Это был другой мир!

Уже в этом «Тиви» слышалось что-то новое и оригинальное, некомсомольское. (Комсомол был синонимом скуки, карьеризма и заорганизованности). И вот однажды мы с товарищем, только что окончившие первый курс физфака, отправились в книжный магазин на проспекте Стачки. Посмотреть, вдруг там «выбросили» что-то интересное.
Оказалось, выбросили. Что именно — не помню. Какую-то брошюрку о кино, время от времени их выпускало «Бюро пропаганды советского киноискусства». Я попросил показать мне эту брошюрку и в этот момент услышал:
— А можно с вами поговорить?
Перед нами стояли женщина лет тридцати и молодой человек с длинными русыми волосами.
— Вот мы видим, что вы интересуетесь кино. Мы тоже им интересуемся. А может, вы прочитаете нам лекцию?
— А кто вы, собственно, такие? — спросили мы, заподозрив в незнакомцах каких-нибудь сектантов, мало ли.
— Это — Володя, — представила женщина спутника. — А меня зовут Татьяной Викторовной, мы из клуба «ЭТО». Эстетика, творчество, общение. Приходите к нам, мы по вторникам и четвергам собираемся в подвале на улице Мурлычева. Поговорим о кино.
Увы! У нас начинались каникулы, в карманах лежали путевки в Прибалтику. На заседание «ЭТО» мы сходили только один или два раза...
Рассказывает Владимир Цех, художник, «заведующий художественной частью» клуба:
— Когда я познакомился с Татьяной, я даже не знал, что у нее есть свой клуб. Я тогда занимался пантомимой у Юрия Попова (ныне —режиссер Русского драмтеатра в Вильнюсе. — «Главный»), а она была завлитом в театре Геннадия Тростянецкого «Синий троллейбус» (Геннадий Тростянецкий — известный театральный режиссер, лауреат Госпремии РФ. — «Главный»). Мы дружили театрами. А познакомились мы в связи с моим поступлением в училище имени Грекова, надо было писать сочинение, и один человек сказал, что Татьяна может помочь.
Мы встретились, походили по улицам. Произошло какое-то совпадение друг с другом. Тогда я и узнал о клубе во Дворце пионеров. Это был, кажется, 1977 год. А потом однажды она приехала ко мне на день рождения, вместе с ребятами. Мне завязали глаза и куда-то повезли на такси. Я должен был угадать место, куда меня привезли. Не угадал. Когда мне развязали глаза, я увидел, что это был Сурб Хач. Передо мной была лестница, в свечах и цветах. Внизу были ребята. Это был другой мир. Президент клуба Марина Москевич побежала ко мне навстречу с огромной охапкой цветов.
И все кричали: «Не спи, не спи, художник! Не предавайся сну. Ты —вечности заложник, у времени в плену». Краски мне подарили. На меня все это так подействовало, я понял, что мое место в клубе.

Вспоминает Павел Омельченко, один из первых членов клуба «ЭТО», ныне — звукорежиссер в Музыкальном театре:
— Тивиша приходила к нам в школу. Читала для старшеклассников лекции — про любовь в ХХ веке. Рассказывала интересные вещи о взаимоотношениях девочек и мальчиков. Это был, кажется, 1975 год, я был в 10-м классе. А потом, после лекции, оказалось, что в клубе уже состоит парочка моих знакомых. Я пару раз сходил, но мне не понравилось, и я бросил это занятие. А потом, когда я уже окончил школу, каким-то образом попал на день рождения Владимира Цеха. А день рождения отмечали в Сурб Хаче, на лестнице, ведущей к водоему, было театрализованное действие. Это меня зацепило, и я остался. Что зацепило — не помню. Помню, что все было по-доброму и искренне. А потом мы поехали в Таганрог, в первый «колхоз». Доехали. И тут выяснилось, что Тивиша на вокзале забыла чемодан — на перроне. В чемодане были деньги, фотоаппарат, вещи. Я поехал назад. Пошел в милицию. Чемодан вернули, но фотоаппарата и денег там уже не было. По этому поводу была сочинена первая рок-опера — «Синий самолет». К моему дню рождения. На гитаре играл Андрон Жабин, потом его пригласили в группу «Последний шанс», в 90-х он уехал в Америку, женился на самой толстой женщине США, победительнице соответствующего конкурса, служил в спецназе... Всего у нас было 4 рок-оперы. Сочинял их в основном Владимир Цех. Последняя — самая крутая, «Транзит 33», на мотив «Иисус Христос — суперзвезда», на 33-летие Тивиши... После похода в Старочеркасск я стал штатным работником клуба. Вдруг ни с того ни с сего Тивиша предложила мне работу вторым руководителем. Хотя я только окончил школу. Какой из меня руководитель? Поначалу меня оформили на должность руководителя фотокружка при Дворце пионеров. Других ставок не было. Зарплату получали три человека: я, Цех, Татьяна Викторовна. Какие у меня были обязанности? Поездки по стране, собирание денег, закупка билетов — это все было на мне. Одна из первых поездок была в Закарпатье. Сто человек поехало. 

— Что за цель была у поездки? Туристически-развлекательная?
— Наверное... Потом начались поездки к интересным людям. К таким же педагогам, которые занимались с детьми неформально, например, к Щетинину в колхоз «Ясные зори».
— Что вы там делали?
— Стихи читали, театрализации устраивали. На полях работали. Вот, посмотри на фото, на нем надпись: «Мы потели, мы потели, а теперь хотим тефтели».
Владимир Цех:
— Однажды я привел на вокзал человек 80, а оказалось, что поезд уже ушел.
— Как же вы вышли из положения?
— Уже не помню. Это было в порядке вещей, мы что-то забывали, теряли. У нас было неструктурированное общество. Все на этом держалось. А тот первый «колхоз» под Таганрогом закончился не очень хорошо. У нас были проблемы с местными. Потом, правда, они таскали нам ведрами цветы. Но были несколько человек, которые вели себя так, что нам пришлось уехать раньше времени. Если у нас был костер, то в нас летели камни... Хотя этот первый «колхоз» был самым мощным: мы устраивали совместные вечера поэзии, для местных делали концерты. Однажды нас попросили быстро убрать сено, потому что надвигался дождь. Мы убрали, занесли в сарай, а потом пришла идея провести вечер поэзии прямо на этом сене, часа два мы читали стихи.
— Так а камни они кидали уже после этого вечера?
— Скорее всего... Не только камни... И окна били, к девочкам приставали...
— Это были подростки?
— Старше... Молодые мужики.
Андрей Крашеница, ныне системный администратор в Областной налоговой инспекции:
— У нас после третьего курса физфака должна была быть педагогическая практика. А я страшно не хотел ехать, боялся детей, терпеть не мог помыкать людьми. И тут как раз пришла Татьяна Викторовна и сказала, что вместо педпрактики можно поехать в детдом для слепоглухонемых детей. К ней сразу ринулась толпа физиков. Человек 10. Но реально в клубе осталось только два человека. Потому что мы влюбились. Я — в Гету Мараховскую, мой товарищ — в художницу Валю.
Павел Омельченко:
— Помню, поехали в Ереван на экскурсию. Сергей Назаров (сегодня — литератор. — «Главный») пошел за хлебом, зашел нас проводить на вокзал. Кто-то поехать не смог, и он поехал с нами. И такое было... Бывало, что на сорок билетов ехали 60 человек. Но как-то проскакивали, никто нас не штрафовал... Ездили на Украину, в село Прелестное, к художнику Шевченко, который открыл в деревне детскую картинную галерея.
Андрей Крашеница:
— Приезжали в село, жили в общежитии, днем работали, а по вечерам ставили спектакли, давали концерты. Я играл на семиструнной гитаре полифонические произведения Баха. У меня даже кличка была — Бах. Гета Мараховская и Аня Бражкина читали культурологические лекции. Было очень интересно.
Владимир Цех:
— В Загорске в детдоме для слабовидящих и глухих детей мы научились разговаривать руками. Прикасаясь пальцами к ладони. Ехали в поезде, тренировались.
Павел Омельченко:
— Мы им весь двор картинами разрисовали. Вот такая была акция. А потом, осенью, надо было срочно прокопать яму через дорогу, чтобы проложить трубу отопления. Тивиша нас бесплатно в поезд засунула — с помощью милиции. Она умела договориться. Пять или шесть человек поехали. За пару дней выкопали. Надо было очень быстро копать, потому что эта дорога — маршрут «Золотого кольца». Сверху ресторан — «Золотое кольцо». Нас там кормили, но боялись, что мы им кабели перешибем.

Что «ЭТО» было?

— Какие цели и задачи были у клуба «ЭТО»?
Павел Омельченко:
— Нереально объяснить... Как-то нас пытали два корреспондента из Москвы, они что-то снимали — не о нас, но мы были рядом. Они увидели нас, с нашим безумным театром, цирком, творчеством. И как прицепились... И они понять не могли, зачем мы это делаем, почему. Зарплаты у меня и Тивиши были мизерные — по 60–70 рублей. Но мы тогда были максималистами. Это потом появились семья, дети, их надо было кормить и выращивать. Но тогда мы были на другой волне. Нам было просто в кайф быть вместе.

Владимир Цех:
— С моей стороны и не было запросов на какую-то программу. Мы просто жили. Все вместе. Татьяна Викторовна читала лекции о культуре, поэзии, художниках. На этом все зиждилось. Она и педагогом себя не называла. Ее много раз спрашивали о программе, она ничего не могла сказать. По крайне мере на раннем этапе.
— В одном из ее интервью я прочитал, что подростки в нашей стране, взрослея, переходят не во взрослый мир, а в «подростковый мир взрослых людей». И такая ситуация сложилась в 20-х годах прошлого века. Именно в то время, по мнению Бабушкиной, у подростков «исчезла опора на удачу предшественников, их будущее было отметено скепсисом беседующих на кухне родителей».
А она пыталась как-то компенсировать этот провал, дать дополнительную энергию молодым людям.
— Да, так, наверное, и было, но это понимание пришло потом... В клубе в основном были люди, которые не вписывались в тогдашнюю среду. С запросами выше среднего. Они приходили в «ЭТО», когда понимали, что здесь можно себя реализовать. Многие из них потом уже стали художниками (Авдей Тер-Оганьян, Александр Сигутин, Вадим Морозов. — «Главный»), они по духу не совпадали с большинством.
Павел Омельченко:
— Основная масса людей к Тивише, что называется, «прилеплялась» и готова была проводить с ней бесконечное количество времени. Она умела найти в человеке какой-то скрытый потенциал. Она могла выдавать словесные авансы, и человек раскрывался. Когда она кого-то хвалила, меня ломало. Но я понимал, что это ее принцип, после этого люди от нее уже не отходили. Мы с ней тесно и много общались, я у нее был одним из любимчиков. Тивиша была со мной откровенна, она тяготилась тем, что люди шли потоком, что не умолкает звонок. Не просто тащить такой груз. Я, например, не могу дать людям такое количество внимания...
Первый муж Татьяны Викторовны не вынес такого образа жизни. Он сам хотел всецело посвятить себя химии. Мечтал о домашнем покое.
Позже Бабушкина напишет, что «ужин —это письмо жены мужу». Но самой ей, видимо, было некогда сочинять такие письма.

Женщина-фейерверк.

Татьяна Викторовна Бабушкина (по первому мужу — Тамбиева. — «Главный») родилась в Ростове-на-Дону 4 августа 1947 года.
Мама ее была врачом, а бабушка и дедушка — педагогами.
«Мои бабушка с дедушкой рисовали со мной карты нашей комнаты. И поскольку она была высокой, а не широкой, то высоте стен уделялось больше внимания, чем горизонтали. Помню, как загадочно-постепенно карта наполнялась знакомыми и не виденными раньше предметами. Затем они заменялись символами, знаками. Переход от видимого к графическому силуэту показывает, насколько это тяжелый труд, и прежде всего для ребенка. В нашем доме рисовали все вместе, и в итоге дедушка составлял карту, с помощью которой изготовлялся объемный макет комнаты».
Вспоминает Анна Владимировна Бабушкина, соседка Татьяны Викторовны, вторая жена Владимира Бабушкина:
— Она была женщина-фейерверк. Когда-то мы жили по соседству, это было весело. Ее мама и она были совершенно разными по характеру. Татьяна Ивановна — это такой маршал, генералиссимус. Всех строила. А Таня любила кошек кормить. У нас на крыше жили тридцать котов. Она покупала им мешок рыбы. Они садились на крыше, как хор Пятницкого, у всех такие рожи. Татьяна Ивановна ее очень ругала как медик. «Разведешь холеру»... Татьяна Викторовна была очень жизнерадостной, веселой женщиной. Фантазийная, остроумная.

Павел Омельченко:
— У Тивиши был талант критика, мы все вместе ходили в кино, а потом обсуждали увиденное. Она сразу понимала, как сделан фильм, объясняла нам. По ее словам, она решила заняться детской педагогикой, посмотрев фильм Ларисы Шепитько «Ты и я» (1971 год, сценарий Геннадия Шпаликова. — «Главный»). В фильме — история двух друзей. Один бросает научную работу и уезжает в Швецию работать врачом в посольстве. Получает деньги и статус. Второй друг продолжает заниматься наукой.
Как рассказывала Татьяна Викторовна, посмотрев фильм, она поняла, что занимается не тем. А она тогда, окончив Ростовский пединститут, занималась диссертацией. На следующий день она пошла и написала заявление об увольнении, решив, что будет заниматься детьми. Она и нас водила на этот фильм. Тивиша не хотела изменять себе. Для нее это было важно. Она хотела выскочить из колеи...
Вместо диссертации Бабушкина — спустя годы — написала книгу «Что хранится в карманах детства». В книге есть главы: «Этюды по восприятию вечности», «Сказки для подбадривания», «Воспитывающее путешествие», «Как писать письма с помощью запастья»…
Бабушкину волновало, что сегодня дети не могут рассчитывать на поколение взрослых, «как на близких людей данной эпохи». «Программа сохранения человечества как-то сбилась». «Взрослые дарят детям дорогие подарки, только чтобы не заниматься детьми».
Бабушкиной было важно, чтобы разные поколения дружили и поддерживали друг друга. В клуб ходили люди разных возрастов: и дети, и граждане под семьдесят. Искали общий язык. И часто находили.
«Я думаю, человек, если он в унисон живет со взрослыми людьми, не боится потом ни старости, ни многих важных, непознаваемых вещей. Помню, мама, придя с работы, ложилась на диван и, простирая вперед руки, была рыбаком, а я — рыбкой. Или мы превращались в охотника и львенка. Я должна была проскочить сквозь руки, она — поймать меня. Понятно, что мне подыгрывали, но вот эта ловля и высвобождение давали непередаваемую радость, ибо так познается… береговая линия тела…»

Уволить по статье.

— А КГБ не интересовался вами? Какая-то женщина вовлекает детей в организацию с неясными целями. Какие-то рок-оперы, театрализации. Подозрительно.
Павел Омельченко:
— Я думаю, интересовался. Ходила легенда, что один из членов клуба был «оттуда». Пришел и сам увлекся. Но это ничем не подтверждено.
Владимир Цех:
— Во Дворце пионеров мы были немножко изгоями. Но Татьяна Викторовна умела все это как-то скрасить. Жили двойной жизнью. С одной стороны, как хотели. Но делали вид, что живем, как все. За нами следили. Пытались доказать, что мы делаем что-то не то. Кончилось все разгромной статьей.
Статья называлась «Замкнутая «открытая система». 1983 год. Газета «Комсомолец». Автор — Юрий Беспалов (впоследствии — корреспондент «Комсомольской правды». — «Главный»). Надо понимать, что 1983 год — это уже не тихий брежневский застой, это эпоха Андропова. Сроки за тунеядство с показательными судами, облавы на дневных сеансах в кинотеатрах («ты должен быть на работе, а пришел развлекаться»). Клуб «ЭТО» также попал в поле зрения «охранителей».
«Я считаю, что в клубе «ЭТО» преобладает мещанское направление, вредно влияющее на молодежь, уводящее членов клуба от общественной жизни и общественной активности... Из писем родителей». Так начинается статья.
По большому счету, никаких серьезных обвинений там нет. Ну, разве что: «Один из руководителей клуба Владимир Цех восторженно отзывался о двух девушках. Моя подруга же о них сказала просто: «Во дуры-то...» Я с ней была согласна. В последнее время было ощущение чьей-то ненормальности — то ли моей, то ли окружающих меня в клубе людей».

Это слова девушки Марины, покинувшей клуб.
А вот слова самого Беспалова: «Все ребята, посещающие клуб, — комсомольцы. Но что-то не припомню, чтобы кто-нибудь из них заговорил о делах в своей первичной организации. «Эта тема была бы здесь неуместной», — считают многие мои собеседники».
О нынешнем режиссере (комиссаре, как он сам себя называет) московского театра DOC Всеволоде Лисовском Беспалов написал: «Когда Ростик Лисовский появился в клубе, его встретило общее «О-о-о!». Сомнений нет — любимец публики. Ростик очень начитан, особенно в вопросах, не входящих в школьную программу. На меня произвел впечатление склонного к экстравагантности капризного и неглупого мальчишки...
Из разговора с директором школы № 95 А.И. Ивановым: «Лисовский злостно уклоняется от выполнения устава средней школы. Пропускает занятия постоянно. Знания не систематические, перебивается с двойки на тройку. В прошлом году едва не исключили его из комсомола. В этом году не явился на комсомольское собрание. В объяснительной написал: «Не пришел по причине, о которой говорить не хочу...» Школу Ростик презирает, это видно без бинокля. Судьба у парня сложилась непросто —в детстве сильно болел, сейчас вполне нормальный парень, по виду о недавней болезни не скажешь. Часто исчезает из поля зрения и школы, и клуба. Тамбиева винит во всем школу: мальчик ранимый, а там его замучили».
Главная претензия статьи: «Они все это делают, потому что им так хочется и нравится, а не потому что надо, не через не хочу».
Владимир Цех:
— Можно было, конечно, подать в суд. В статье было столько лжи. Про меня, например, написали, что в Тольяттинском театре, где я одно время работал, сожгли мою декорацию, а меня выгнали из театра... Татьяна Викторовна заболела, меня уволили «за чрезмерное увлечение театрализацией».
Пострадали и другие члены клуба. Лисовскому в школе сочинили такую выпускную характеристику, что с нею без проблем можно было поступить только в колонию для несовершеннолетних преступников. Историку Анне Бражкиной, по ее словам, было непросто найти работу.
Владимир Цех:
— Татьяна какое-то время болела, а потом начала восстанавливать клуб. Его переименовали в «ЭХО», набрали новых студентов. Затем она начала заниматься с детьми младших возрастов. Это были дети с отклонениями. Она хотела, чтобы они общались с нормальными детьми... А потом пришло другое время. Новые подростки уже не воспринимали наши песни, того же Окуджаву. Тиви в конце было очень трудно, у нее только «брали». Не было взаимоотдачи. Родители детей требовали: дайте нам это, дайте то. Помню, незадолго перед смертью все ушли, и она сказала мне: «Это конец». Через несколько дней она погибла.
Рассказывает Анна Владимировна Бабушкина:
— Это был какой-то чудесный день, прямо перед Пасхой. В тот день у меня был поезд на Туапсе, а Таня ехала в Москву, в гости к дочери и внукам... Как я уже говорила, она любила кошек, и мы часто носили этих зверей к Виктории Иосифовне Соколовой. Она, в свою очередь, ходила с ними по Пушкинской. У такой интересной женщины — Мирей Матье в миниатюре — их брали... В тот день мы понесли кошек Викторои Иосифовне, и Татьяна радовалась, говорила, что парень из клуба (Алексей Ярошенко. — «Главный») едет на машине в Москву, можно добраться до столицы с оказией. Мы попрощались, а потом позвонил Володя Бабушкин и сказал, что Тани больше нет, их машина разбилась в Подмосковье. Это было 26 апреля 2008 года… Как Тани не стало, исчезли коты. Потом дочь Наташа забрала Татьяну Ивановну к себе в Подольск.
Но она ненадолго пережила Таню. На полгода, кажется.

Песок уходящий и возвращающийся.

Из книги Татьяны Бабушкиной «Что хранится в карманах детства»: «Игры со взрослым на берегу реки или моря с просачиванием песка сквозь пальцы рук могут стать образной темой раздумья о текущем времени. Уходящий с руки песок — это время, которое мы держим в руках, время, которым мы владеем. Но вот оно и просачивается, и уходит, и убегает со скоростью скольжения…
Если время оставило вам лазейку, можно объяснить ребенку, что такое песочные часы, которые сродни вашей руке, только что отпустившей поток песка. Постарайтесь обзавестись двумя маленькими пластиковыми бутылочками. Если вы в пробочке одной из них сможете проделать отверстие где-то миллиметра два шириной и, насыпав во вторую бутылочку одну треть песка, свяжете все это клеящей лентой — голова к голове — эти две бутылочки приобретут знак бесконечности.
Будет замечательно, если вы попробуете воспроизвести художественные поддержки, как у старинных песочных часов,
и у вас будут свои песочные часы вашей жары, вашего лета…
А если образно замерить или хотя бы представить, сколько песчинок за сколько песочных часов вытекает в бутылочку, то у вас будет еще и своя мера купания, каприза, игры и всех предоставленных радостей».