Знаменитый Лоуренс Оливье в середине 60-х сказал о Луспекаеве: «В России есть один актер — абсолютный гений! Только фамилию его произнести невозможно». После выхода на экраны «Белого солнца пустыни» фамилию Луспекаев научились произносить весь Советский Союз и его зарубежные гости. В конце 90-х именем Луспекаева назвали патрульный корабль на Дальнем Востоке и улицу в поселке Большие Салы, что находится в шести километрах от Ростова-на-Дону.
Шесть километров до Больших Салов — это если по прямой. Сейчас по прямой не доедешь — зима, дожди.
— Разве что на моей «Ниве» доберешься,
— рассказывает Вартан Хачехпарович Луспекоян. — Зимой надо ехать по Новошахтинской трассе.
По плану развития Ростова поселок должен войти в состав донской столицы. Как и весь Мясниковский район. Но пока не вошел.
Как и во многих российских поселках главная улица здесь носит имя Ленина. Есть улица Советская.
Улица имени Павла Луспекаева идет параллельно главной.
— Но там сейчас нечего смотреть, улица еще не достроена, грязь, — объясняет Вартан. — А специальных табличек нет. Но, как уверяет Вартан Хачехпарович, будут.
Улица имени Луспекаева появилась не так давно — к 30-летию со дня смерти великого актера. В 1999 году. Луспекоян тогда как раз был главой поселковой администрации.
— Вопрос обсуждался на совете. Все поддержали.
Луспекоян — троюродный племянник Павла Луспекаева. На вопрос гаишников («цивилизованных» — поясняет Вартан), не родственник ли он того самого Луспекаева, что из «Белого солнца пустыни», Луспекоян гордо отвечает, что да, родственник! Пусть и дальний.
— У армян троюродный брат, как у русских — двоюродный. Близкий человек. Если не пригласишь на какое-нибудь семейное торжество, обида на всю жизнь. Павла Борисовича Вартан видел только по телевидению. Когда Луспекаев умер, Луспекояну было всего два года.
— Больше всех о дяде знает Альберт Саркисович Синанян, двоюродный брат Павла по материнской линии. Он единственный, кто видел Луспекаева живым, — объясняет Вартан, и мы едем к дяде Альберту.
...Для Альберта Саркисовича наш визит — неожиданность. Он о чем-то долго говорит с племянником по-армянски и в конце концов приглашает нас к столу. Беседуем под звуки телевизионного сериала. Синанян очень похож на Луспекаева. Только ростом пониже. Уменьшенная копия. Говорят, что большим сходством с Павлом обладал только Иван (Ованес) Луспекоян. Тоже двоюродный брат Луспекаева, но по отцу. У него был дом в Ростове на 36-й линии. Недавно Иван умер. Жив его сын Володя. Вартан с Володей познакомился, когда жил в Ростове — вместе играли в футбол на Мурлычевской. Футболисты с удивлением обнаружили, что у них одна и та же фамилия...
— Иван вроде музыкантом был, — говорит Вартан.
— Да нет, работал на баянной фабрике,
— возражает Синанян.
Для Альберта Саркисовича, как и для Вартана, Павел — близкий родственник, фотография артиста висит над его кроватью рядом с карточками дяди Вени и мамы. Синанян показывает фотографии дорогих ему людей лишь в конце беседы. Как самое сокровенное («Возьмите фотоаппарат, я вам что-то сейчас покажу»).
...Здесь, рядом с подворьем Синанянов, когда-то и стоял дом, где жил Богос (Борис) Луспекоян. Отец актера.
Дома не сохранилось. Есть только колодец. В народе его до сих пор называют «курдюмовским». «Курдюм» — это было что-то вроде псевдонима у семьи Луспекоянов. Что означает это слово, Вартан не знает, но помнит, что когда не было водопровода, он ходил к «курдюмовскому» колодцу с коромыслом:
— Там была самая хорошая вода.
Даже сейчас колодец «стоит на балансе».
На случай войны.
— По словам Карпа Ильича (бывший директор школы, местный краевед.
— С. М.), у них был приемный сын по фамилии Курдюмов, — вспоминает Альберт Синанян. — Хотя от своих родных я об этом не слышал. Моя мать и отец Павла были родными братом и сестрой. Помимо них в семье были еще два сына. Все, кроме отца Павла
— Богоса Луспекояна, остались жить в Больших Салах. Богос уехал в Ростов. Там он познакомился со своей будущей женой.
По семейной версии, когда к власти пришли большевики, Богос, опасаясь раскулачивания (семья была зажиточной, отец Богоса — Хугас Луспекоян, открыл сто лет назад в Больших Салах цех по производству шелковых тканей), от греха подальше решил покинуть
Большие Салы. Сначала он отправился в Ростов, затем — уже с семьей — в Луганск, потом — в Новороссийск. Тогда же, видимо, он и поменял фамилию Луспекоян на Луспекаев.
Как написано в большинстве биографий Луспекаева, отец — армянин (нахичеванский), мать — донская казачка. В некоторых случаях сказано, что мать хохлушка.
По словам Альберта Саркисовича, ее звали Сарой Абрамовной.
Как получилось, что хохлушку звали Сарой Абрамовной, в Больших Салах не знают.
Не исключено, что Сара Абрамовна — сокращенный вариант от Серафимы Авраамовны.
Павел Луспекаев родился в 1927 году в Луганске.
Как уверяют родственники Павла Луспекаева, драчливый характер он унаследовал от отца.
А дрался отчаянно. Однажды из-за этого Паша едва не лишился глаза — его ударили раскаленным металлическим прутом в лицо.
Позже, уже на съемках «Белого солнца пустыни» под Махачкалой, у него появится еще один шрам. Подрался с дагестанцами в местном ресторане. Луспекаева ударили ножом в лицо и поранили бровь. Рана не заживала. Благодаря этому в фильме появился эпизод — один из бандитов стреляет в окно рубки, и осколок рассекает бровь таможенника.
...Перед самой войной Павел окончил Луганское ремесленное училище, а в 16 лет убежал к партизанам.
Именно тогда он несколько часов пролежал в снегу, как следствие, сильно обморозил ноги.
На этом злоключения не закончились: вскоре Луспекаева тяжело ранили разрывной пулей. В саратовском военном госпитале врачи уже было собрались ампутировать Павлу руку. Но Луспекаев пришел в себя и не позволил хирургу дотронуться до своей руки, пока тот не поклялся попробовать обойтись без ампутации.
Удивительно, но от этой раны не осталось и следа.
Поправившегося юношу направили в штаб партизанского движения 3-го Украинского фронта.
В 1944 году Луспекаев вернулся в Луганск. Без особых проблем его зачислили в труппу местного драмтеатра — раз молодой человек так уж хочет стать актером.
Однако молодой человек хотел большего, и летом 1946 года Луспекаев отправился в Москву. Подал документы в Театральное училище имени М. С. Щепкина.
Как Луспекаев умудрился поступить в «Щепку» — большая загадка.
Южный говор и абсолютная неграмотность не помешали ему стать студентом. На экзамене по литературе Павел взял лист бумаги, написал два-три слова, долго сидел, а потом сдал экзаменатору практически чистый лист. Экзаменатор сказал, что за «это» он не может поставить даже единицы.
...Очевидцы вспоминают, что когда назвали фамилию Луспекаева, на сцену вышел молодой человек с большими горящими глазами. «Худой-худой, длинный-длинный. И начал читать. Это было удивительное зрелище. Читая басню, он жестами иллюстрировал каждое слово и изображал то действующее лицо, от имени которого читал. Показывал руками, как летают птицы, как звери шевелят ушами или крутят хвостом. Потом Павлу задали несколько вопросов, на которые он очень остроумно ответил».
Поступив в «Щепку», Луспекаев отправился в Большие Салы — поделиться радостью с родней.
— В Салах он был в 47-м, когда еще дед был живой, — вспоминает Альберт Синанян. — Тогда мы в первый раз и встретились. Он приехал из Москвы. Высокий, худой, по-армянски почти ни слова. Павел даже не знал названий некоторых армянских блюд. Помню, ему очень понравилось домашнее кислое молоко — мацони. Но он долго не мог запомнить этого слова.
Рассказывая о своем родственнике, Синанян невольно прикрывает левую руку — там у него вытатуирован якорь — Альберт Саркисович служил на флоте. У Луспекаева тоже была татуировка. В «Щепке» у Павла спросили: «Что у вас с руками?». Луспекаев ответил: «Ожог». Ему не поверили и сказали, что не пустят в аудиторию, если он не выведет наколки на своих руках. Некоторое время Луспекаев приходил в училище с забинтованными руками — пришлось сделать несколько болезненных операций. Несмотря на свои бесконечные загулы (с последующими за ними чистосердечными раскаяниями: «Хочешь, землю есть буду?»), Павел приводил в восторг преподавателей по актерскому мастерству. Преподавательницу танцев он пугал: в ответ на ее замечания ласково приговаривал: «Спасибо, мамаша!». Луспекаев ко всем обращался на «ты». Там же в «Щепке» Паша познакомился с Инной Кирилловой, которая училась на два курса старше его. Инна была девушкой строгой и всегда подтянутой, всем своим внешним видом она напоминала гимназистку. Роман закончился свадьбой.
А через месяц после свадьбы счастливый молодожен вдруг пропал из дома на неделю. Оказалось — загулял с какойто дамой из Ростова...
Инна простила измену. Прощать пришлось еще не раз.
В 1950 году Луспекаев окончил театральное училище. Однако избавиться от южного говора ему не удалось. А с говором в столичный театр — Луспекаев очень хотел в Малый — не брали. На фрикативное «г» не обратили внимания в Тбилиси. В Русском драматическом театре имени А. С. Грибоедова. В Грузии запомнили Луспекаева большим шутником.
Легенда гласит следующее: однажды во время гастролей в Кисловодске «грибоедовцы» отправились на выездной спектакль в Пятигорск. Когда поезд подошел к перрону, стало ясно, что бросившиеся к вагону зрители только что закончившихся скачек не дадут возможности выйти из вагона. Тогда Павел кинулся к дверям с криком: «Стойте, здесь сумасшедших везут, дайте пройти». Народ отошел от вагона. А Павел командовал: «Выводите, осторожно выводите...». И вывел всех актеров. Когда публика поняла, что ее провели, и кинулась в вагон, двери уже захлопнулись. А Павел весело кричал вслед: «Не тех вывели, сумасшедшие в вагоне остались».
Там же в Грузии Луспекаев снялся сразу в двух фильмах: он сыграл Бориса в фильме «Они спустились с гор» и Карцева в «Тайне двух океанов». «Тайна» имела большой успех у зрителей (в прокате 1957 года она заняла 6-е место, собрав на своих просмотрах 31,2 млн. зрителей). Но Луспекаева зрители не заметили.
Из Тбилиси Павел перебрался в Киев. Это было в 1956 году. А затем — в 1959 году — отправился покорять Ленинград. Помог популярный в те годы Кирилл Лавров, работавший в Ленинградском БДТ.
Приехавший в Киев к родственникам Лавров обратил внимание на талантливого актера. Лавров рассказал о Павле Товстоногову, и вскоре Луспекаев вышел на сцену БДТ. Вот что можно прочитать в воспоминаниях самого Луспекаева о том времени: «Однажды я прославился, можно сказать, на весь Ленинград. Еще в Киеве я снялся в противопожарной короткометражке под замечательным названием «Это должен помнить каждый!». Деньги были нужны, вот и снялся. И забыл про нее. А как раз в это время я переехал в Ленинград к Товстоногову и начал репетировать «Варваров». Волновался страшно. Они уже все мастера, а я для них — темная лошадка. А тут, как на грех, на экраны Ленинграда вышел какой-то западный боевик, который все бегали смотреть. И вместо киножурнала — мой противопожарный опус. Я там после пожара, возникшего из-за сигареты, прямо в камеру пальцем тычу и говорю: «Это должен помнить каждый!». Вот тут ко мне популярность и пришла. Наутро перед каждой репетицией юмор: «Помни, Паша, помни. Дай, кстати, закурить». В течение первых трех лет пребывания Луспекаева в БДТ он выпускал по две новые роли в год. Это называется творческим подъемом.
«В БДТ ставили «Три сестры», где я играл Андрея Прозорова, — рассказывает Олег Басилашвили. — Для меня этот спектакль был принципиальным, но роль не получалась... И Паша мне говорит: «Слушай, мне за тебя стыдно! Все играют, как люди, а ты, как дерьмо какое-то в проруби болтаешься! Пойми, он не просто талантливый человек, твой Прозоров, он гений уровня Эйнштейна, Нильса Бора. И когда в четвертом акте он везет колясочку с чужими детьми, для него это трагедия!». То же самое мне говорил и Товстоногов, и сам себе я это говорил, но он как-то так это сказал, что... И вот у нас генеральная репетиция. Я появляюсь с этой коляской. Сцена трагическая. И тут в зале раздается сатанинский звонкий смех Луспекаева! Вместо того чтобы рыдать, он ржет!.. После я ему говорю: как тебе не стыдно! А он мне: чудак, я же от счастья смеялся!».
...В Больших Салах внимательно следили за успехами становящегося знаменитым родственника.
Вспоминает Альберт Синанян:
— Я встретился с ним в 1962 году. К тому времени он уже снялся во многих фильмах. Я, когда служил на Севере, увидел фильм «Тайна двух океанов». Смотрю фамилия — Луспекаев... После этого я написал Павлу письмо, сразу же пришел ответ... Когда я приехал домой в отпуск, расспросил о Павле родственников — дядьев. Обратно ехал через Ленинград. В августе. Мурманск не принимал самолеты. Что, думаю, буду сидеть в гостинице? Взял такси, поехал. Поднялся, чемодан оставил в такси. Открыла жена. «Так и так, я из Ростова».— «Паша, это из Ростова». Я отпустил такси. Жена ушла на работу. Дома остались дед — дядя Боря, Павел и дочка маленькая. Павел спросил, который из братьев приехал? Нас же четверо было. А, это ты, Альберт! Заходи! Он не вставал, ему только что сделали операцию. Мы посидели, поговорили, Павел рассказал, в каких картинах снимается. В основном спрашивал о домашних. Он всех моих братьев по именам знал. Но мне надо было ехать. Я сказал, что заеду еще... Тогда мы как раз собирались на ремонт в Таллинн. Я приехал из Таллинна, но дома никого не застал. И спросить некого было. Приехал домой, а дядя Боря здесь. Он сказал, что сын поехал отдыхать в Болгарию.
В 1962 году у Луспекаева обострилась болезнь ног, и на одной ступне образовалась серьезная рана, которая никак не зарубцовывалась. Он тогда репетировал Скалозуба в «Горе от ума», но из-за болезни был вынужден надолго лечь в больницу, премьера прошла без него.
По словам Владимира Луспекояна, его дядя был большим шутником, а к ним — в ростовский дом — входил не иначе, как на руках.
— Дядя страшно любил розыгрыши. Однажды он рассказал отцу, который был намного младше Павла, что у актера обязательно должны хорошо гнуться пальцы и хрустеть суставы: мол, без этого артистом не станешь. Отец начал упорно тренироваться. Фаланги больших пальцев у моего отца болели до конца жизни.
Еще Павел любил выпить. Чем создавал немало проблем себе и окружающим. Во время гастролей БДТ в Польше тамошнее министерство культуры решило устроить официальный прием для советских артистов.
Представитель администрации БДТ предупредил Павла: «Не пей! Совсем не пей! Там будет министр культуры Польши! Давай обойдемся без международного скандала».
Представитель администрации попросил Луспекаева скромно сесть в уголок и помолчать.
Посидеть тихо и незаметно у Павла Борисовича не получилось.
Дотерпел он только до пятого тоста. После чего встал из-за стола, рванул рубаху вместе с бабочкой и затянул: «О-о-очи че-о-о-рные! О-о-очи стра-а-астные!». Впрочем, драки и скандала удалось избежать.
Так бывало не всегда. Как-то на гастролях в ГДР немецкие актеры пригласили ленинградцев в гостиничный ресторан. Увидев, что на столе стоит лишь одинокая бутылочка шнапса, Луспекаев попросил Олега Басилашвили принести еще: «У нас же там еще осталось в номере-то? Принеси, будь добр». Басилашвили принес.
Выпили. Луспекаев решил сказать тост. Начал с того, что Берлин ему очень понравился — город чистый и красивый, здесь даже в гостиничных номерах — легчайшие пуховые перины... Однако свою речь Луспекаев закончил в другой тональности: «Моя бы воля, построил бы вас в ряд, вывел в чистое поле и из пулемета, из пулемета». Переводчик попытался смягчить речь артиста, но не получилось — взгляд Луспекаева на хозяев был красноречивее слов. «Ну не могу я слышать их поганую немецкую речь! — оправдывался потом Павел. — С самого 43-го года не могу. Уж вы меня простите, дорогие мои!».
Сколько бессонных ночей пришлось пережить Инне Кирилловой, знает только она сама. Тем более, что ее актерская судьба складывалась не самым удачным образом. В Тбилиси она еще играла героинь, а вот в Ленинграде, в БДТ, выходила на сцену только в массовке (после смерти Луспекаева ее вообще перевели в пошивочный цех, а потом и уволили).
Из своих любовных приключений Луспекаев не делал тайны. Весь Ленинград знал, что он влюбился в приехавшую на гастроли Аллу Ларионову. На ухаживания Павел Борисович не стал тратить время — просто взял и явился в номер актрисы. Из номера он не выходил три дня. Потом он рассказывал приятелям: «Я по сто раз перецеловал каждый пальчик на ее ногах».
На пробах «Бега» Луспекаев закрутил роман с актрисой Татьяной Грач. Про Таню Павел не забыл и, договариваясь о съемках в «Белом солнце пустыни», заявил режиссеру: «Буду сниматься только вместе с ней». Татьяна сыграла старшую жену Абдуллы.
Дружил Павел и с Татьяной Дорониной. Он даже жил то у себя дома, то у нее. Был ли у них роман — неизвестно. Известно, что они много вместе пили. Между тем, в 1963 году артиста вновь положили в больницу. Ему были сделаны две операции: сначала на носоглотке, а затем врачи ампутировали пальцы ног.
В дни, когда из-за болей не мог сделать ни шагу, Луспекаев сочинял рассказы. Вспоминает сосед Павла по лестничной площадке Олег Басилашвили: «Однажды, когда я вошел к нему в комнату, он смущенно торопливо спрятал под подушку какую-то тетрадку. Я понял, что лучше не спрашивать его ни о чем. Но как-то, очевидно желая вознаградить меня за понравившийся ему рассказ-показ или просто по-ребячьи похвастаться, что тоже было свойственно Паше, он предложил мне прочесть его рассказ.
Надо сказать, я был тогда не очень высокого мнения об общей культуре и образовании Павла. Я знал, что война отняла у него детство, что его судьба была трудной. Это, а главным образом природный талант, объясняло и оправдывало Пашу, примиряло с тем, что он, как говорится, «не эрудит». Я не часто видел его с книгой. Поэтому, надо думать, мне не удалось скрыть изумления, и, выпучив глаза, я не столько спросил, сколько уже осудил: «А ты что, пишешь рассказы?».
Он виновато потупился: «Да так... писал... ты прочти».
Я прочел то, что он назвал рассказом. Потом еще что-то подобное. Не знаю, не могу определить, к какому жанру, виду литературы следует отнести прочитанное, но это было невероятно интересно и талантливо. Ясно было, что пером движет рука совершенно неопытного литератора, но точность увиденного, непривычность взгляда на жизнь, подлинная искренность, самобытность рассказов Луспекаева произвели на меня ошеломляющее впечатление. Паша, оказывается, умеет не только видеть, изображать подсмотренное в людях, он очень по-своему, по-луспекаевски, осмысляет жизнь...». По словам Басилашвили, было у Луспекаева еще одно увлечение: Павел записывал на магнитофон «звуковые картины». Типа — благородный шериф разговаривает с гангстером, потом появляется лирическая героиня, потом — шорохи, визг тормозов, стук каблучков по асфальту. Шериф разговаривал с гангстером на каком-то иностранном языке — по звукам напоминавшем английский.
Рассказывает Олег Басилашвили:
— Боль, которую он испытывал, была непереносимой. Его спасали уколы. Кололи ему пантопон (редкость по тем временам, лекарство достали благодаря тогдашнему министру культуры Фурцевой. — С. М.). В конце концов, Паша, запертый болезнью в своей квартире, почувствовал, что постепенно превращается в наркомана. А он не хотел умирать — он страстно желал вернуться в театр. Однажды, сидя на своем диване, уже после ампутации ступней, он сказал мне: «Знаешь, я иногда вижу, что стою на сцене. Занавес еще закрыт. А там, по ту сторону, шуршит, шумит зрительный зал. И вот, наконец, последний звонок. Колечки на занавесе начинают расходиться, стукаясь друг о друга. Я чувствую это так ярко, словно все происходит на самом деле. И я все равно на нее вернусь!». И этими культяшками — без ступней — начал плясать по полу, демонстрируя мне и прежде всего себе, что еще встанет на протезы и продолжит работу. Именно жажда работы помогла ему преодолеть начинавшуюся наркотическую зависимость. Он понимал, что уколы снимают боль, но при этом разрушают его. И перестал колоться. Пашина жена Инночка приносила с базара мешок семечек. Он сидел, сложив ноги по-турецки, на своем диване, грыз семечки, чтобы таким образом отвлечься и заглушить боль. Все вокруг было усыпано шелухой. Но уколы больше не требовались.
В 1965 году Павлу пришлось уйти из БДТ — не складывались отношения с Товстоноговым. Не складывались — это мягко говоря. Спустя пять лет Большой драматический театр Ленинграда даже откажется хоронить Павла Луспекаева, мол, «этот актер у нас не работает». Траурные хлопоты взял на себя «Ленфильм».
Как считал Иван Луспекоян, актера предали многие друзья, в том числе и пригласивший Луспекаева в БДТ Кирилл Лавров. По словам Ивана, Павла просто не пускали в театр.
— Без него им было легче — он со своим характером их всех держал в кулаке.
Когда лет двадцать назад Лавров приехал в Ростов на съемки, Иван отправился к нему в гостиницу — поговорить. Налил водочки, назвал свою фамилию. После первой же рюмки Лавров ушел. Испугался.
Безработного и больного Павла Луспекаева пригласил к себе в «Современник» Олег Ефремов.
Луспекаев отказался: «Олежка, дорогой ты мой человек! Ты посмотри на меня внимательно! Да если «такое» выйдет на твою сцену, весь твой «Современник» рухнет!».
В 1965 году Луспекаеву было присвоено звание заслуженного артиста РСФСР. Однако до всенародной любви — которая, как известно, нисходит с киноэкрана — актеру было еще далеко.
Не исключено, что звездным для Луспекаева мог стать фильм «Республика ШКИД». Первоначально предполагалось, что в «Республике» будет две серии, и учитель физкультуры Косталмед (его роль исполнял Луспекаев) станет центральным персонажем картины. Герой Луспекаева должен был пережить тайную любовь к преподавательнице Эланлюм, трогательно подружиться со шкидовцем Савушкой. Увы, эти планы воплотить в жизнь не удалось — в самый разгар съемок у Луспекаева обострилась болезнь, и врачи приняли решение ампутировать у него стопу. Режиссер Геннадий Полока предложил доснять несколько сцен с участием актера прямо у него на квартире. Но из этого ничего не вышло — Луспекаев так и не смог встать с постели.
На экраны «Республика ШКИД» вышла в односерийном варианте. Роль Косталмеда не стала центральной.
Между тем, семейная жизнь Инны и Павла, как говорится, дала трещину. Они расстались. Новой избранницей актера стала бывшая жена режиссера Владимира Мотыля. Именно она и уговорила Мотыля — в июле 1968-го — дать Луспекаеву роль таможенника Верещагина в его новом фильме «Белое солнце пустыни», именно Павлу Луспекаеву.
Актер поначалу отказывался от предложения (у него только что ампутировали вторую стопу), но в конце концов пришел на костылях на «Ленфильм» и сказал: «Я буду сниматься в этой картине, но при условии, что у меня не будет дублеров». Лишь в одной сцене его заменил каскадер — там, где Верещагин ногами сталкивает бандитов в воду. Первоначально роль Луспекаева была значительно короче. Не было, например, побоища на баркасе — Верещагин погибал, так и не вступив в схватку с врагом. Однако по ходу съемок было решено изменить финал.
Изменил Мотыль и имя таможенника — в сценарии он был Александром, в фильме стал Павлом.
Для съемок в фильме Луспекаеву сконструировали специальные сапоги. Чтобы хоть как-то уменьшить давление на больные ноги.
Вот что пишет ассистент оператора фильма «Белое солнце пустыни» Игорь Клебанов: «Легендарного Верещагина сыграл в картине талантливейший актер Павел Луспекаев. Знаете, каждый раз, как мы всей нашей командой смотрели «Белое солнце пустыни», всегда смеялись до слез над одним эпизодом. Помните, как жена предлагает Верещагину черную икру, а он отказывается от нее? Эти кадры мы снимали глубокой ночью. Еле-еле нашли эту самую злополучную икру — купили два килограмма этого деликатеса в ресторане. Наш плотник специально для кадров с икрой сделал плошку с углублением. Чтобы ложка в ней «тонула» и складывалось впечатление, что икры там немеряно. Пока мы настраивали аппаратуру, Луспекаев, войдя в образ, съел несколько ложек редкого продукта. Как только режиссер это «безобразие» увидел, скомандовал: «Все, снимаем, безо всяких репетиций и дублей!». Самое обидное же в этой истории то, что икра никому из съемочной группы после работы так и не досталась. Все так устали и измотались, что не сообразили поставить ее в холодильник. Наутро кинулись к икре — а она вся протухла... Кстати, роль Верещагина стала для Павла последней. Уже тогда он чувствовал себя неважно. Давали о себе знать его болячки. У Луспекаева были ампутированы ступни ног, он ходил на протезах. Ему, конечно, было трудно, но он старался этого не показывать. Когда шел на съемочную площадку, за ним всегда следовала его супруга и несла алюминиевый стульчик. Павел через каждые 20 метров говорил ей: «Подставь». После съемок он всегда садился у моря, опускал ноги в воду. И у него в глазах аж слезы стояли. Он чувствовал, что жизнь его подходит к концу. Именно поэтому старался как можно чаще быть в кругу людей. За свой счет покупал выпивку и приглашал посидеть всех — от режиссера до плотника. Рядом всегда сидела жена и девочки из «гарема». Он брал кого-нибудь из них на колени и читал отрывки из пьес. Очень любил петь под гитару, особенно песню «Степь да степь кругом». Пьяным этого человека я никогда не видел. Он был крепкий, мощный мужик, очень любил Николая Годовикова (исполнитель роли Петрухи), как собственного сына...».
В день московской премьеры «Белого солнца пустыни» Луспекаев отправился в кинотеатр вместе с Михаилом Козаковым и его 12-летней дочкой. По словам Козакова, по дороге в кино Павел все время повторял: «Тебе это вряд ли понравится. Вот дочке твоей понравится, а тебе — нет!».
Была ранняя весна 1970 года. На Луспекаеве — пальто с бобровым воротником и белая кепка «аэродром» — в «аэродромах» тогда ходил весь приблатненный Ростов. Он шел медленно, опираясь на палку. Палка была своеобразным талисманом Луспекаева. Как считал Павел, эта палка всегда должна была быть при нем. «Если я ее потеряю, то обязательно умру». «Фильм начался. Когда еще за кадром зазвучал мотив песни Окуджавы и Шварца «Не везет мне в смерти, повезет в любви», он толкнул меня в бок и сказал: «Моя темочка, хороша?». Затем в щели ставен — крупный глаз Верещагина. Луспекаев: «Видал, какой у него глаз?». Вот что поразительно, он мог, имел право сказать «у него». В устах другого это было бы безвкусицей, претензией. А в щели ставен действительно был огромный глаз таможенника Верещагина... Когда закончился просмотр картины, зрители узнали в своем соседе актера, сыгравшего Верещагина. «Павел толкал меня в бок и шептал: «Смотри! Узнают!» — вспоминает Козаков. — Для него это узнавание было в новинку, и он радовался, как ребенок... После фильма он рассказывал о съемках, хвалил Мотыля, подмигивал мне, когда прохожие улыбались, оборачиваясь на него: «Видал, видал, узнают!». А потом сказал: «Я, знаешь, доволен, что остался верен себе. Меня убеждали в картине драться поамерикански, по законам жанра. Мол, вестерн и т. д. А я отказался. Играю я Верещагина, «колотушки» у меня будь здоров, вот я ими и буду молотить. И ничего, намолотил...». И он засмеялся так весело и заразительно, что и мы с дочкой заржали на всю улицу...».
Было это в середине марта, когда Луспекаев жил в Москве и снимался в козаковском фильме «Вся королевская рать». К середине апреля он успел сняться в двух эпизодах и готовился к третьему, съемки которого были назначены на 18-е. Однако до них он не дожил...
Луспекаев понимал, что жить ему осталось недолго.
Вот что пишет на сей счет драматург Александр Володин: «Однажды мы встретились с Луспекаевым в садике ленинградского Дома кино. Решили посидеть на скамье в ожидании просмотра. Он сказал: «Ты думаешь, почему я так живу — выпиваю, шляюсь по ночам? Мне ведь жить недолго осталось».
А выпивал в те дни Луспекаев, как сейчас говорят, «не по-детски».
Володин вспоминает, что в один из таких загулов кто-то из пьяной компании стащил у Луспекаева перстень, который ему подарили после «Белого солнца». Перстень (как и уже упомянутую палку) актер считал своим талисманом, приносящим счастье. Обнаружив пропажу, Луспекаев построил и обыскал всех, в том числе и совершенно обнаженную хозяйку квартиры. Но перстня не нашел.
Незадолго перед смертью у Луспекаева пропала и палка. То ли стащила компания молодых людей, проходившая мимо сидящего на скамейке Павла, то ли он просто где-то забыл ее...
...17 апреля в час дня Луспекаев позвонил из гостиницы «Минск» Козакову. Сказал, что ему скучно, скорей бы уж продолжились съемки. Еще сказал, что вчера к нему приезжали старые приятели из Еревана. Посидели хорошо. На этом разговор закончился. А буквально через час после него Луспекаев скончался. Врачи констатировали разрыв сердечной аорты. До своего 43-летия Луспекаев не дожил всего трех дней. О смерти актера донские родственники узнали из телеграммы Михаила Козакова, которую тот прислал в Большие Салы. Так, по крайней мере, гласит сельская легенда.
Павел Луспекаев похоронен на Северном кладбище в Петербурге. На его могиле установлен памятный знак — «С поклоном от таможенников Северо-Запада». Фотографии Луспекаева, наряду с портретом президента, украшают кабинеты многих таможенных начальников. Инна Кириллова пережила мужа на 18 лет. Ее похоронили рядом с Павлом Борисовичем.
Дочь Лариса выучилась на историка, но работает топ-менеджером.
Внучка Луспекаева — Даша закрепила таможенную тему — закончила СанктПетербургский филиал Российской государственной таможенной академии. Внук Саша еще учится в школе.
В 1997 году «Белое солнце пустыни» получило Государственную премию.
Получил ее и Павел Луспекаев, посмертно. Слова Верещагина «не везет мне в смерти, повезет в любви», «мне за державу обидно», «таможня дает добро» стали фольклором. Как и «было время, меня в этих краях каждая собака знала, а теперь — забыли...». Но, думаю, эта фраза — не о Луспекаеве. Ему забвение не грозит.
В Больших Салах, в школе, планируют открыть комнату-музей знаменитого актера. Правда, в этом году — к 80-летию актера открыть музей не получилось — детей очень много, нет места.
Перейти в архив