ИСТОРИЯ ОДНОГО ЛЕЙТЕНАНТА.

«Главный» решил выяснить, кем же был на самом деле лейтенант Шмидт.
Текст:
СЕРГЕЯ МЕДВЕДЕВА
Фото:
КОНСТАНТИНА АКСЕНОВА
Источник:
«Кто Главный.» № 126
15/02/2017 17:59:00
0

ЧЕЛОВЕК ИЗ РОМАНА.

О лейтенанте Шмидте написано много — в основном брошюры, большинство из них издано в середине 20-х, к двадцатилетию первой русской революции. О Петре Петровиче снят фильм, поставлены две оперы, есть даже живописное полотно — «Восстание на крейсере «Очаков» (художник Жемерикин Вячеслав Федорович, 1972 год).

На мой взгляд, история лейтенанта Шмидта достойна пера писателя типа Достоевского или Сервантеса. Есть, конечно, поэма — раздумье о судьбах русской интеллигенции Бориса Пастернака, но знаменитым лейтенанта сделали Ильф и Петров.

«— Скажите, а вы-то сами помните восстание на броненосце "Очаков"?
— Смутно, смутно, — ответил посетитель. — В то героическое время я был еще крайне мал. Я был дитя.
— Простите, а как ваше имя?
— Николай... Николай Шмидт.
— А... по батюшке?
"Ах, как нехорошо", — подумал посетитель, который и сам не
знал имени своего отца.
— Да-а, — протянул он, уклоняясь от прямого ответа, — теперь
многие не знают имен героев».

Это фрагмент из романа «Золотой теленок». 1931 год. Шмидт — уже какой-то призрак из дореволюционного прошлого: его еще помнят, но в чем конкретно состоял его подвиг — лишь в общих чертах.

Благодаря Ильфу и Петрову словосочетание «сын лейтенанта Шмидта» стало синонимом мошенника.

В фильме «Доживем до понедельника» 1968 года есть любопытный монолог учителя Мельникова о Шмидте:

«Что ж это был за человек — лейтенант Шмидт Петр Петрович? Русский интеллигент. Умница. Артистическая натура. Он и пел, и превосходно играл на виолончели, и рисовал… Все это не мешало ему быть профессиональным моряком, храбрым офицером. И еще Шмидт — зажигательный оратор, его слушали, открыв рты… А все-таки главный его талант — это способность ощущать чужое страдание более остро, чем собственное.

Петр Петрович Шмидт был противником кровопролития. Как Иван Карамазов у Достоевского, он отвергал всеобщую гармонию, если в ее основание положен хоть один замученный ребенок… Все не верил, не хотел верить, что язык пулеметов и картечи — единственно возможный язык для переговоров с царем. Бескровная гармония! Разумная договоренность всех заинтересованных во благе России… Наивно? Да. Ошибочно? Да! Но я приглашаю не рубить сплеча, а прочувствовать высокую себестоимость этих ошибок!».

ГАРДЕМАРИН ШМИДТ.

Петр Петрович Шмидт родился 5 февраля 1867 года в городе Одессе в семье потомственного морского офицера.

Хрупкий и болезненный мальчик выжил только благодаря матери и сестре, готовым на жертвы ради спасения жизни ребенка. Дело в том, что организм мальчика страдал от тяжелой наследственности. До его рождения в семье трое сыновей умерли в раннем детстве «от воспаления мозга». Его сестра Маруся по кончила жизнь самоубийством. Биограф И.П. Вороницын («Лейтенант Шмидт». М.; Л., 1925) считает, что болезненная нервность и впечатлительность передались детям от отца — человека неуравновешенного, вспыльчивого до самозабвения.

В общем, как пишет Вороницын, в мир вышел с нежной душой и обнаженными нервами ребенок. «Преждевременная смерть матери, любимой до экзальтации, нанесла ему первый неизгладимый удар».

Надо заметить, что вспыльчивость и неуравновешенность Шмидта-старшего не помешали ему дослужиться до звания контр-адмирала, а 1876 году стать градоначальником Бердянска, осенью того же года будущий лейтенант поступил в тамошнюю мужскую гимназию.

Как я понимаю, особого выбора, кем стать, у Петра Петровича не было — конечно, морским офицером. Во-первых, семейная традиция, во-вторых, к морю тянуло и самого Петра. «Я дня не мог прожить без моря, я любил его всегда», — так впоследствии напишет он сам.

Окончив гимназию, Шмидт поступил в Петербургское морское училище. Молодой человек отличался большими способностями в учебе, отлично пел, музицировал и рисовал. Все отмечали его повышенную нервозность и возбудимость. Но думали, что военно-морская служба и не таких «успокаивала».

Надо понимать особенности службы в российском военно-морском флоте тех лет.

Лишь 30 июля 1904 года высочайшим приказом розга была исключена из предметов войскового обихода. И только после Февральской революции 1917 года военный и морской министр временного правительства Александр Керенский приказом № 215 от 11 мая 1917 г. запретил телесные наказания в армии и флоте.

Еще штрих. В 11 часов утра на судах подавали сигнал на обед, на палубу выставляли ендову (специальная емкость. — «Главный») с водкой для команды, пить которую могли матросы, заранее внесшие себя в списки «пьющих». Мерной кружкой баталер наливал всем таким матросам, выстроившимся в очередь, положенную обеденную чарку. Пили водку, тут же на палубе...

В общем, русский военно-морской флот — это место, от которого стоило держаться подальше таким впечатлительным натурам, как Шмидт, тем, кто «с юных лет интересовался общественными науками, только в них находя ответы на мучительные вопросы, разрешения которых требовало оскорбленное чувство правды и справедливости».

НА СЛУЖБЕ У ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА.

Окончив Морское училище, Петр Шмидт был произведен в мичманы и назначен на Балтийский флот.

Вот выписки из его послужного списка.

С 01.01.1887 мичман Шмидт приступил к исполнению служебных обязанностей в учебно-стрелковой команде 8-го флотского экипажа.
21.01.1888 — отчисляется от должности в 6-месячный отпуск «по болезни с последующим переводом на Черноморский флот по причине не подходящего ему климата».
05.12.1888 — Высочайшим приказом по Морскому ведомству № 432 уволен в отпуск, по болезни, внутри Империи и за границу, на 6 месяцев.
В 1889 г. подал прошение на Высочайшее Имя: «Болезненное мое состояние лишает меня возможности продолжать службу Вашему Императорскому Величеству, а потому прошу уволить меня в отставку».
10.03–10.04.1889 проходил курс лечения в «частной лечебнице доктора Савей-Могилевича для нервных и душевнобольных в г. Москве». Однако, пройдя курс лечения, Шмидт все же был вынужден подать рапорт об увольнении. Болезнь его выражалась в неожиданных приступах раздражительности, переходящей в ярость, за чем следовала истерика с судорогами и катанием по полу.
24.06.1889 — Высочайшим приказом по Морскому ведомству № 467 уволен от службы по болезни, лейтенантом — по причине нарушения офицерского кодекса по вопросу о женитьбе. По действовавшим во Флоте положениям, офицеры Флота ограничивались в выборе невест лицами дворянского и купеческого (1-й гильдии) происхождения. На женитьбе стоит остановиться поподробнее.

В 1888 году Петр Шмидт женился на питерской мещанке Доминике Гавриловне Павловой, которую перед тем нанял как проститутку.

Сестра Шмидта художница А.П. Избаш в своих воспоминаниях отмечала: «…он всех любил, всех жалел, даже в те ранние годы и уже тогда у него начинала проявляться та необыкновенная способность страдать за других, которая красной нитью прошла через всю его жизнь, до его рокового конца».

Вот что сам Петр Петрович Шмидт написал в своем дневнике: «Жаль мне ее стало невыносимо. И я решил ее спасти. Пошел в банк, у меня там было 12 тысяч, взял деньги и все отдал ей. На другой день, увидев, сколько душевной грубости в ней, я понял, что отдать тут нужно не только деньги, а всего себя…»

Сейчас в интернете даже форумы есть соответствующие, типа «Почему парни часто женятся на проститутках?», а тогда женитьбу окружающие и начальство восприняли как «безнравственный поступок», который должен был поставить точку в военной карьере младшего Шмидта.

Больше всех расстроился впечатлительный Шмидт-старший. И, не пережив позора, заболел и умер (на самом деле, никто точно не знает, от чего он умер).

В 1891 году 24-летний Шмидт, уволившись с флота, переезжает с женой и сыном Евгением, двух лет, в Таганрог на улицу Греческую, 102.

Теперь он — младший бухгалтер в Азово-Черноморском банке. Банк возглавлял А.Б. Нентцель, хороший знакомый Шмидта-старшего.

Забота о молодом человеке легла на плечи дяди, адмирала и сенатора Владимира Петровича Шмидта, старшего флагмана Балтийского флота. Помогала и сестра Петра Петровича — Мария Петровна. Именно она, приехав в Таганрог, сняла для семьи брата флигель в домовладении обер-офицерского сына Василия Пашутина на Греческой улице, купила мебель.

Сведения о семейной жизни Шмидтов таганрогского периода противоречивы. По некоторым данным, в 1892 году, получив наследство после смерти тетушки по матери, Шмидт с женой и маленьким Женей поехал в Париж, чтобы поступить в школу воздухоплавания Эжена Годара. Под именем Леона Аэра Шмидт пытался освоить полеты на воздушном шаре, но потерпел аварию. Всю оставшуюся жизнь Петр Петрович страдал от болезни почек — последствие удара корзины аэростата о землю. Шар пришлось продать.

Судя по его письмам этого периода, пишет Вороницын, Шмидт подвергается насмешкам, вокруг него создается враждебная атмосфера, и в душе зарождается сознание собственного бессилия и неприспособленности. «Я боюсь за самого себя, — пишет он. — Мне кажется, что такое общество слишком быстро ведет меня по пути разочарования. На другого, может быть, это не действовало бы так сильно, но я до болезни впечатлителен».

К тому же выясняется, что Доминика Гавриловна не поддается перевоспитанию, идеалы добра и правды ей не прививаются.

«Живя юношескими, далекими от действительной жизни, идеалами, я не взвесил своих сил, взял на себя непосильную ношу, под тяжестью которой и свалился».

А вот что пишет его сестра: «Его горячая защита прав женщины, вера в возможность поднять ее, как бы низко ни пала она, сделали то, что когда жизнь, по фатальной случайности, прикоснулась к нему самой пошлой и циничной стороной, он не захотел, умышленно не захотел разбираться в действительности».

«Это была каторжная жизнь, — вспоминал Шмидт, — и как она остановила во мне все: и самообразование, и развитие».

Забегая вперед, скажу, с Доминикой Гавриловной Шмидт прожил аж до 1905 года. Мол, не хотел лишать сына матери. Ну, и привык страдать, приносить себя в жертву. Любил он и сам пострадать, и других помучить.

ВОЙНА.

В Таганроге Шмидт не задержался, морские просторы все-таки манили. А что за просторы у Азовского моря?

Вот новые записи его послужного списка.
05.03.1894 — назначен вахтенным начальником миноносца «Янчихе», затем крейсера «Адмирал Корнилов».
06.12.1895 — произведен в лейтенанты. До 04.1896 — штабной офицер ЛД «Силач», транспорта «Ермак».
В 1896–1897 гг. — вахтенный начальник и командир роты КЛ «Бобр».
14.01.1897 — отправлен в Нагасакский береговой лазарет для лечения от неврастении.
В августе 1897 года Шмидт списан с ЛД «Надежный» за отказ участвовать в подавлении забастовки.
28.10.1897 — командир Владивостокского порта контр-адмирала Г. Чухнина приказывает: «предлагаю главному доктору Владивостокского госпиталя освидетельствовать здоровье лейтенанта Шмидта. Акт комиссии предоставить мне».
В августе 1898 года Шмидт подал прошение об увольнении в запас. Прошение удовлетворено. Следующие 6 лет Петр Петрович — помощник капитана и капитан на судах торгового флота («Кострома», «Ольга», «Игорь», «Святой Николай», «Полезный», «Диана»).

Один из его сослуживцев по «Диане» вспоминал (в газете «Одесские Новости», 1906 год): «Мы, все сослуживцы, глубоко уважали и любили этого человека, мы смотрели на него, как на учителя морского дела. П. П. был просвещеннейшим капитаном. Он пользовался новейшими приемами в навигации и астрономии, и плавать под его командованием — это была незаменимая школа, тем более что П. П. всегда, не жалея сил и времени, учил всех, как товарищ и друг. Один из его помощников, сделав один рейс с П.П., сказал: "Он открыл мне глаза на море"».

В эти шесть лет жизнь Петра Петровича более-менее спокойна. Подчиненные уважают, сын любит. Не любит жена. Но что поделать, так бывает.

Кто знает, как сложилась бы дальнейшая жизнь капитана торгового флота, какую он бы сделал карьеру, но в ночь на 27 января 1904 года без официального объявления войны японский флот напал на русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура. Петра Шмидта, как офицера запаса, вновь призвали на действительную военную службу и направили в распоряжение штаба Черноморского флота.

Пропустим назначение старшим офицером на угольный транспорт «Иртыш» на Дальнем Востоке, арест на 10 суток за нанесение публичного оскорбления другому офицеру в Лиеапае, приступ почек в Порт-Саиде.

Летом 1905 года у Шмидта начинается совсем другая жизнь.

РЕВОЛЮЦИЯ.

Во-первых, Петр Петрович расстается с женой Доминикой Гавриловной, в феврале она уезжает в Питер.

Буквально весной этого года севастопольские краеведы обнаружили любопытную информацию. В Метрической книге Николаевского Адмиралтейского Собора, что в Севастополе, в разделе о родившихся под № 31 имеется запись о рождении Екатерины Шмидт 6 декабря 1904 г. Родители: 33-го флотского экипажа лейтенант Петр Петрович Шмидт и законная его жена Доминикия Гавриловна (41 год, между прочим).

Никогда и нигде о дочери лейтенанта Шмидта до 2016 года не упоминалось. Может быть, Петр Петрович заподозрил жену в измене, ведь он был, так сказать, в походе. А тут вдруг ребенок. В общем, с Доминикой Гавриловной они расстались.

Во-вторых, 22 июля на Киевском ипподроме Петр Петрович познакомился с симпатичной девушкой Зинаидой Ризберг. Потом, чисто случайно, он встретил ту же девушку в поезде Киев — Керчь. Их встреча длилась всего сорок минут. Выяснилось, что Ризберг замужем. Тем не менее Шмидт предлагает ей вступить в переписку. Зинаида дает свой адрес.

В-третьих, 6 августа 1905 года царь издал Высочайший Манифест «Об учреждении Государственной Думы и Положение о выборах».

Трудно сказать, что для Петра Шмидта важнее.

Вот что он сам пишет: «...я собрал несколько человек наиболее подходящих, и мы составили "союз офицеров — друзей народа" (друзей было всего четверо. — «Главный»). От имени этого союза... я разослал по всем судам, командирам и адмиралам свое воззвание (о демократических преобразованиях в обществе. — «Главный»), в котором еще и еще уговаривал их подать петицию государю. Воззвание читалось, как мне передавали, переписывалось, с ним многие соглашались, но не рискнули гг. офицеры. Слишком прочно сидела в них боязнь за свою карьеру, слишком слабо было в них чувство долга».

В планах Шмидта также публичные лекции на темы: 1) влияние женщин в жизни и развитии общества; 2) семья, ее формы и история; 3) «Крейцерова соната».

Он мечтает, если лекции будут иметь успех, использовать сбор от них на поездку к голодающим, чтобы устроить столовую для них.

Неизвестно, удалось ли ему осуществить эти планы.

Любопытные воспоминания о том времени оставил Евгений Петрович Шмидт.

По словам Евгения, «отец, кумир севастопольской учащейся молодежи, принял в наших делишках горячее участие, выступал на заседаниях родительских комитетов с речами против косности российских педагогов, их казенного, бездушного отношения, как к делу воспитания юношества, так и к самим воспитанникам».

Однажды Петр Петрович стал выяснять отношения с действительным статским советником в кабинете у последнего: «г-н лейтенант схватил стул и с криком "Убью!" кинулся на своего противника. Ошалевший от страха действительный забегал по кабинету, взывая: "Спасите меня от этого сумасшедшего!" Отец, со стулом в руках, погнался за ним, помощники классного наставника, в свою очередь, погнались за отцом, стараясь вырвать у него стул. Скандал получился невероятный… отец опомнился, бросил стул, плюнул, выругался, отер пот со лба, еще раз плюнул и выбежал».

В октябре 1905 года Шмидт написал Ризберг (их переписка уже в самом разгаре): «Вам приходится рассматривать два вопроса: 1. Велика ли во мне сила убеждения и чувства? 2. Вынослив ли я? На первый вопрос отвечу Вам: да, силы убеждения и чувства во мне много, и я могу, я знаю, охватить ими толпу и повести за собой. На второе скажу Вам: нет, я не вынослив, а потому все, что я делаю, это не глухая, упорная, тяжелая борьба, а это фейерверк, способный осветить другим дорогу на время, но потухающий сам. И сознание это приносит мне много страдания, и бывают минуты, когда я готов казнить себя за то, что нет выносливости во мне».

Очень скоро Шмидту представилась возможность проверить свои способности. 17 октября 1905 года царь издал манифест, гарантирующий «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». А 18 октября Шмидт повел севастопольцев освобождать из тюрьмы политических заключенных. Понятно, что заключенных никто выпускать не собирался, по «освободителям» открыли огонь, восемь человек были убиты, более пятидесяти — ранены.

Спустя несколько дней на траурном митинге, собравшем 40 тысяч человек, Шмидт произнес клятву, ставшую известной как «Клятва Шмидта» и моментально принесшую ему всероссийскую известность: «Клянемся им в том, что всю работу, всю душу, самую жизнь мы положим на сохранение нашей свободы... Клянемся им в том, что мы доведем их дело до конца и добьемся всеобщего избирательного права. Клянусь!»

На митинге со Шмидтом случился припадок, он на глазах толпы бился в судорогах. Как ни странно, людям он симпатичен и такой, припадочный, человек, отдавший здоровье за свободу.

В повести Константина Паустовского «Черное море» есть эпизод — аптекарь показывает бумажку: «рецепт был на бром, но интересно было не это, на том месте, где пишется цена лекарства, рукою провизора было написано: «Лекарства для Шмидта отпускаются бесплатно — они идут на пользу революции».

Это дало Шмидту повод шутливо воскликнуть в одном из писем: «Видите, революция
начинает уже кормить меня».

Однако 20 октября 1905 года Шмидту было не до шуток. Зинаида Ризберг получила телеграмму: «Сегодня арестован без законных улик за общественную работу».

Вот что она сама пишет по этому поводу: «От сына Петра Петровича, Жени, я узнала, что он находится в темном помещении, отчего у него заболели глаза, но есть надежда, что скоро его переведут. В госпитале Петр Петрович пробыл недолго. 1 ноября вечером я получила телеграмму: "Я на свободе, жду отставки" (под давлением возмущенных масс Шмидт был отпущен под подписку о невыезде. — «Главный»). Я обрадовалась, но была неспокойна, чувствовала что-то недоброе. И вдруг телеграмма: "Задержали события... Выезжайте через Одессу Севастополь. Рискуем не увидаться никогда. Писем не пишу". Я наскоро собралась, чтобы отправиться с курьерским 9-часовым в Одессу. Узнаю: опять железнодорожная забастовка, и мы отрезаны друг от друга. Напрасно я ждала писем от П.П., их не было. Я не знала, где он, что с ним... В конце ноября получаю письмо, распечатываю конверт: "Каземат Очаковской крепости"».

БРОНЕНОСЕЦ «ОЧАКОВ».

Борис Пастернак в письме Цветаевой так объясняет замысел поэмы «Лейтенант Шмидт»: «Превращение человека в героя в деле, в которое он не верит, надлом и гибель». Так оно все и было.

В ночь на 12 ноября в Севастополе был избран первый Совет матросских, солдатских и рабочих депутатов. На следующее утро началась всеобщая забастовка, а вечером 13 ноября депутатская комиссия, состоявшая из матросов и солдат, пришла к Шмидту с просьбой возглавить восстание.

Шмидт отправился на «Очаков».

По воспоминаниям сына, Петр Петрович согласился только потому, что хотел уговорить повстанцев не совершать ошибок. Дескать, он прекрасно понимал, что крейсер не сможет противостоять огромной правительственной армии и будет уничтожен. Однако 14 ноября Шмидт объявил себя командующим Черноморским флотом, дав сигнал: «Командую флотом. Шмидт». В тот же день он отправил телеграмму Николаю II: «Славный Черноморский флот, свято храня верность своему народу, требует от Вас, государь, немедленного созыва Учредительного собрания и не повинуется более Вашим министрам. Командующий флотом П. Шмидт». На корабль к отцу прибыл и 16-летний Евгений.

Вот как описывает Севастопольское восстание словарь Брокгауза за 1906 год: «Главнокомандующий черноморским флотом Чухнин подверг революционные суда обстрелу шрапнелью. Ш. грозил за каждого казненного или убитого матроса казнить по пленному офицеру, но не исполнил этой угрозы. По словам обвинительного акта, суда Ш. на огонь отвечали слабым огнем; по другим сведениям, они им вовсе не отвечали. Во всяком случае, Ш., избегая кровопролития, ничего не сделал, чтобы отстаивать свои требования вооруженной рукой. На «Очакове» канонадой был произведен пожар; уцлевшая часть экипажа стала спасаться на шлюпках. Ш. был схвачен и предан военно-морскому суду. На суде Ш. старался смягчить наказание другим, брал всю вину на себя, выражал полную готовность подвергнуться казни. Ни один свидетель защиты на суд допущен не был».

Вот как описывает пожар на «Очакове» очевидец тех событий Александр Куприн, проживавший в то время в Балаклаве: «Посредине бухты огромный костер, от которого слепнут глаза и вода кажется черной, как чернила. Три четверти гигантского крейсера — сплошное пламя. Остается целым только кусочек корабельного носа… И потом вдруг что-то ужасное, нелепое, что не выразить на человеческом языке — крик внезапной боли, вопль живого горящего тела, короткий, пронзительный, сразу оборвавшийся крик. А крейсер беззвучно горел, бросал кровавые пятна на черную воду… Больше не слышно криков… Крейсер горит до утра. До самой смерти не забуду я этой черной воды и этого громадного пылающего корабля, последнего слова техники, осужденного вместе с сотнями человеческих жизней на смерть…»

СУД.

Во время следствия премьер-министр Витте написал Николаю II: «Петр Шмидт — психически больной человек, и всеми его действиями руководило безумие». Царь ответил: «если он психически больной, то это установит экспертиза».

Сестра уговаривала Петра Петровича согласиться на медицинскую экспертизу, в которой было бы указано, что Шмидт является сумасшедшим. По этому заключению государь мог бы его помиловать. Но Петр Петрович отказался.

Лейтенанта Шмидта и трех матросов приговорили к расстрелу.

Вот последние письма Шмидта Зинаиде Ризберг: «Не спал до трех часов ночи, ходил по каземату... Потом лег и лежал долго с открытыми глазами. Вдруг в каземате стало светло — вскочил, подбежал к окну. Мимо острова проходил большой пароход, прожектор с него был направлен прямо на мои окна... Мелькнула мысль в голове, что приехали спасти меня... Но пароход прошел мимо, и в каземате снова темно...»

А вот что пишет сама Зинаида: «Свидание продолжалось около часа. Потом суд. Редкие короткие встречи. Шмидт держался бодро, старался подбодрить меня и свою сестру, с которой я была в эти дни неразлучна. Накануне приговора Петр Петрович сказал, что умереть в борьбе легко, а умереть на эшафоте тяжело: это жертва. 18 февраля приговор прочли в окончательной форме и разрешили нам проститься тут же, в здании суда. Я могла прильнуть к его руке... Он обнял меня, обнял сестру и заторопился... Присяжный поверенный... передал мне последнее письмо Шмидта.

"Прощай, Зинаида! Сегодня принял приговор в окончательной форме, вероятно, до казни осталось дней 7–8. Спасибо тебе, что приехала облегчить мне последние дни. Живи, Зинаида... Люби жизнь по-прежнему... Иду на [смерть] бодро, радостно и торжественно. Еще раз благодарю тебя за те полгода жизни-переписки и за твой приезд. Обнимаю тебя, живи, будь счастлива. Я счастлив, что исполнил свой долг. И, может быть, прожил недаром... Я проникнут важностью и значительностью своей смерти, а потому иду на нее бодро, радостно и торжественно... Я далеко отошел от жизни и уже порвал все связи с землей. На душе тихо и хорошо"».

6 марта 1905 года приговор был приведен в исполнение на острове Березань. Стреляли 48 молодых матросов с канонерской лодки «Терец». Позади них стояли солдаты, готовые стрелять в матросов, а на солдат были наведены орудия «Терца».

ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ.

8 мая 1917 года революционные матросы решили выкопать прах «контрреволюционных адмиралов» — участников Обороны Севастополя времен Крымской войны (1853 года) и на их месте перезахоронить лейтенанта Шмидта и его товарищей. По приказу командующего Черноморским флотом вице-адмирала Колчака останки Шмидта были перевезены в Севастополь, где в Покровском соборе состоялось их временное захоронение.

В мае 1917 г. военный и морской министр А.Ф. Керенский возложил на могильную плиту Шмидта офицерский Георгиевский крест.

В 1923 году, уже при Советской власти, Шмидт с товарищами был перезахоронен в Севастополе на городском кладбище Коммунаров. Памятник на их могиле был сделан из камня, ранее стоявшего на могиле командира броненосца «Князь Потемкин-Таврический», капитана 1-го ранга Е.Н. Голикова, погибшего в 1905 году. Для постамента использовали гранит, конфискованный в бывших имениях и оставшийся после возведения памятника Ленину.

Евгений Шмидт в 1906 году был освобожден из тюрьмы как несовершеннолетний. После Февральской революции Евгений Шмидт подал прошение Временному правительству о разрешении присоединить к фамилии слово «Очаковский». Ему разрешили.

В Гражданскую Очаковский воевал в Белой армии, в частях барона Врангеля. В 1920 году эмигрировал в Чехословакию, где в 1926 году издал книжку «Лейтенант Шмидт». Книга успеха не имела. В 1930 году Евгений переехал во Францию. Умер в нищете и одиночестве в декабре 1951 года в парижском приюте «Маленькие сестры бедных». Детей у Евгения не было.

Зинаида Ризберг осталась в Советской России и даже получала от властей персональную пенсию.

Евгений Шмидт не любил Ризберг: «Грязная особа, прошедшая огонь и воду, авантюристка, вела ловкую, беспроигрышную игру. В письмах она ускользала, не поддавалась отцу, сдерживая его порывы и охлаждая бумажные потоки его пламенных излияний, но лишь для того, чтобы, доведя экзальтированного, детски доверчивого и впечатлительного отца до белого каления, тем вернее завлечь в свои сети».

Читайте также:


Текст:
СЕРГЕЯ МЕДВЕДЕВА
Фото:
КОНСТАНТИНА АКСЕНОВА
Источник:
«Кто Главный.» № 126
15/02/2017 17:59:00
0
Перейти в архив