От Таганрогского железнодорожного вокзала к дому Раневской — путь недолгий: пятнадцать минут по разбитому тротуару, мимо Краеведческого музея, мимо дома, где когда-то ставил любительские спектакли Чехов, мимо почтового отделения (вездесущий Антон Павлович с плаката призывает горожан подписаться на местную газету), мимо средней школы номер десять. И вот вы у цели.
Двухэтажный кирпичный домик с балконом. Рядом две пожилые дамы — о чем-то беседуют. У каждой на поводке собачка неизвестной породы. Наверное, потомки Каштанки.
На доме — мемориальная доска, рассказывающая, что здесь «родилась, провела детские и юношеские годы выдающаяся артистка, лауреат государственных премий Фаина Георгиевна Раневская». В каких годах или хотя бы в каком веке это все случилось, авторы доски почему-то решили не указывать. И так все знают? Или — неважно?
Иногда Раневскую называли Григорьевной. Ей нравилось Георгиевна — ближе к Гиршу.
В «Книге для записи сочетания браков между евреями на 1889 год» таганрогский раввин по фамилии Зельцер зарегистрировал брак мещанина местечка Смиловичи Игуменского уезда Минской губернии Гирша Хаимова Фельдмана и девицы — лепельской мещанки Витебской губернии Милки Рафаиловны Заговаловой. Это случилось 26 декабря 1889 года. Гиршу было 26 лет, Милке — 17.
Через пять с половиной лет, 27 августа 1896 года, в семье Фельдманов родилась девочка Фаина.
Со времен Раневской в домике сохранились оконный шпингалет и камин на втором этаже.
— Мы же благоустраивались, все переделывали, газ провели, канализацию, — рассказывает мне один из жильцов дома.
— А потом нам предлагали разъехаться по каким-то неблагоустроенным квартирам. В последние полгода уже никто ничего не предлагает. Видимо, идея создания музея Раневской как-то сама собой угасла. Впрочем то, что Фая родилась именно в этом доме, — сомнительно.
По словам Раневской, в новый дом они въехали, когда ей было пять лет.
Потолки в доме были нестандартные — косые и пятиугольные. По одной версии, архитектор хотел, чтобы было не как у всех — «не скучно». По другой, так вышло само собой — «не ошибается тот, кто ничего не делает». Как бы там ни было,
Гиршу Моисеевичу потолок не понравился. Он в ужасе бегал по комнатам и, как пишет Раневская, глухо вскрикивал. К этому же времени относится и другая запись Раневской: «В пять лет я впервые почувствовала смешное».
Смешными ей показались потолки. Кроме маленькой Фаины, въезжая в новый дом, никто не смеялся...
1899 год. «В детскую входит бабушка, очень бледная, она говорит, что мама больна, и что если мы, дети, будем шуметь и бегать по комнатам, мама умрет. Мне делается страшно, и я начинаю громко плакать. Потом я вхожу в комнату. В ней никого нет. На столе стоит ящик, очень красивый. Я заглядываю внутрь ящика — в нем спит мой новый братик. Мне жаль брата, я начинаю плакать. Мне очень хочется посмотреть на свое лицо в зеркало. Я сдергиваю с зеркала простыню и начинаю себя рассматривать. И я думаю: «Вот какое у меня лицо, когда я плачу оттого, что умер брат». И мне уже не жаль брата, я перестаю плакать и думать об умершем. Это был день, когда выяснилась моя профессия».
...Где-то здесь неподалеку от дома Раневской находился дом персидского нефтепромышленника и его красавицы жены. Фаина запомнила, что у жены была узкая-узкая талия, запомнился дом с бельэтажем и огромным — в два этажа и длиною в сто метров — окном. Были еще и сад с фонтаном, и пруд с белыми лебедями.
Хозяин разрешил маленькой девочке прогуляться по дому.
Фаину поразила одна из комнат — с тяжелыми шторами.
В углу на столике стоял светящийся предмет — стереоскоп. Фаина заглянула в окошки аппарата и обнаружила обнаженную женщину. Девочка нажала на рычажок и увидела два здания без окон и со стрельчатыми куполами. Она сразу и не поняла, что перед ней женские груди. На следующей картинке был лес с деревьями без листьев. И черный провал...
По словам актрисы, ей стало жарко, в висках застучало, но она продолжала смотреть в окошки. Потом она не раз видела эти картинки во сне.
В Таганрогском музее градостроительства и архитектуры Раневской отдали зал. (Путь к нему лежит через выставку эротической фотографии и рисунка, я думаю, Раневской бы они понравились).
— Это обстановка ее последней московской квартиры, которую Фаина Георгиевна завещала передать Таганрогу, — объясняет школьникам женщина-экскурсовод. Школьники без особого интереса разглядывают антикварный английский гарнитур из карельской березы (купленный по случаю на гастролях в Прибалтике), «Войну и мир», томик Чехова (куда ж без него!) и сервиз из чайника и четырех чашек.
На диване лежат шляпка и кожаная сумка актрисы, через спинку стула перекинут мохеровый шарф, которым актриса укутывалась, играя свою последнюю роль.
— Фаина Раневская — величайшая актриса 20 века, сегодня она внесена в десятку величайших актрис мира, она признана академией киноискусства Великобритании, — продолжает профессиональной скороговоркой женщина-экскурсовод.
— Ее больше знает старшее поколение. Но если я назову фильмы — «Слон и веревочка», «Подкидыш», «Золушка», если я вам скажу слова «Муля, не нервируй меня», то вы обязательно поймете, о ком идет речь. Раневская не сыграла главной роли ни в одном фильме, но была «королевой эпизода».
Судя по детской реакции, таких фильмов они не смотрели и про Мулю ничего не слышали. А Британская академия для них — не авторитет.
Дети оживляются, когда экскурсовод объявляет:
— Итак, Фаина Георгиевна была нерадивой ученицей. Она училась в Мариинской гимназии, ей трудно давались предметы, и она была вынуждена перейти на домашнее образование. Одна из учительниц даже подарила ей медальон с надписью «Лень — мать всех пороков», который актриса с гордостью носила. Она так и не научилась грамотно писать и хорошо считать... А сейчас посмотрим по сторонам — такие же фотографии висели на стенах ее московской квартиры, только там они были приколоты к стенам иголками от одноразовых шприцев. Это фотографии друзей — Ахматова, Качалов, Чаплин, балерина Уланова, актриса Орлова, режиссеры Александров, Завадский....
О Галине Улановой Раневская рассказала своему биографу Скороходову: «Сидеть с ней одной удовольствие. За вечер произнесет одну-две фразы».
Об Орловой — во всеуслышание: «Превосходная актриса, на съемочной площадке она образец дисциплинированности и демократизма. Одно плохо — ее голос. Когда она поет, кажется, будто кто-то писает в пустой таз».
Об Александрове, режиссере знаменитой «Весны», — тоже во всеуслышание: «Гришка — бездарь, сколько лет ничего не делает, сидит на шее жены (Орловой. — С. М.)».
С Ахматовой (тогда еще мало кому известной) Раневская познакомилась в 1912 году. В Петербурге перед поездкой в Париж.
Пришла с букетиком.
— Вы пишите? — поинтересовалась Ахматова.
— Никогда не пыталась. Поэтов не может быть много. Ответ Ахматова запомнила. Они подружились.
— Анна Андреевна терпела даже мою ненормативную лексику, — вспоминала Раневская. — Но удивительно, как она легко шла на контакт с новыми лицами, говорили, даже искала их. У меня так никогда не получалось.
Экскурсовод пытается успокоить развеселившихся двоечников и продолжает: — Фаина Георгиевна обожала читать. Однажды, когда ей было восемь лет, она услышала, как плачет ее мать. Мать сказала дочери: «Умер Чехов». Фаина взяла с полки первую попавшуюся книгу Чехова и прочитала первый попавшийся ей на глаза рассказ, это была «Скучная история». По ее признанию, в тот день она поняла, что у нее закончилось детство.
На стене в зале Раневской три фотографии собаки плюс одна — у зеркала. Это — Мальчик. Последняя любовь «королевы эпизода».
Когда актриса Марина Неелова по телефону решила пригласить Раневскую на свой спектакль, та ответила: «Не могу, Мальчика не с кем оставить». Неелова, подумав, что речь идет о человеческом существе, вызвалась прийти к Раневской домой и там показать свою роль.
...В экспозиции таганрогского музея отсутствует фотография Леонида Ильича Брежнева.
Ее Раневская вырезала из газеты и повесила над кроватью.
Актриса объясняла:
— Он такой добрый. Когда он мне вручал орден Ленина, то сказал: «Муля, не нервируй меня!». Я ему ответила: «Как вам не стыдно, так говорят хулиганы и мальчишки». Он покраснел, извинился и сказал, что очень любит меня. Это добрый человек». Когда Раневскую называли Мулей хулиганы и мальчишки, она говорила им: «Пионеры, идите в жопу!». Иногда актриса посылала и в другие места.
В таганрогском музее хранится Указ от 3 марта 1967 года о присвоении Раневской звания народной артистки СССР. Подписи Георгадзе и Брежнева. Орденов Ленина и Красной звезды в музее нет.
— В зале нет должной охраны и сигнализации, а, значит, нет и орденов, — объясняет экскурсовод и продолжает:
— Она была очень добрым человеком и большую часть денег раздавала своим друзьям, считая, что они нуждаются в них больше, чем она. Еще Фаина Георгиевна была человеком с большим юмором. Както у нее спросили: «Почему вы так часто меняли театры?». Она ответила: «Искала настоящее искусство». — «Нашли?» — «Да. В Третьяковской галерее».
Дети не понимают такого юмора и не смеются.
— Вопросы есть? — заканчивает экскурсовод...
Знаменитый режиссер Юрий Завадский («кобелино», по словам Раневской) к очередной годовщине октября решил сделать новую постановку революционной («бредовой», по словам Раневской) пьесы «Шторм». По замыслу режиссера, в одном из эпизодов артисты выходили на сцену под звуки оркестра с метлами в руках. Раневская не могла представить свою героиню — спекулянтку Маньку с метлой в руке.
«Фаина, что вы делаете, — вдруг услышала я крик Завадского. — Вы топчете мой замысел!».
— Шо вы говорите! — переспросила я в Манькином стиле. — То-то, люди добрые, мне кажется, что я вляпалась в говно.
— Вон со сцены! — завопил Завадский.
Все замерли, я выждала паузу, подошла поближе к рампе и ответила:
— Вон из искусства.
Фраза вошла в историю театра. А на общем собрании коллектив Театра имени Моссовета единогласно проголосовал за изгнание Раневской.
Фаина Георгиевна не понимала, как это можно творить одновременно — к годовщине Октября и для вечности. Сегодня — для Октября, завтра — для вечности? Эту технику раздвоения личности она так и не усвоила до конца своих дней. Не осилив математики, Раневская усвоила: врать — плохо, быть жадным — еще хуже. А потому так и осталась «королевой эпизода». Раневской нравилось высказывание Карла Маркса: «Я смеюсь над так называемыми «практическими» людьми, их премудростью. Если хочешь быть скотиной, конечно, можно повернуться спиной к мукам человечества и заботиться о своей собственной шкуре».
— Фаина Георгиевна, вы верите в Бога? — как-то спросили у Раневской.
— Я верю в Бога, который есть в каждом человеке. Когда я совершаю хороший поступок, я думаю, это дело рук Божьих.
В конце 60-х на глаза Раневской попал журнал «Театр» со статьей о хиппи и Вудстокском фестивале.
Прочитав статью, актриса сказала, что понимает хиппи: «У них нет программы, у них отрицание ради отрицания, анархизм. Нечто подобное испытала и я». (Раневская, скорее всего, ничего не слышала о панках. С ними она бы тоже нашла немало общего).
На одной из фотографий 1915 года Раневскую можно принять за панк-певицу Нину Хаген. Во рту — сигарета с мундштуком. Под глазами нарисованы черные круги. Однажды, когда Фаине было пятнадцать, она увидела, что по улице идет ее сверстница. Была осень, холодно, а девочка шла босиком. Фаина отдала ей свои модные туфли какой-то очень известной на тот момент фирмы — с тупыми вывороченными носками.
Отец Фаи — нефтепромышленник, владелец оптового магазина, домов и парохода «Святой Николай», отругал девочку: «Тут нет ничего заработанного тобою». Мол, раз ездишь в Париж, Москву, Питер (к какой-то Анне Ахматовой) за мои деньги, будь добра вести себя как подобает девушке из хорошей буржуазной семьи.
Девушки из хороших буржуазных семей как раз и предрасположены к бунту. По признанию актрисы, после разговора с отцом ей впервые захотелось уйти из дома. И она вскоре ушла. Рок-групп тогда не было, хиппи тоже, и Фаина решила стать актрисой, благо театральный опыт у нее уже был — она часто ездила в Ростов на спектакли труппы СобольщиковаСамарина. Участвовала в массовках. Уйдя из дома (с одним чемоданчиком и обещанием матери помогать деньгами), в 1915 году Фаина отправилась в Москву, чтобы поступить в театральную школу. «Простые люди только могли мечтать о театре, а взбалмошные сыновья и дочери обеспеченных родителей, вроде меня, стремились зачем-то попасть на сцену — с жиру бесились, как сказал бы наш дворник, а у моего отца был даже собственный дворник, не только пароход...» — это слова Раневской.
В Москве девушку из Таганрога не ждали. Все экзамены во все театральные школы она провалила.
Знакомая устроила Фаину в знаменитый летний театр в Малаховке — это ближнее Подмосковье, как сейчас говорят. Рядом с Люберцами. В советское время там любили снимать фильмы о борьбе с преступностью. В Летнем театре Фаине предложили роли без слов, но с окладом. 20 рублей в месяц. Не сыграв в Малаховке ни одной роли, новоявленная актриса отправилась на биржу Российского театрального общества. Полная женщина, занимавшаяся трудоустройством актеров, поинтересовалась у нашей героини, в каком амплуа та работает.
— Гранд-кокетт, — ответила Фаина, тогда еще Фельдман.
Гранд-кокетт (grande couquette) — это соблазнительница, большая кокетка. В «гранде» женщина усомнилась, но все же предложила работу в самом театральном городе мира — в Керчи. Роль с пением и танцами. За 35 рублей в месяц, но «со своим гардеробом». Женщина добавила, что там в Керчи девочки без дела не остаются. Гордая тем, что у нее в кармане лежит первый в жизни настоящий контракт, Фаина решила оставить свой багаж на вокзале и пройтись по Керчи пешком — познакомиться с городом и его жителями. Худая рыжая девушка с большим носом шла медленно, рассматривала витрины и дома. А спустя некоторое время стала замечать, что на нее оглядываются прохожие, мужчины провожают ее долгими взглядами и перемигиваются. По словам Раневской, она подумала, что в этом городе умеют ценить красоту, и здесь ее ждет успех. Когда гранд-кокетт пришла в театр, актеры объяснили Фаине, чем вызван интерес к ее персоне со стороны мужского населения города Керчи. Оказалось, что сзади у нее распоролась юбка и открылся вид на кружевное белье.
В Керчи рыжая актриса сыграла в двух спектаклях. В первом она забыла все слова, кроме «Добрый день!». С этими словами и ушла за кулисы. Во втором грандкокетт стала травести: сыграла мальчикагимназиста в мелодраме «Под солнцем юга». Увы, театр прогорел, и актриса перебралась в Феодосию, театральный город мира номер два.
Новый проект также не стал коммерчески успешным. И актрисе — без денег — пришлось возвращаться в Таганрог и на коленях вымаливать прощение у родителей. Ее простили.
Именно в Феодосии Фельдман стала Раневской.
Почему Раневской?
Глеб Скороходов, биограф актрисы, записал с ее слов следующую историю. Однажды Фаина с приятелем-актером зашла в банк, чтобы получить перевод от матери — несколько бумажных купюр. Когда девушка вышла из банка, ветер вырвал у нее деньги.
«Я остановилась и, следя за исчезающими в вихре банковскими билетами, сказала:
— Как грустно, когда они улетают! — и не сдвинулась с места.
— Да ведь вы Раневская! — воскликнул мой приятель, вспомнив героиню «Вишневого сада». — Только она могла сказать такую фразу!».
Так что, когда актриса задумалась о псевдониме, то решила, что Раневская с ее «я всегда сорила деньгами» — вполне подходящая фамилия.
В январе 1918 года Фаина Раневская осталась одна в своем таганрогском доме. Родители и старшая сестра уехали на «Святом Николае» в Турцию. Решили — хватит испытаний на нашу долю (старший брат Фаи погиб в первой мировой, куда ушел добровольцем). Фаина ехать не захотела. Хиппи во все времена должны быть в гуще событий.
Раневская больше никогда не видела отца. С матерью встретилась — в 1957 году в Бухаресте. Ее сестра Изабелла прожила всю жизнь в Париже, а потом, посмотрев фильм «Мечта», узнала Фаину и в 1961 году вернулась в Москву. Они прожили вместе всего полтора года — Изабелла умерла.
...Что такое революция, девушка представляла смутно.
По словам актрисы, она, не заперев дом (пусть его запирают пай-девочки), уехала в Ростов-на-Дону. В Ростове Раневская планировала подыскать себе тихую непыльную работу — учительницы или гувернантки. Ей показалось, что в революционном 18-м на эти профессии есть спрос.
Воплотить в жизнь свои планы Раневская не успела — в первый же день она отправилась в театр.
В тот вечер на ростовской сцене блистала «вторая Комиссаржевская», актриса «с лебединой шеей, хрупкими руками и удивительным голосом, непохожим на другие» (цитирую по Скороходову). Это была Павла Леонтьевна Вульф.
На следующий день, придя к Павле Леонтьевне, Раневская сказала, что хотела бы учиться у нее. Та согласилась и предложила молодой актрисе подготовить два отрывка из идущих в Ростове пьес. «Я поняла — это судьба», — напишет позже Раневская.
Долгие годы Фаина и Павла проживут вместе, вместе будут играть в спектаклях, вместе колесить по стране — Феодосия, Симферополь, Баку, Архангельск, Смоленск. За это время Раневская сыграет около 200 ролей, двадцать — за сезон. Для провинциального актера начала прошлого века это было в порядке вещей. Сама Фаина Георгиевна называла тот период «братской могилой моих ролей».
Спустя много лет Раневская скажет внуку Павлы Леонтьевны Алексею (она его называла своим «эрзац-внуком»): «Когда тебе скажут, что между нами были лесбийские отношения, не верь этому!».
О «романтической» стороне жизни великой актрисы известно мало. По словам «эрзац-внука», Раневская симпатизировала певцу Георгу Отсу и маршалу Толбухину, командующему Закавказским военным округом.
Известно также, что в 1915 году у нее был любовник — гусар-кавалерист. «Когда мы остались вдвоем, я уже лежу, он разделся, подошел ко мне, и я вскрикнула:
— Ой, какой огромный! А он довольно улыбнулся и, покачав в воздухе своим достоинством, гордо сказал:
— Овсом кормлю!». К этому же времени относится эпизод, из-за которого, как впоследствии часто говорила Раневская, она не то что влюбиться не может, но даже смотреть на «этих гадов и мерзавцев» — мужчин.
...Однажды актер, в которого она была влюблена, сказал девушке: «Раз вы живете недалеко от театра, то вечером я приду к вам в гости». Раневская надела свое любимое зеленое платье (к рыжим волосам), накрыла стол... Актер пришел пьяный и с женщиной. «Погуляйте пару часиков, дорогая моя», — предложил он Фаине.
Режиссероненавистница В 1930 году Фаина Георгиевна пишет письмо главному режиссеру Московского камерного театра Александру Таирову с просьбой принять ее в его труппу. В 1931 году Раневская и Вульф перебираются в Москву. Раневскую берут в камерный, Вульф — в Театр Красной Армии. Первой пьесой Раневской в Москве стала «Патетическая соната» украинского драматурга Николая Кулиша. Раневской досталась роль проститутки Зинки.
Журнал «Крокодил» откликнулся на премьеру фельетоном.
Автор, подписавшийся «Л. В. Бетховен», безуспешно пытался выяснить, какое же отношение имеет новая постановка театра к музыке немецкого композитора.
Журнал «Прожектор» написал: «Надо отметить интересную игру новой артистки театра Раневской». Отмечалась и самостоятельная трактовка образа, данная Раневской. «Благоприятные результаты такой самостоятельной трактовки образа дала только игра Раневской, создавшей запоминающийся образ проститутки, тоскующей о лучшей жизни».
Но в целом пьесу упрекали в «отражении философии украинского националистического движения» и предлагали сделать «беспощадные выводы относительно контрабандиста Кулиша».
Спустя некоторое время выводы были сделаны — Кулиша арестовали, объявили врагом народа и расстреляли.
Поскольку других ролей у нее не было, Раневская в 1935-м уходит в Театр Красной Армии. Играет в пьесах «Чужой ребенок», «Последняя жертва», «Гибель эскадры», «Васса Железнова». В 1939-м Раневскую приглашают в Малый театр. Она соглашается, но оказывается, ее не хотят отпускать из Театра Красной Армии. Она уходит со скандалом. Но старейшины Малого вдруг воспротивились ее приходу в труппу. Раневская осталась без работы...
На встречу во МХАТ Раневскую пригласил сам Немирович-Данченко.
— Я согласна! — выпалила актриса на предложение Владимира Ивановича стать «мхатовкой».
Прощаясь, Немирович поцеловал Раневской руку, а она проникновенно произнесла:
— Спасибо вам, Василий Петрович! Этого дня, Василий Петрович, я никогда не забуду!
Утром секретарь Немировича сообщил Раневской, что приказ о ее зачислении в труппу Художественного театра отложен.
Оказалось, что навсегда.
На встречу со звездой надо приходить подготовленной. Хотя бы выучить имяотчество.
Режиссер Попов после беседы с актрисой записал в своем дневнике: «Режиссероненавистничество».
Раневская не возражает: «Я переспала со всеми театрами Москвы, и ни с кем не получила удовольствия».
В кино Фаина Раневская дебютировала в 1934 году. Начинающий режиссер Михаил Ромм пригласил ее на роль госпожи Луазо в фильме «Пышка» по знаменитой мопассановской новелле. В «Пышке» Раневская играет небольшой эпизод — ест курицу. Фильм был немым, но Раневская, чтобы лучше войти в образ, выучила несколько фраз своей героини на языке оригинала. Благо французский она знала в совершенстве. Приехавший в Советский Союз Ромен Роллан был в восторге от фильма и от Раневской. По просьбе Роллана «Пышку» показали во Франции — картина имела огромный успех.
Затем была «Дума про казака Голоту». Фильм про гражданскую войну. Сценарий написал Аркадий Гайдар. Собственно, роли для Раневской в сценарии не было. Просто режиссеру Савченко очень хотелось увидеть актрису в своем фильме. Роль придумали — попадью. Текст — во время репетиции, пока оператор осваивал аппаратуру — сочинила сама Раневская. Подошла к птичкам, сунула палец в клетку и засмеялась:
— Рыбы вы мои золотые, вы прыгаете и прыгаете, покою себе не даете.
Потом, обращаясь к поросятам:
— Дети мои родные, дети вы мои дорогие! Савченко остался доволен сотрудничеством с актрисой.
В 1939 году Фаина Раневская снимается сразу в трех кинокартинах — «Человек в футляре», «Ошибка инженера Кочина» и в сделавшем ее звездой «Подкидыше». Фразу «Муля, не нервируй меня!» придумала сама Фаина.
Любимой работой в кино для Раневской стала роль в фильме Михаила Ромма «Мечта» (1940 год).
По словам Раневской, за всю долгую жизнь она не испытывала такой радости, как в пору второй встречи с Роммом:
— Такого отношения к актеру, не побоюсь слова — нежного, такого доброжелательного режиссера-педагога я не знала, не встречала. Его советы, подсказки были точны, необходимы. Я навсегда сохранила благодарность Михаилу Ильичу за помощь, которую он оказал мне в работе над ролью пани Скороход в «Мечте», и за радость, когда я увидела этот прекрасный фильм на экране.
Это, пожалуй, самые теплые слова, сказанные когда-либо Раневской в чей-либо адрес.
Потом была «Свадьба» («Режиссер извратил чеховскую прозу, а во-вторых, не использовал в полной мере талантливых актеров»). Затем «Сегодня новый аттракцион». Раневской досталась роль потрясенной бесконечными революциями питерской аристократки. «Стоит мне выйти на улицу, как начинается революция», — говорит ее героиня.
Сцену в трамвае, как и фразу про революцию, придумала Раневская.
Аристократка обращается к пассажирам: — Господа, господа, потрясающая новость! По городу летает аэроплан. В аэроплане сидят большевики и кидают сверху записки. В записках сказано: «Помогите, не знаем, что делать!».
Сценарист сказал, что «отсебятину» в свой сценарий он не пустит. В фильм эпизод не вошел.
Но случай с «Аттракционом», пожалуй, исключение. Большинство режиссеров считали большой удачей, если Раневская «дополнит» их фильмы своими фразами. В сценарии «Весны» Раневской отводился лишь один эпизод: ее героиня Маргарита Львовна подавала завтрак своей знаменитой племяннице. Александров предложил актрисе самой сделать роль. Она (вместе с Пляттом) сделала. «Я возьму с собой «Идиота», чтобы не скучать в троллейбусе» — это из «Весны». Играющие роли второго плана Раневская и Плятт запомнились зрителям даже больше, чем Орлова и Черкасов.
В том же году Фаина Георгиевна сыграла Мачеху в знаменитой сказке «Золушка». Раневская вспоминала: «Там была такая сцена. Я готовлюсь к балу, примеряю разные перья — это я сама придумала: мне показалось очень характерным для Мачехи жаловаться на судьбу и тут же смотреть в зеркало, прикладывая к голове различные перья, и любоваться собой. Но для действия мне не хватало текста. Евгений Шварц (автор сценария) посмотрел, что я насочиняла, хохотнул и поцеловал руку: «С Богом!».
В таганрогском музее экскурсовод рассказывает детям:
— Так случилось, что великая актриса и великий писатель жили в разное время, но на параллельных улицах, практически напротив друг друга. Раневская сыграла во всех пьесах и водевилях Чехова. Роли она дополняла своими словами. Однажды она написала письмо вдове Антона Павловича — Ольге Леонардовне Книппер-Чеховой: «Как вы думаете, как Чехов отнесся бы к моим «дополнениям?». «Я думаю, он бы улыбнулся», — ответила Ольга Леонардовна...
Вспоминает Раневская: «Меня пригласила к себе образованнейшая, утонченнейшая женщина XIX века Щепкина-Куперник. Я благоговела перед нею, согласно кивала, когда она завела речь о Чехове, о его горестной судьбе и ялтинском одиночестве, когда супруге все недосуг было приехать. После третьей рюмки я почувствовала себя достаточно раскрепощенно:
— Татьяна Львовна, а ведь Ольга Леонардовна Книппер-Чехова — блядь.
И обмерла от ужаса: сейчас мне откажут от дома!
Но изысканная Татьяна Львовна всплеснула ручками и очень буднично, со знанием дела воскликнула:
— Блядь, душенька, блядь!..».
...В 1949 году Раневская снялась в позабытом сейчас фильме «У них есть Родина» по пьесе Сергея Михалкова. Советские разведчики, разыскав на территории Западной Германии оказавшийся под присмотром английской разведки сиротский приют с советскими детьми, добиваются возвращения детей на родину...
Об этом фильме Раневская говорила: «Да, фрау Вурст у меня получилась. Вурст по-немецки — колбаса. Я и играю такую толстую колбасу, наливающую себя пивом. От толщинок, которыми обложилась, пошевелиться не могла. И под щеки, и под губы тоже чего-то напихала. Не рожа, а жопа. Но когда я говорю о михалковском дерьме, то имею в виду одно: знал ли он, что всех детей, которые после этого фильма добились возвращения на Родину, прямым ходом отправляли в лагеря и колонии? Если знал, то тридцать сребреников не жгли руки?».
...Удивительно, экскурсовод в таганрогском музее почему-то не вспомнила о «Малыше и Карлсоне». Я думаю, дети бы вспомнили фрекен Бок и ее голос. В мультфильме тоже есть придуманные Раневской фразы.
— Так вы не привидение, — расстроенно говорит домоуправительница Карлсону. — Значит, телевизионные деятели искусства к нам не приедут.
— А разве я хуже? — возмущается Карлсон. — Я мужчина в меру упитанный, в самом расцвете сил.
— Там такого добра навалом, — объясняет фрекен Бок.
— Я еще и талантливый, — говорит мужчина с пропеллером.
«Талантливого» придумала Раневская — очень не любила телевидение: все эти «Встречи с прекрасным», «От всей души». За неискренность, за непрофессионализм.
В таганрогском музее можно увидеть афишу последнего спектакля, в котором сыграла Раневская, «Правда хорошо, а счастье лучше» в постановке Сергея Юрского. Афиша 1980 года.
19 мая 1982 года спектакль должны были снимать для телевидения. Съемку отменили.
Сергей Юрский пишет, что с первой сцены Раневская стала забывать текст. Совсем. Суфлируют из-за кулис — не слышит. Подсказывают партнеры — не воспринимает. Отмахивается. Мечется по сцене и не может ухватить нить... Все участники спектакля были пронизаны этим кошмаром Раневской, каково же было ей?!
Больше в этой роли Раневская на сцену не выходила, а 24 октября того же года последний раз сыграла в спектакле
«Дальше — тишина».
19 июля 1984 года она умерла... «Восемь-десять ролей — все что сыграно в московских театрах за тридцать с лишним лет! Мне ведь страшно не повезло. Я могу больше говорить о том, что я хотела играть и не играла в театре, чем о том, что сыграла. И не потому, что жалуюсь, а потому, что знаю, что могла бы сделать для людей, для искусства больше. Почему я бегала с одной сцены на другую?
Потому что я хотела играть.
Брехт, увидев меня, написал мне письмо: «Геноссе Раневская, я мечтаю, чтобы вы сыграли матушку Кураж — эта роль для вас». Я умоляла Завадского поставить пьесу. «Нет, нет, Фаина, этого мы не сможем».
Мне присылают из Австрии перевод «Визит старой дамы» — «пьеса для вас!». Кидаюсь к Туманову: «Поставьте, голубчик, век буду благодарна!». — «Ну кто это разрешит — это не для нашей сцены. И что это за героиня — с протезом. Нет, это плохо». И пьесу ставят в другом театре.
Как мне не повезло, если бы вы знали! Я билась пять лет, пока не получила разрешения на «Странную миссис Сэвидж». И сейчас, когда уже ясно, что осталось не так много, спрашиваю Завадского: что меня ждет в будущем сезоне? «Шторм», конечно!». — «Но “Шторм” я играла пятнадцать лет подряд. Что будет новое?». — «Не знаю, не знаю. У меня столько дел». Ну, что вы на это скажете?».
В Театр имени Моссовета Раневская ходила, как в молодости на аборты, а в старости — к зубному врачу. Это ее слова.
К любимым несыгранным ролям Раневская относила прежде всего Ефросинью в «Иване Грозном». Сергей Эйзенштейн, по его словам, писал тетку Ивана как раз под Фаину Георгиевну.
Из Алма-Аты, где во время войны находился «Мосфильм», Эйзенштейн прислал Раневской сценарий. Актриса отправилась к Эйзенштейну в Ташкент, они долго беседовали о роли.
(Одновременно знаменитый режиссер рисовал порнографические карикатуры на Раневскую. Самая приличная называется «Сердце Фаины» — сердце, проткнутое насквозь огромным фаллосом). Пробы Раневская не прошла — министр культуры, знавший актрису по «Подкидышу», счел выбор режиссера экстравагантностью. «Мулю» на роль Старицкой не утвердили.
Режиссер звонил в Москву. Бесполезно. Через полгода, когда значительная часть фильма была уже снята, Эйзенштейн отправил Раневской в Москву телеграмму: «Просьба срочно вылететь Алма-Ату для съемок Грозного».
Раневская не поехала — заболела Павла Леонтьевна. Бросить ее Раневская не могла.
Не случилось у Раневской сыграть и в рязановском «Берегись автомобиля» — Фаина Георгиевна не увидела себя в роли матери главного героя.
«У меня счастливая жизнь в кино? Да как у вас повернулся язык?! Счастливая?! Когда я столько раз снималась в дерьме, когда не сделала и половины того, что могла сделать. Есть ли у меня в кино еще хоть одна роль на уровне «Мечты»? Неистовая любовь зрителей ко мне вызывает у меня чувство неловкости, будто я их в чем-то обманула». Эти горькие признания — из книги Глеба Скороходова «Беседы с Раневской». Фаина Георгиевна запретила публиковать книгу при ее жизни, ей казалось, что «Беседы» окончательно испортят ее отношения с окружающим миром.
Автору она сказала:
«Мое чувство одиночества вам недоступно. У вас — дочь, мать, отец, сестра, племянница. Дочь нарожает вам внуков, племянница — тоже, и вы будете на старости лет читать им «Конькагорбунка» и сказки братьев Гримм — то, о чем я всегда мечтала, но так и не сумела сделать».
Перейти в архив