Я пытаюсь сейчас как можно меньше придумывать. В какой-то момент, в период записи пластинки «Птица», я понял, что меня больше не устраивает заданность в музыке. Меня не устраивает конкретика. Меня радуют как бы случайные вещи. В кавычках случайные, потому что на самом деле случайного нет ничего.
Идея выраженная — есть ложь. Когда музыку начинаешь делать, она теряет главное — сиюминутность. Я долго к этому шел. Я долго не мог для себя это сформулировать. Я не мог понять: почему так? Почему моя песня мне не нравится? Мы работали над ней, работали, а мне она не нравится. А просто в процессе делания песни мы утеряли ее первоначальные свойства. Поэтому я уже лет десять не занимаюсь больше аранжировками, не люблю их. Более того, считаю, что аранжировки вредны. Делание музыки убивает саму музыку.
Хотя я и люблю, и уважаю многих гениальных композиторов, я считаю, что композиторство — это больше не путь. Есть Бах и Бетховен, а есть пигмеи. И те, и другие пишут музыку. Классики пишут нотами, а пигмеи попами трутся друг о друга. Но и музыка классиков, и музыка пигмеев абсолютно сопоставима. В таком случае теряется весь смысл композиторства. Зачем? Я больше не верю в композиторство.
Композитор — писатель, а нужен обычный рассказчик. Нужно просто рассказывать. Не выдумывать. Музыка — одно из немногих искусств, которое отображает реальность. Какова реальность происходящего вокруг, такова и музыка. Я говорю, конечно, об адекватной музыке. Бах, Бетховен — это адекватные композиторы. Есть неадекватная музыка, которая ничего не отражает.
Неадекватная музыка — это любая музыка, которая сейчас несется из телевизора и радио, которая нас атакует отовсюду. Все эти «тату» и «нана» — неадекватная музыка. Это стандартизированный продукт. А продукты потребления с музыкой не имеют ничего общего.
Я редко слышу музыку будущего. Но она есть. Вот Отомо Йошихидо. Он японец. Японцы, по-моему, больше всех в мире нацелены в будущее. Я ходил на его концерт в Москве. Мы пришли с женой в клуб и просто легли на пол. Мы лежали на полу, потому что такого я никогда еще не слышал. В какой бы точке зала ты ни находился, ты будто слушал музыку в наушниках. Абсолютно физическое ощущение, что она звучит в твоей голове. Я такого не испытывал ни до, ни после. Никогда.
Я вообще мало за кем из музыкантов слежу. Продюсирую кое-кого, не будем загадывать пока. Ну да, первый альбом «Ленинграда» продюсировал. Но сказать, что группа появилась благодаря мне... Я бы не стал так буквально...
Мы (Россия. — «Главный»), к сожалению, в музыке как отставали, так и отстаем. И наши достижения в сфере шоу-бизнеса имеют отношение только к шоу-бизнесу, а не к самой музыке.
Халявность зависит от уровня музыканта. Халява случается, только если ты выключился. Расскажу такую историю: мой друг, контрабасист Владимир Волков был когда-то на концерте Сержа Гинзбура (французский шансонье. — «Главный»). На одном из его последних концертов, как потом оказалось. «Ну, шансон — кабак и кабак», — подумал сначала Володя. Он тогда еще плохо знал английский, а Гинзбур вел концерт на английском. Гинзбур ничего не пел, ни на чем не играл. Он только говорил и все. Володя потом сказал: «Я ничего не понимал, но не мог оторваться от сцены. Ощущение, будто все два часа этот человек пел мне красивейший блюз». Большие мастера вообще не допускают халявы. То, что кажется безалаберностью, — всего лишь наше непонимание их сверхзадач.
Волков и сам такой. Как-то мы с ним писали альбом «Зимы не будет». Записали все песни. Потом стали их дописывать. И Волков в каждом дубле играл по-новому. Не просто чисто и хорошо, а полностью переосмысливал песню. Я обалдел от такого подхода. Слушаю все его восемь вариантов дорожки и понимаю, что выбрать одну, необходимую для записи, не могу! Все хороши! У меня просто крыша поехала. Я не мог понять, что мне делать со всем этим? Как быть? Такие люди просто не могут позволить себе халяву. Если они играют — они включаются и все.
Неудачные концерты у всех бывают. Дело не в обмене энергии с залом, как об этом любят говорить, ни в чем таком. Дело в музыке, в моменте. Если ты соответствуешь моменту — ты включаешься.
Монолог записан перед концертом Леонида Федорова в Ростове.