— Вот самая полная статья о Миле, — Елена Мостовская, гражданская жена Мазина, показывает мне малюсенькую заметку, знаков на пятьсот: родился, учился, добровольцем ушел воевать, награжден орденами Отечественной войны I и II степени, двумя орденами Красной Звезды и многими медалями, еще в университете познакомился с Александром Солженицыным, дружил с ним всю жизнь, так же всю жизнь преподавал математику, 500 учеников стали кандидатами и докторами наук. В 2015 году умер. Вот и все.
Удивляюсь:
— Да что ж это за статья, такая маленькая?
— Хорошо, я вам расскажу. Еще он терпеть не мог, когда говорили, что он преподаватель. Он говорил: «Я — учитель». Преподаватель и учитель, как он полагал, разные вещи. Преподаватель прочитал лекцию и ушел, его не интересует дальнейшее. А он интересовался учениками. Недавно его дочка Наташа вспоминала, что, допустим, сидит семья за столом, кто-то начинает что-то рассказывать, в это время звонок от ученика, а звонки были бесконечные, он выходит из-за стола и начинается долгий разговор: а что у тебя, а как, а почему? Ученики у него были как дети. Не все, конечно, у него же было 4 000 учеников. У него бывали классы с 9 золотыми медалями.
— Эмилий Александрович не написал свою биографию?
— Его все время об этом просили, но есть только про военные годы. О Мазине писали часто, в большинстве случаев в связи с Солженицыным. Хотя он и сам по себе был значительной величиной.
У Елены Иосифовны сохранилась довольно обширная переписка Мазина с Солженицыным и его супругой — Натальей Дмитриевной. Как я понимаю, опубликована она нигде не была, так что не использовать ее было бы преступлением. Не встречал я в интернете и автобиографии Мазина, ее мне предоставила Елена Мостовская. С автобиографии и начнем.
Из автобиографии Мазина. «Я, Мазин Эмилий Александрович, родился 5 января 1918 года в городе Ростове-на-Дону. В 1926 году мой отец умер, оставив жену с четырьмя детьми. Мама не имела никакой специальности. Работала в дальнейшем буфетчицей, делопроизводителем. Зарплата у мамы всегда была маленькой. Приходилось брать еще и частную работу, шить шляпы, платья. Жили бедно, но дружно, помогая маме и друг другу. Учились хорошо. Я окончил школу в 1936 году с золотой медалью и без экзаменов поступил в Ростовский университет на физико-математический факультет. Мне повезло, до этого в университет брали только детей рабочих через рабфак».
Эмиль Мазин. 40-е годы ХХ века.
Рассказывает Елена Мостовская:
— Казалось бы, одна мама, четверо детишек. Но все окончили университет. Старший, Гера, окончил геофак РГУ, стал генералом, в 104 года умер в США, его провожали с воинскими почестями. Младший тоже окончил геофак, работал в войну топографом, потом защитился. А сестричка окончила химфак.
Из автобиографии Мазина. «В первый же день учебы, 1 сентября, я познакомился с Александром Солженицыным, подружился с ним. Наша дружба осталась на всю жизнь».
Из письма Эмилия Мазина Наталье Солженицыной, 1 декабря 2008 года. «Когда Саня заочно учился в Москве (в 1939 году Солженицын поступил на заочное отделение факультета литературы московского Института философии, литературы и истории. — «Главный»), он часто и подробно описывал свою деятельность там. Чтобы вовремя попасть на сессию в Москву, нужно было досрочно сдать экзамены в Ростовском университете. В этом деле я ему был напарником. Как только преподаватель оканчивал курс лекций, мы подходили к нему и просили разрешить сдать экзамены досрочно. Занимались мы на физмате упорно. Занятия не пропускали, не болели. Два места, в которых мы регулярно занимались с 3 часов дня до 9 вечера: это "думка" — библиотека университета и "тяжка" — библиотека Тяжпрома, что в двух шагах от квартиры Сани на Ворошиловском проспекте».
Эмиль Мазин. 40-е годы ХХ века.
Елена Мостовская:
— В 9 вечера приходили девочки, и они с ними шли гулять. Ухаживали они одновременно: Эмиль — за своей женой, а Солженицын — за Решетовской. Целоваться они ходили на вокзал. Иначе им было неудобно. А на вокзале вроде все прощаются. Со мной, конечно, было по-другому. Возраст был уже другой, мы стали встречаться, когда Эмилию было 60, а мне 42. Даю вам честное слово, я абсолютно не ощущала этой разницы в возрасте. Танцевал он превосходно. До самого последнего дня. Его первая жена умерла в 1972 году, ей было 55 лет. По-моему, он не жалел, что встретился со мной. 37 лет мы прожили вместе. Немало? Мы не были зарегистрированы. Жили в гражданском браке. Ну вот жизнь так сложилась. Я жила здесь, на Соколова, а он у себя на 31-й линии.
Из автобиографии Мазина. «В пехоте мне было тяжело жить, стал я пехотинцем — окопником, окопы надо рыть, делать землянки. В холодное время надо их отапливать, доставать где-то дрова. В землянках обычно жили 5–6 человек. Если рота пехотинцев шла в бой, то погибало большинство, а часть возвращалась ранеными. В окопах солдаты обслуживали огневую точку — станковый пулемет, который был направлен в сторону немцев. Немцы ночью пускали горящие ракеты, а днем вели обстрел наших позиций довольно смертельным огнем. Как-то я дежурил на огневой точке, дежурство у нас длилось четыре часа. А следующие четыре часа можно быть в землянке, так весь день распланирован. Обед привозил старшина ночью, часа в два. Так вот, во время моего дежурства пришел младший лейтенант, хорошенький парень, и говорит: "Мазин, немецкий бронепоезд курсирует по линии Орша — Витебск и стреляет снарядами в нашу сторону, командира нашей роты, капитана, засыпало землей так, что он не может выйти из своей землянки, так ты пойди, возьми лопату и откопай выход из землянки капитана". Я спросил: "А кто останется у пулеметной точки?" Он сказал, что позовет старшего сержанта. Пришел я за лопатой в землянку и подумал, что снаряды летят, слышны взрывы, ясно, что живым мне не вернуться. А у меня есть 35 г сахара (это вместо курева для некурящих), поем я этот сахар, а там пусть меня убивают. Прилег я на свободное место в своей землянке и догрызаю сахарок. Вдруг вбегает в землянку солдат и так тихо говорит: "Братцы, Мазина убили". "Кого? — говорю я, — пойдем посмотрим, что там творится?" Оказывается, снаряд попал прямо в огневую точку, у сержанта нет половины головы, красивенький сапожок вместе с частью ноги младшего лейтенанта валяется в стороне, а пулемет весь искорежен. Я взял эти обломки, огневую точку перенесли на другое место ближе к землянке. И тут случилась неприятность. Ночью часа в два старшина приказал мне сменить белье, а я его прошу: "Дайте человеку поспать немножко", а он мне: "Приказ выполняй". Только я снял белье, как в землянку вбегает солдат с криком о ранении, ему в руку попала немецкая пуля, когда он поправлял затвор пулемета. А это было мое место. Случайно я цел остался».
Эмиль Мазин, Александр Солженицын, председатель регионального отделения ВООПиК Александр Кожин, губернатор Ростовской области Владимир Чуб, заместитель губернатора Александр Бедрик.
Рассказывает Елена Мостовская:
— Он был атеистом, но верил в судьбу. Всегда говорил, что у каждого человека своя судьба. Его 4 раза ранило, но он остался жив. Один раз ранение было очень серьезным.
Из автобиографии Мазина.
«Я всю войну носил на груди диплом об окончании физмата Ростовского университета. Начальство обратило внимание на то, что я окончил университет с отличием, и мне предложили должность командира взвода батареи 76-мм полковых пушек. Я с удовольствием принял предложение, став артиллеристом. Все ребята, с которыми я учился, погибли, будучи командирами взводов пулеметчиков. Наша батарея имела конную тягу, были у нас замечательные лошади. Каждую пушку тянули 4 лошади: две коренные, очень сильные, и две уносные, легкие, на которых верхом были ездовые. Я особенно любил коренного коня по кличке Дуб. Это был огромный конь, голова метра полтора, круп метра два, копыта по тридцать сантиметров, маленький хвостик, который крутился при встрече со мной. А я всегда старался Дубу дать кусочек хлеба или зерна, да и погладить головенку по-дружески. Дуб погиб в бою, как герой.
Получилось так: мы поставили пушку на боевую позицию без пехоты, без поддержки минометчиков. Вдруг появились несколько немецких танков и с ними автоматчики. Уносных лошадей сразу отправили в укрытие. Сами мы тоже укрылись, а Дуб и красавица белоснежная Ойра остались под огнем. Дуб решил, что и ему нужно быть в укрытии. Он один вытаскивал пушку, волок убитую Ойру и истекающий кровью от ран появился в лесной полосе. Я увидел это и в слезах и гневе заметил раненого, ковылявшего с палкой немца, выхватил у него палку и хотел прикончить этого немца. Но начальник артиллерии полка остановил меня со словами: "Не надо, он и так подохнет"».
Солженицын — Мазину. 24 июля 1994 года.
«Спасибо за твое предложение остановиться у тебя. Но мы с Алей остановимся в гостинице. Сохранилась ли прежняя гостиница "Сан-Ремо" на Садовой? Если заказать номер с окном во двор, таки не очень шумно будет. Зато центр, хочется всюду пешком в любое время дня и ночи».
Мазин — Солженицыну. 23 января 1994 года.
«На днях ездил в Одессу. Там у меня живет брат Миша с женой Зоей. На Украине хуже, чем в России. В Ростове жить можно. Всего полно. Зарабатывай деньги и покупай, что душе угодно. Работаю я в другой школе, 106-й. Там организовали специальный класс для любителей математики. Это как раз для меня. Мой ученик уже победил на трех математических Олимпиадах. Если еще четвертый тур пройдет для него успешно, то поедет на всемирную в Америку...»
Рассказывает Елена Мостовская:
— Война не была его любимой темой. Как-то нас пригласили в Дом офицеров. Мы пошли отдельно: я — сама по себе, он — сам по себе. Когда он разделся, я упала в обморок. Фигурально, конечно. Все мужики пришли с иконостасами, все такие важные. А мой Миличка пришел в клетчатой рубашоночке без единого знака отличия. Ордена у нас надевались только на 9 мая, в крайнем случае были орденские планки. Он был очень скромным. Я ему говорила: «Миля, пойдем купим что-нибудь». Нет. Только если я сама принесу, тогда деваться некуда. Когда Солженицын пришел в университет, на нем были галифе. Других брюк у него не было. И он умудрился сесть на чернильное пятно. И 5 лет проходил в штанах с этим пятном. Вот такие они были.
Солженицын — Мазину. 1961 год.
«При нашем большом отпуске просто грех сидеть на одном месте больше двух-трех недель. Через 15 лет, когда уже не сможем двигаться, пожалеем об этих утерянных годах... С интересом прочел все, что ты пишешь о своих манипуляциях с лодкой. Не могу сказать, может быть, моторная лодка и хорошо, но я вообще не люблю все виды моторов, главным образом за шум от них. А интересно ли ехать по Дону? Мне кажется, у Дона довольно скучноватые берега. Донец — дело другое. Футбольные перипетии, описанные тобой, очень меня удивили и насмешили. Вспоминаю, как в юности отдал футболу много страсти и времени. А сейчас совсем не хожу».
Рассказывает Елена Мостовая:
— А как же без футбола! Эмилий Александрович, когда был какой-то особенный матч — играл, например, Понедельник — убегал с уроков и прятался на стадионе от учеников, потому что те тоже убегали. Он был страстным болельщиком. Но он никогда не опаздывал на работу. Он вернулся в Ростов в 1946 году. Нищета была невероятная. Жена работала в университете, а потом в Администрации города. Зарплата у него — 120 рублей, у нее — 100, квартиры вообще не было. Уроки начинались в 8 утра, а у него всегда были первые уроки, он говорил, что надо, чтобы голова была свежая. И он взял себе какой-то участочек на Зеленом острове, выращивал там помидоры. Утром до работы он бежал туда и собирал помидоры. Потом — на базар, продавал. Но никогда не опаздывал на работу. Он жил тогда на 31-й линии. Солженицын — Мазину. 9 октября 1967 года. «Ата очень огорчила меня рассказом о состоянии твоих глаз. Вот что, Милька, ты не должен напрягать глаза чрезмерно, и если понадобится для этого сократить нагрузку, так надо давно это сделать, нельзя дорабатываться до того, чтобы ослабить зрение до инвалидности. Представь себе, что это будет за жизнь. Услышал и понял так, что работа в школе тебя увлекает больше университетской. Может быть, надо подчиниться своему чувству и перенести центр деятельности в школу?»
Рассказывает Елена Мостовская:
— После ранения он не видел одним глазом. А мой двоюродный брат работал в Москве заведующим кафедрой института физкультуры. А учился он в Ростове вместе со Святославом Федоровым. И Федоров поставил Миле искусственный хрусталик. И больше 25 лет он проходил с этим хрусталиком. Если бы я в это дело не вмешалась, он так бы остался слепым. Солженицын — Мазину, 20 марта 1992 года. «Дорогой Миля. Рад был твоему письму. Но ты далеко меня обогнал, если у тебя внук уже кандидат наук. И даже есть правнук... Никто из сыновей еще не женат... Этим летом мой сын хочет поехать по моим родным местам на юге, в том числе, конечно, будет и в Ростове, вероятно, в первой половине июня. Поводишь его по нашим достопримечательностям — физмат, "тяжка", "думка"? Покажи, что можешь. Академичка в мои приезды в шестидесятых годах была в Парамоновском особняке на Пушкинской, там ли она теперь?»
Елена Мостовская (на фото — справа).
Мазин — Солженицыну. 23 января 1994 года.
«На днях ездил в Одессу. Там у меня живет брат Миша с женой Зоей. На Украине хуже, чем в России. В Ростове жить можно. Всего полно. Зарабатывай деньги и покупай, что душе угодно. Работаю я в другой школе, 106-й. Там организовали специальный класс для любителей математики. Это как раз для меня. Мой ученик уже победил на трех математических Олимпиадах. Если еще четвертый тур пройдет для него успешно, то поедет на всемирную в Америку...»
Рассказывает Елена Мостовская:
— Как-то он поехал в Кишинев, а ему звонят, говорят, что «зарубили» его девочке медаль. Эмиль Александрович берет билет на самолет, прилетает в Ростов, разбирается, доказывает, что комиссия не права. Девочке дали медаль. Мазин — это было все.
Солженицын — Мазину. 24 июля 1994 года.
«Спасибо за твое предложение остановиться у тебя. Но мы с Алей остановимся в гостинице. Сохранилась ли прежняя гостиница "Сан-Ремо" на Садовой? Если заказать номер с окном во двор, так и не очень шумно будет. Зато центр, хочется всюду пешком в любое время дня и ночи».
Рассказывает Елена Мостовская:
— В 1994 году поехали они с Солженицыным в Таганрог. Возвращаются оттуда. А в соседнем купе ехал двойник Ельцина. Приезжают в Ростов. На вокзале Солженицына встречала толпа. А двойник решил, что это его встречают. Это было так смешно.
Солженицын — Мазину. 22 декабря 1996 года.
«Дорогой Милек. То, что ты пишешь о положении доцентов и докторов в Ростове-на-дону, — всеобщая жуткая картина. Наука доживает последние годы. И все так: последние годы, если не случится крутого поворота, уже трудно верить в будущее России».
Солженицын — Мазину. 24 октября 1998 года.
«...Рад, что ты, по-видимому, полон сил. Вот у тебя выпускной класс. У меня силы заметно убивают».
Солженицын — Мазину, 3 июня 2000 года.
«Дорогой Милек, получил очень теплую статью о тебе из "Приазовского края". "Включил нас в математику" — как это точно о тебе».
Рассказывает Елена Мостовская:
— Мой сын окончил математический класс у Эмилия Александровича. Говорит, что математическое образование ему не понадобилось, но понадобилось логическое мышление, которому его научил Эмиль Александрович.
Солженицын — Мазину, 16 декабря 2001 года.
«Дорогой Милек, от души поздравляю тебя с 84-летней годовщиной. Будь же и дальше так же крепок и бодр. Ты уже явил чудеса преодоления возраста. Радуюсь газетным статьям о тебе. Ты там направил кого-то в наш фонд за помощью. Остановись, не посылай никого, мы помогаем нескольким тысячам бывших зеков по всей стране, это верх напряжения наших сил. Из приходящих к нам сотен писем каждое второе — помогите издать книгу. Век грамотности, и каждый хочет создать свою книгу».
Рассказывает Елена Мостовская:
— Когда-то Мазин занимал первые места в области по пинг-понгу. Вообще, он был спортивным человеком. 90, 97 лет — возраст, конечно, солидный, физкультурой он заниматься не мог, но у него была большая квартира, и он по квартире каждое утро вместо зарядки бегал.
Мазин — Солженицыну. 20 ноября 2007 года.
«Дорогой Санечка! Вот еще один год прошел в твоей жизни. Поздравляю тебя с днем рождения. Желаю тебе быть. Желаю тебе здоровья и хорошего настроения, а у меня предстоит юбилей 90 лет. Ученики, а их у меня в Ростове тысячи, хотят достойно это событие отметить. Учителя, как правило, не доживают до таких лет. А секрет нашего с тобой долгожительства в том, что мы продолжаем работать в меру своих сил. Хоть тебе и трудно, но я тебе желаю преодолеть трудности, продолжать трудиться. Ростов сейчас трудно узнать. Памятник Кирову убрали. На этом месте поставили Старо-Покровскую церковь и памятник царице Елизавете. В Ростове было 3 действующих церкви. А сейчас их стало 18. Проспект Кировский теперь стал, как и раньше, Богатяновским, Энгельса — Большой Садовой. Все первые этажи заняты различными магазинами. Леночка тебя тоже поздравляет и желает всего самого доброго. Алечке наш привет и пожелания счастья, твой Миля».
Рассказывает Елена Мостовская:
— Всю жизнь мы прожили отдельно. У меня были больные бабушка и мама, за ними мне приходилось ухаживать. А я была главным экономистом Военпроекта. Должность немаленькая. А он с Нахичевани никогда не ушел бы. Он говорил: «Там я Мазин, а здесь я — никто». Я ему говорила: «Ты везде кто. Нет такого города, чтобы ты был никто». И он жил один, в трехкомнатной квартире. Ни пылинки, ни соринки. Он был таким сверхаккуратным, сверхпедантом. Чаще он бывал здесь, чем я там. И когда я приходила, хотела помыть посуду, он говорил: «Сядь, ты сюда приходишь отдыхать». Он все сам готовил. А готовил он, как самый лучший шеф-повар. Горшочки с мясом, черносливом с картошкой. И все это в духовке. Он мог мне позвонить и сказать: «Срочно приезжай, я пожарил баранчика». Приезжаю на баранчика, оказывается — нутрия.
Солженицын — Мазину. 1 декабря 2006 года.
«Дорогой Милек. Уже не в силах справляться с конвертом, пишу тебе открытку. Поздравляю тебя с днем рождения — как я чувствую, в последний раз. Привет Лене и всем твоим родным. Силы мои иссякли, еле тяну. Долгой была жизнь, я ее выполнил. Думаю, что и у тебя близкое к тому ощущение. Крепко жму руку, обнимаю. Саня».
Перейти в архив