкую работу.

— Пять лет назад в одном из интервью вы сказали, что в ваших планах — расширение, захват мира и так далее. Есть еще такие планы?

— Нет, таких планов нет, но расширяться надо. Я бы с удовольствием делал то, что делаю, но запись альбома требует денег, хочется писать еще лучше и качественнее. Меня до сих пор не устраивает качество записи. Поэтому надо, чтобы народ ходил на концерты. А нам надо выпускать клипы.

— А эти клипы, кроме как в интернете, где-то можно увидеть?

— Нет, конечно. Но нам достаточно. Чтобы, так сказать, «качнуть».

— Как ваши родители воспринимают ваше творчество? Помогают?

— В детстве мама отдала меня в капеллу. Она хотела, чтобы я рос в культурной среде. Единственный способ выжить в Свердловске в то время — это нырнуть в культурное пространство. Это всегда помогало. Это идеальная защита от убожества.

— Однажды Коляда сказал: «Слава Богу, что в Екатеринбурге не снимают сериалов и поэтому актеры не отвлекаются на какую-то ерунду».

— Правильно. Что-то там «посъемывают». Но не так масштабно.

— А к вам обращаются?

— Постоянно. 10 лет я отказывался. Потом все-таки... Понятно, что я не мог отказать Алексею Федорченко (речь о фильме «Ангелы революции». — «Главный»). В «Орлеане» (Режиссер Андрей Прошкин, сценарий Юрия Арабова, музыка Алексея Айги и The Tiger Lillies. — «Главный») снялся, потому что был очень хороший сценарий. И тогда меня прижало очень сильно по деньгам, жена, дочь, все дела. Я для себя решил, что снимусь в первом попавшемся фильме. Слава Богу, попался «Орлеан». И сейчас примерно такая же ситуация. Я не могу разбрасываться и сейчас снимаюсь в двух сериалах. Сейчас все снимают сериалы, к сожалению. И режиссеры переходят на сериалы. Такое время. От этого не убежать. Мне нужны деньги не только на семью. Я кое-куда их вкладываю, скажем так. В хорошее, полезное дело. Во-вторых, мне нужен опыт, чтобы хорошо играть в кино. В кино я играю хуже, чем в театре.

— С чем это связано?

— С опытом. Надо просто сниматься. Во-вторых, я стараюсь выбирать все-таки достойные сериалы. Сейчас я снимаюсь в таких топовых вещах. В-третьих, надо, что называется, сверкнуть лицом. Ребята из «Коляда-театра» снялись у Лозницы в «Кроткой», Василина Маковцева съездила в Канны, и в театр пошел народ. Месяц ходил народ. Потом, правда, был отток. Но после «Орлеана» никто не пошел.

— Да его, наверное, никто и не видел.

— Хороший, кстати, фильм... Но это вещи, которые все равно нужно сделать.

— Кстати, как вы определяете жанр, в котором играете?

— Сейчас все инди-рок. Все, что вне официального радио и телевидения, — это инди-рок... Ну, не знаю, может быть, электро-рок. Мы называем «Е-рок» — екатеринбургский рок... Танцевальная музыка, как ни крути. Наша задача — сделать так, чтобы народ качало. Тексты на концертах все равно никогда не слышно.