ЛЮБОВЬ & ПЕНИЦИЛЛИН.

В 1942 году впервые в СССР получила пенициллин. 

О личной жизни чуть-чуть. 

«Пеницилин спас жизнь не только тысячам советских солдат, но и жизнь видного советского вирусолога Льва Зильбера, ее первого мужа. Зинаида Ермольева приложила значительные усилия к тому, чтобы письмо в его защиту достигло высоких кабинетов». Благодаря Каверину мы знаем, что такое «значительное усилие». И если «Открытая книга» — прежде всего художественное произведение, то историю любви Льва и Зинаиды Каверин описал своих мемуарах, в главе «Старший брат» — Лев Зильбер был старшим братом Вениамина. «Старшего брата» буду активно цитировать, потому как других, вызывающих доверие источников практически и нет. 

ЗИНА. 

В метрическом свидетельстве о рождении З.В. Ермольевой сказано, что ее родителями были «подъесаул 4-го Донского Казачьего полка Виссарион Васильевич сын Ермольев и законная жена его Александра Гавриловна, оба православного вероисповедания». Отец служил на железной дороге, мать была домохозяйкой. Когда Зинаиде было 12 лет, Виссарион Васильевич умер, и все заботы о семье взяла на себя мать. 

Судя по всему, она была крепкой женщиной — дожила до девяноста двух лет. 

Еще мать считала, что девочка должна учиться, и семья переехала в Новочеркасск. Там Зинаида поступила в Мариинскую гимназию, которую окончила с золотой медалью в 1915 году. Существует легенда, как она стала микробиологом. 

Учась в гимназии, юная Зина прочитала биографию композитора Чайковского, который умер от холеры в возрасте 53 лет. Кроме того от холеры умерла и мать Петра Ильича. 

В мае 1916 года на выпускном балу Зинаида вдруг услышала «Сентиментальный вальс» Чайковского и решила поступить в медицинский институт. Женский медицинский институт как раз только что эвакуировали в Ростов из Варшавы — вместе с университетом. 

Это легенда, а вот факты: 

«Его Сиятельству Господину Войсковому Наказному Атаману Войска Донского от вдовы войскового старшины Александра Гавриловна Ермольева: 

Дочь моя Зинаида в прошлом году окончила 7 классов Мариинской женской гимназии с Золотой медалью и в настоящем году 8-й специальный класс по математике и русскому языку успешно. В настоящем году, желая получить высшее образование, ею подано было прошение в Ростовский городской медицинский институт, но так как в этом институте преимущество было отдано уроженкам этого города, чем был заполнен комплект института, то все иногородние не были зачислены в этот институт. Обращаюсь к Вам, Ваше сиятельство, с покорной просьбой матери, если найдете возможность посодействовать в зачислении дочери моей Зинаиды в упомянутый медицинский институт сверх комплекта. 

Я вдова, осталась после смерти мужа с 6-ю детьми с маленькой пенсией в размере 360 руб. в год. В настоящее время 2 сына у меня с начала войны в действующей армии, два в старших классах Донского кадетского корпуса, одна дочь замужем и последняя, упомянутая Зинаида, у меня на руках, которой мне как матери желательно было бы дать высшее образование. 1916 г. ноября 21 дня Александра Ермольева». 30 ноября 1916 г. З.В. Ермольева была принята на первый курс института. 

НИ ДНЯ ОТДЫХА. 

Обучение Зина начала в царской России, продолжила в Донской республике, а закончила уже при советской власти. 

Несмотря на бурное и опасное время, девочка сосредоточилась на учебе, на микробилогии. 

«Будучи студенткой, я чуть свет лазила через форточку в лабораторию. Все кругом было закрыто, а мне хотелось лишний часок-другой посвятить опытам». 

Холера стала ее любимой темой. Благо жизнь давала молодому ученому богатую почву для исследований — в 1922 году в Ростове началась эпидемия холеры. Ее источниками стали грязные воды Дона и Темерника. Опыты Еромольева проводила на животных и на себе. В протоколе одного их них было записано: «Опыт, который едва не кончился трагически, доказал, что некоторые холероподобные вибрионы, находясь в кишечнике человека, могут превращаться в истинные холерные вибрионы, вызывающие заболевание». Эти вибрионы между прочим были выделены из обычной ростовской водопроводной воды.

Исследования Ермольевой стали основой рекомендаций по хлорированию питьевой воды. 

В 1925 году Зинаиду Виссарионовну пригласили в Москву — организовать и возглавить отдел в Биохимическом институте Наркомздрава. 

На переезде в Москву настоял профессор Донского университета Владимир Александрович Барыкин. Его самого только что назначили научным руководителем Центрального института эпидемиологии и микробиологии Наркомздрава СССР. 

В столицу Ермольева отправилась с одним-единственным чемоданом, в котором были 500 культур холерных и холероподобных вибрионов. 

ЛЕВ. 

Писатель Юрий Тынянов, одноклассник Льва по псковской гимназии, говорил о своем друге: «Левушка — гусар». 

В 1912 году «гусар» окончил с серебряной медалью Псковскую губернскую гимназию и поступил на естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета. В 1915 году перевелся на медицинский факультет Московского университета, получив разрешение одновременно посещать занятия на естественном отделении. 

Вениамин Каверин пишет о старшем брате следующее: «Он был мастером на выдумки, игры, затеи. Лихость не мешала, а помогала ему искусно срезать противника или сокрушительно весело посмеяться над ним. Его любили женщины, среди современных биологов многие убеждены, что его место в истории науки — рядом с Ивановским и Пастером». 

Работы молодого вирусолога Зильбера и микробиолога Ермольевой были известны и за рубежом. 

В 1927 году Зильбера и Ермольеву отправили на 6 месяцев в научную командировку. Вена, Париж, Берлин. 

Они были знакомы и раньше — у профессора Владимира Александровича Барыкина было три любимых ученика — Зильбер, Захаров и Ермольева. 

Алексей Захаров, надо сказать, был влюблен в Зинаиду, но она не отвечала ему взаимностью. 

За границу Захаров не поехал, Зильбер и Ермольева вернулись в Москву уже как муж и жена. 

Вот что пишет по этому поводу Вениамин Каверин: «Он женился (это был третий и не последний брак) на Зинаиде Виссарионовне Ермольевой — событие не равнозначное для молодых супругов, потому что привязанность Льва продолжалась пять — шесть лет, а Зина полюбила его на всю жизнь и во имя этого чувства десятилетиями приносила ему бесчисленные жертвы... Пожалуй, о нем можно сказать, что он любил всех женщин на свете или, по крайней мере, жалел, что они, все до единой, не принадлежат ему, — черта, характерная для людей холодных и страстных. Но Лев был сложнее. В нем соединялись и привязчивость, и ирония, и способность подняться над своей «холодной» силой во имя человечности и добра... У Льва всегда была нападающая позиция, у Зины — умиротворяющая, и возражения, не высказанные в докладах и на конференциях, разгорались дома. Было ли это соперничеством? Не думаю, хотя честолюбие в известной мере играло роль в расхолаживающихся отношениях». 

Зильбер, что называется, «не заморачивался» на браке, и когда Льву предложили должность директора Азербайджанского института микробиологи, он переехал из Москвы в Баку. Это было в 1930 году. 

Для Ермольевой разрыв был ударом. 

По словам Каверина, она заболела так тяжело, что не было никакой надежды на выздоровление. От депрессии ее спасла работа. И заботы по освобождению Зильбера. 

ИНКВИЗИЦИЯ. 

Казалось бы, зачем арестовывать человека, который только что участвовал (успешно) в подавлении вспышки чумы в Нагорном Карабахе? 

Но, как говорится, был бы человек, а статью мы найдем. 

Юрий Тынянов предполагает, что для ОГПУ было важно доказать, что чума была занесена диверсантом, а Зильбер эту идею не подержал, тем более что чумные вспышки бывали в тех краях и раньше. 

«Зина Ермольева, не помня незаслуженных обид, не теряя ни минуты, взялась за тяжкую, подчас унизительную работу, состоявшую из ежедневных писем, ходатайств, телефонных звонков и совещаний с друзьями, — пишет Тынянов. — Впервые оценил я тогда ее готовность к самопожертвованию, ее поражающую смелостью натуру. Главную черту ее характера нельзя было назвать отзывчивостью, которая предполагает существование двух существ: одно — сострадающее, другое — нуждающееся в сострадании. Оба они в ней как бы соединялись. Не теряя себя, она легко воплощалась в того человека, спасение которого было целью ее настойчивости, сметливости, оптимизма, юмора (подчас в безвыходных ситуациях) и терпения, терпения и снова терпения». В бакинской тюрьме Зильбер пробыл недолго. Вернувшись в Москву, он получил в общем-то высокое назначение — сначала в Центральном институте усовершенствования врачей, а потом в Институте имени Мечникова (заместитель директора). Середина тридцатых прошла относительно спокойно: в 1934 году доктор медицины профессор Ермольева получила звание профессора микробиологии. 

Алексей Захаров наконец дождался своей Зиночки. Десять лет ждал и дождался. 

В 1937-м Льва Зильбера назначают руководителем дальневосточной экспедиции Наркомздрава СССР по изучению неизвестного инфекционного заболевания центральной нервной системы — клещевого энцефалита. Экспедиция заканчивается успешно, все ее члены представлены к Сталинской премии. Все, кроме руководителя, получили ее. 

Что касается руководителя, то он как враг народа был арестован. На этот раз Зильбера обвиняют в попытке заражения Москвы энцефалитом — через городской водопровод. 

Арест в 1937 году — это было нечто совершенно другое, чем арест в 1930-м. Были разрешены и поощрялись пытки. Почему его не расстреляли? Есть много оснований предполагать, что чекистам сломать Зильбера оказалось не по силам. 

И опять Зинаида Виссарионовна развила кипучую деятельность. Она настояла, чтобы в Москву приехала больная мама Льва. Она приехала и выстояла очередь в тюрьму, только для того, чтобы услышать: ее сын арестован за измену родине. Тогда еще можно было узнать, за что арестован тот или иной человек. (В дальнейшем от этого пережитка демократии решили отказаться). 

Как пишет Каверин, «на вокзале, прощаясь, она сказала мне несколько слов, запоминавшихся потому, что они осветили характер Зинаиды Виссарионовны с неожиданной стороны. 

«Опасайся Зины, — сказала мама. — Она готова бросить в горящую печь и тебя, и меня, и кого угодно, для того чтобы вытащить Леву». 

Мама была права. 

Тут надо учесть еще один момент. Вообще-то в 1937 году Лев пере- смотрел свое отношение к браку, и женился на Валерии Петровне Киселевой, по словам Каверина, доброй, румяной, похожей на веселую деревенскую девушку. Валерия занималась искусство- ведением, но что-то не сложилась, и она поступила в Мечниковский институт лаборанткой. Вскоре у них родился сын — его тоже назвали Львом. 

ЗАХАРОВ. 

К разработке планов по освобождению Зильбера подключился и безотказный Алексей Захаров. 

Алексей и Зина решили, что писатель Юрий Тынянов должен позвонить Берии, который вроде бы одобрительно отнеся к одной из книг Тынянова. Не получилось. 

Тогда неугомонная Зинаида Виссарионовна стала собирать подписи под письмом, требующим пересмотра дела Зильбера. 

В феврале 1938-го был арестован Захаров. Его обвиняли в том, что он хотел отравить фруктовой водой членов правительства. Есть другая версия — «Захаров сознательно привел в негодность» мобилизационный запас бактериологических препаратов, они убивали здоровых лошадей, чтобы сорвать производство сыворотки. Кроме того он обеспечил выпуск фашистской книги «Руководство по прививкам». 

Такую бумагу составил начальник Захарова, ее случайно заметил на столе один из сотрудников лаборатории по фамилии Волович. Сотрудник четыре часа диктовал Зинаиде Виссарионовне содержание докладной записки, чтобы хотя бы знать, в чем могут обвинять Захарова. 

Не пригодилось. Захаров признал все обвинения. 

Однажды по разрешению следователя Алексей Александрович позвонил Зинаиде Виссарионовне и попросил табаку. Мол, ему ничего не надо, все есть, только курить нечего. Голос был отсутствующий, странный, на вопрос о «деле» он ничего не ответил. 3 октября 1938 года профессор, заведующий эпидемиологическим отделом Бактериологического института им. И. Мечникова, почитатель стихов Заболоцкого был расстрелян. 

По другой версии (версия Льва Зильбера), Алексей Александрович находился в психиатрической больнице при НКВД и умер в 1940 году. 

В любом случае Зинаида Ермольева узнала о смерти Захарова уже после войны. 

Между тем, хлопоты по освобождению Зильбера привели к желаемому результату — 1 июня 1939 года он был освобожден (без объяснения причин), восстановлен в правах. Зильбера назначили заведующим отделом вирусологии в Центральном Институте эпиде- миологии и микробиологии Наркомздрава СССР. 

Каверин вспоминает: «Прошло немало лет, прежде чем я узнал, что ему отбили почки, сломали ребра, что он дважды — за отказ написать ложные показания — находился в Сухановской тюрьме, где применялись самые изощренные пытки». 

На свободе Лев Александрович пробыл недолго — в 1940-м его вновь арестовали. За что? Какое это имеет значение. Кажется, хотел отравить холерой московский вопровод. 

И опять Ермольева стала бороться за освобождение бывшего мужа, прекрасно понимая, что и за ней могут прийти в любой момент — у нее в прихожей всегда стоял чемоданчик со всем необходимым на этот случай. Прийти могли за любым — 15 апреля 1939-го был растрелян по обвинению в шпионаже ее учитель — Владимир Александрович Барыкин, бывший преподаватель Донского университета, профессор, заслуженный деятель науки, научный руководитель Центрального института эпидемиологии и микробиологии Наркомздрава СССР. 

СТАЛИНГРАД. 

Летом 1942-го в немецких частях, вплотную подошедших к Сталинграду, началась эпидемия холеры. В советском руководстве встревожились, а вдруг эпидемия перекинется на нашу сторону. 

Как гласит легенда, в Кремль вызвали наркома здравоохранения Георгия Митерева и поставили вопрос ребром. 

— Есть ли возможность предотвратить эпидемию холеры в наших войсках? И если есть, то что для этого нужно сделать? 

— Послать в Сталинград профессора Ермольеву, — ответил нарком. 

И после паузы добавил: 

— Наделив ее чрезвычайными полномочиями. Ермольеву вместе с группой ее сотрудников направили в Сталинград. 

Необходимый для борьбы с холерой препарат был. Но мало. 

К тому же немцы сбили самолет с запасами бактериофага. 

Ермольева приняла решение получать препарат на месте. 

Сложнейшее микробиологическое производство было налажено в подвале одного из зданий. 

Ежедневно холерный фаг принимали 50 тысяч человек — хлеб выдавали только после «фагирования». Ермольева лично учила девушек-санитаров делать прививки. По радио читали статьи по профилактике желудочно-кишечных заболеваний. 

«Фагирование» всех бойцов плюс хлорирование колодцев дали результат. Вспышка холеры на нашей стороне была предотвращена. 

КРУСТАЗИН НА ВСЕ ВРЕМЕНА. 

Есть легенда, что Сталин, якобы называваший Ермольеву сестренкой (из-за отчества) на каком-то приеме подошел к Ермольевой и спросил: «Могу выполнить одно желание. Вот скажите, сестренка, какого из твоих мужей освободить?» 

«Зинаида Виссарионовна назвала Зильбера. 

— Но почему? — удивился вождь. — Ведь он к вам не вернется, он женат на другой. 

— Он нужен науке, — коротко ответила Ермольева. 

— Ну, а вы? Вы к науке вернуться думаете? Есть ли какие-нибудь задумки, мечты? 

— Есть. Я мечтаю заняться пенициллином. 

— Что еще за пенициллин? 

— Это живая вода. Да-да, самая настоящая живая вода, полученная из плесени. О пенициллине стало известно двадцать лет назад, но всерьез им так никто и не занялся». Это цитата из одной статьи об Ермольевой. 

Вряд ли такой разговор мог состояться. 

Вряд ли Сталин не знал, что такое пенициллин — еще в 1941 году профессор Оксфордского университета Говард Флори со своими помощниками сумел получить первую порцию так нужного фронту лекарства. В СССР американцы лекарство почему-то не поставляли. Почему? Есть версия, что из вредности. Есть и вторая — сама Ермольева была против, говорила, что вот-вот сделаем свой. 

Как бы то ни было Ермольева, возглавлявшая Всесоюзный институт экспериментальной медицины, в 1942 году получила пенициллин, его назвали крустазином. 

Вот еще одна легенда. В 1942 году к Зинаиде Виссарионовне обратился молодой генерал из близкого окружения Сталина. У молодого генерала было серьезно больна маленькая дочка — у нее очень долго держалась высокая температура. Врачи не знали что делать, а генерал случайно узнал о новом препарате. Ермольева ответила, что дать ему крустазин она не может, так как клинических испытаний лекарства еще не было. 

Генерал настаивал. И Ермольева рискнула. Девочка очнулась и даже узнала отца. Требовалось продолжить лечение. 

Однако пенициллина было очень мало. По словам сотрудницы ермольевской лаборатории Тамары Балезиной, собирали плесень (пенициллин вырабатывают из плесени), где только могли найти — на траве, в земле, на стенах бомбоубежища. 

Девочку спасли. 

Счастливый генерал захотел отблагодарить Ермольеву и предложил ей новую квартиру. Ермольева отказывалась, генерал настаивал. Тогда Зинаида Виссарионовна рассказала о Льве Зильбере. 

ОСВОБОЖДЕНИЕ ЛЬВА. 

В 1943 году Ермольевой и ее соратнице — заведующей лабораторией ВИЭМ имени М. Горького Лидии Михайловне Якобсон (кстати, уроженка Ростова-на-Дону) за участие в организации и проведении большой профилактической работы на фронтах Великой Отечественной войны, за разработку новых методов лабораторной диагностики и фагопрофилактики холеры была присуждена Государственная (Сталинская) премия I степени. Половина премии (75.000 рублей) была передана ими в Фонд обороны, на истребитель. 

Думаю, что мы никогда не узнаем, пробовал ли помочь Ермольевой генерал из сталинского окружения. Судя по всему, главную роль в освобождении Зильбера сыграла сама Ермольева, ее очередное письмо Сталину — по ее просьбе его подписали главный хирург Красной Армии Николай Бурденко, вице-президент АН СССР Леоном Орбели, писатель Вениамин Каверин, биохимик Владимир Энгельгардт и сама Зинаида Ермольева, создатель советского пенициллина. Предусмотрительная Ермольева оставила на конверте в качестве отправителя одно имя — Бурденко. Попробуй не прочитай такое письмо. 

Вот что пишет Каверин: 

«В 1943—1944 годах З.В. удалось добиться успеха. Приехал знаменитый Флори и привез — в подарок союзникам — штаммы английского препарата... При сравнительном изучении русский пенициллин дал лучшие результаты. Сохранились протоколы. 

Это состязание почти совпало с поездкой З.В. на фронт в составе бригады, которую возглавлял главный хирург Красной армии Н.И. Бурденко. Поездка оказалась более чем удачной, волшебное лекарство на глазах изумленных свидетелей отменяло смертные приговоры, возвращало к жизни безнадежных раненых и больных. Из многих клиник приходили радостные известия, доказывавшие, что спектр действия препарата необычайно широк. 

И З.В., жена (или вдова?) A.A. Захарова, у которой уже за плечами был Сталинград, в котором она остановила эпидемию холеры, — З.В., с ее уложенным на всякий случай чемоданчиком, годами стоявшим под кроватью, — бросила на одну чашу весов успех, а на другую — освобождение Льва». В 10 часов утра 21 марта 1944 года письмо было передано в Кремль. 

22 марта 44 года Льва Зильбера освободили из тюрьмы без всяких объяснений. Вот что по этому поводу пишет сам Лев Зильбер: 

«Стража взяла под козырек, прогремели засовы, открылись громадные, звенящие железом двери, и мы очутились на дворе... 

— Куда же вас отвезти, профессор? 

Неужели же меня действительно хотят отвезти домой? Но «дома» давно уже не было. Моя жена и дети были в немецком плену, и я не знал, живы ли они. Что же сказать? — Везите меня на Сивцев Вражек, к профессору Ермольевой. 

... Я вышел из машины вместе с офицером и поднялся на третий этаж. Нас впустили. Вся квартира была в страшном волнении. Все были на ногах, хотя было около часа ночи. Офицер не уходил. Когда я освободился от крепких объятий, он сказал мне: — Ваши документы и вещи вам привезут через несколько дней. Если в течение этого времени вас будет беспокоить милиция или домоуправление, звоните мне. Вот наш телефон. 

…На следующий день мне привезли все мои вещи. Они даже не подвергались осмотру. Самое важное, что в полном порядке были все мои записи, протоколы опытов, копии заявлений. 

Двадцать седьмого марта привезли справку об освобождении, из коей явствовало, что я освобожден решением Особого совещания от 26 марта (!). Все это укрепило меня в мысли, что И.В. Сталин лично распорядился о моем освобождении. Много лет спустя я узнал, что это не так. Письмо столь видных ученых произвело переполох в руководящих кругах тогдашнего НКВД. Было, вероятно, неясно, как будет реагировать на него Сталин. А вдруг и им достанется? Решили освободить, не передавая письма Сталину. Эту версию сообщил мне один из военных прокуроров, близко знакомый с моим делом. Но как бы то ни было, я был на свободе. Нужно было вновь организовать жизнь и работу. Все формальности с получением паспорта прошли очень быстро. Я вновь был полноправным гражданином своей страны». 

P.S. 

Летом 1945 года Лев Зильбер нашел и вывез в СССР семью — жену, сестру жены и двоих сыновей, уцелевших в немецких рабочих лагерях, где они провели 3,5 года. В том же году избран действительным членом только что созданной Академии медицинских наук. В 1946 году Сталин собственноручно вручил ему Сталинскую премию — за работы конца 30-х годов. В 1967 году Л.А. Зильберу посмертно присуждена Государственная премия СССР (совместно с Г.Я. Свет-Молдавским). 

Зинаида Ермольева замуж так и не вышла, с 1945 по 1947 годы она — директор Института биологической профилактики инфекций (позднее — Всесоюзный научно-исследовательский институт антибиотиков). Одновременно с 1952 г. и до конца жизни возглавляла кафедру микробиологии и лабораторию новых антибиотиков Центрального института усовершенствования врачей. Ермольева — автор более 500 научных работ и 6 монографий. Под ее руководством подготовлено и защищено около 180 диссертаций, в том числе 34 докторские. Все эти годы активно сотрудничала с Ростовским противочумным институтом.

Зинаида Виссарионовна Ермольева скончалась 2 декабря 1974 года. Похоронена на Кузьминском кладбище г. Москвы (участок 29).