Простые истории из старого Ростова. Часть 2

рассказы Владимира Сидорова
Текст:
Владимир Сидоров
Фото:
из коллекции Ростовского областного музея краеведения
Источник:
«Кто Главный.» № 24
23/04/2020 15:04:00
0

УЖАС

Князь В., друг Карамзина и юного Пушкина, сам известный поэт, застрял в Ростове, возвращаясь из кавказской командировки. Даром что канун Рождества — внезапная оттепель вдруг убила дороги. Ледяная каша — по ступицу. К счастью, Ростов оказался премилой дырой, хоть и с небольшим, однако вполне светским обществом и дамами. В особенности местные уроженки пленяли князя новизной породы. Образованность соединялась в них с какой-то казачье-американской диковатой свежестью и прелестью.

1.jpg

Александр Михайлович Листопадов записывает донские песни. Любительское фото. 1901 г.

С другой стороны, князь, залетная столичная птица, вызвал понятный интерес к себе. Словом, если мы скажем, что в предпразднество Рождества, то есть за сутки до него, наш герой возвращался глубокой ночью, от нас не потребуют объяснений, где он припозднился.

С легким головокружением от любви и шампанского, сильно чувствуя особенную молодую мужскую усталость и все счастье полной жизни, вышел он к своему временному пристанищу. Готовясь переходить дорогу, мало отличавшуюся от Дарьяльского ущелья, кинул взгляд на гостиницу — и вдруг увидел свет в окне своего номера во втором этаже. Он никого сегодня не ждал, да и какие гости в эту пору?.. Слуга по обыкновению смотрит десятый сон — значит, засветил для чего-то с вечера свечу и не погасил, дурак.

Однако разбуженный слуга, зябко принимая нахолодавшую бобровую шинель и картуз хозяина, возразил, что вечером и не был у него в комнатах. Он явно не проснулся до конца. Князь протер запотевшие очки (впоследствии их у него позаимствовал Толстой для своего Пьера Безухова) и велел слуге проваливать с глаз.

Играющей пружинной походкой подошел он к двери и весело потянул за ручку. До конца дней после вспоминал он эту веселую минуту — как оказалось, последнюю в той своей жизни. В гостиной было темно, но из кабинета в отворенную дверь падал свет. И чье-то присутствие мгновенно почувствовал князь, как льдинку в бокале шампанского.

С зачастившим сердцем, отчего-то ступая на носки, пересек он гостиную и заглянул в кабинет. За его столом с горящей свечой сидел к нему спиной и писал человек. Несомненно — знакомый человек, однако сразу неугадываемый и почему-то знакомый тревожно, щемяще.

«Господи, кто это? — смутно волнуясь и тоскуя, подумал князь. — Где я видел его?».

Подтолкнуло вперед это желание разглядеть вблизи таинственного посетителя, по-хозяйски расположившегося за его столом. Удивительное дело, ведь гость не мог не слышать приближавшихся шагов у себя за спиной, не чувствовать появления в комнате кого-то. И тем не менее, хотя князю сделалось страшно — не так, как четыре года назад в Бородинском сражении, но как тому лет двадцать, в младенчестве, одному в темноте, — незнакомец ухом не вел. Точно был у себя дома, безопасно и покойно.

2.jpg

Дон. Строительство Набережной. Художник-фотограф Е.Г. Черепахин. Начало ХХ века

Еще шаг — и князь оказался за плечом у гостя. Тут он разом увидел все: рогульку очков на виске, руку с гусиным пером в круге света из-под колпака, обручальное кольцо, почерк. За столом сидел и писал он сам, князь В., так же несомненно, как это он, князь В., смотрел через плечо пишущего. Что такое страх, он знал, но что такое ужас, узнал впервые, и это знание было свыше его сил.

Привело его в чувство укоризненное ворчание слуги:

— Хороши, нечего сказать. Как снова в армии. Прямо гусар, ей-господи. Не приведи-спаси, ее сиятельство проведают...

— Брысь, — сказал князь, садясь на полу и щурясь: где очки.

— Подавай умываться.

В окне розовела хрустальная морозная зима. Даже сквозь двойные рамы были слышны скрип снега под ногами и визг полозьев.

«А может быть — приснилось?..» — вдруг ударила в голову, в сердце надежда, такая же, как этот день в окне. Надевая очки, князь тянулся глазами к листу бумаги на столе. Схватил первые строки — и вчерашний темный ужас обвалился в него. Ничего не приснилось, все правда. Господи, Твоя воля!.. Он больше не мог оставаться в Ростове. Передал извинения новым друзьям — и прочь, прочь, как ни люта волчья, пугачевская степь, как ни сладкозвучны рождественские колокольные звоны.

Впоследствии, случалось, он рассказывал эту историю, хотя без особой охоты. Но так и не сказал никому, что было написано на том листе на столе. Завещал, чтобы лист, в запечатанном конверте, положили ему в гроб. Воля покойного была исполнена.

 

«ОТ ДОЛГОГО ПРЕБЫВАНИЯ В ЖИВЫХ»

Златоусты Черномырдины всегда водились на Руси. Среди немногих бумаг Ростовской крепости, уцелевших при продаже крепостного архива на обертки под селедку, попалась нам одна замечательная. Составляя под диктовку коменданта рапорт об умершем отставном солдате, писарь заключил: «Посохов скончался, по-видимому, от долгого пребывания в живых».

3.jpg

Городская лавка по продаже мяса на Темернике. Начало ХХ века

 

ГДЕ БЫЛ ПРИКОВАН ПРОМЕТЕЙ

У Павла Михайловича Юргенса, молодого для должности мирового судьи юриста, была слава человека незаурядной находчивости.

Как-то разбирался он с иском мелкого лавочника к богатому акцизному чиновнику. Последний постепенно набрал в кредит покупок на семь рублей, но когда лавочник попросил его расплатиться, долга не признал. Дело осложнялось тем, что, по давнему знакомству, лавочник расписок у чиновника не брал.

— А кто приходил за покупками? — спросил Юргенс.

— Обыкновенно — горничная, ваша честь, — сказал лавочник.

— И что же, она всегда передавала заказ на словах?

— Нет, когда на словах, когда записочкой.

— Гм! Поройтесь-ка в карманах, нет ли у вас при себе какой-нибудь такой записки.

Лавочник покопался в карманах — и действительно, нашел записку от чиновника с просьбой отпустить в долг папирос на четыре копейки.

4.jpg

Парикмахерская на старом базаре. Начало ХХ века

Юргенс показал бумажку чиновнику.

— Признаете вы свою подпись? Тот усмехнулся:

— Признаю, ваша честь. Да ведь это не расписка, а записка, и не на семь рублей, а на четыре копейки!.. Павел Михайлович его уже не слушал.

— Объявляется приговор, — возгласил он, и присутствовавшие не взялись бы утверждать, что в его голосе не прозвучала нота торжества, не торжества, но некоего интеллектуального удовлетворения. — Ответчик обязан уплатить семь рублей и четыре копейки. Четыре копейки — истцу за взятые в кредит папиросы и семь рублей — судебных издержек!..

Другой рассказ о находчивости Юргенса касался личной стороны его жизни. Довелось ему однажды путешествовать по Военно-Грузинской дороге в обществе хорошенькой барышни и ее мамаши. На станции «Казбек» выходят они на галерею, дамы наводят на окрестность бинокли, а Павел Михайлович распускает перья.

— Ну вот вам и знаменитый Казбек собственной персоной! Вот и башня царицы Тамары, вон окно, откуда выбрасывали несчастных ее возлюбленных после райской ночи. А вон и монастырь, откуда умыкнул другую Тамару лермонтовский Демон!..

— А скажите, мсье Юргенс, — пролепетала барышня, совершенно ослепленная таким блеском эрудиции, — где здесь был прикован Прометей? Как писали в тогдашних романах, ни один мускул не дрогнул на лице у Павла Михайловича.

— Прометей, медам, это не здесь. Это по Военно-Осетинской дороге!

 

ДВА ЧЕРЕПА ОТ ОДНОЙ ГОЛОВЫ

После «девушки-обезьяны», цирка лилипутов, угадчика вашего прошлого, настоящего и будущего в Ростове появился с диковинной передвижной выставкой некий Пьер Мари Дюбуа. Как уверяла реклама, прямиком из Парижа.

Публика валила на выставку валом. Особенной притягательностью для ростовцев обладали два черепа знаменитого разбойника Картуша.

Правда, какой-то досужий гимназист однажды заинтересовался: почему черепов два? Ведь анатомическая наука учит, что у каждого человека всего только один череп!..

— Так это тот же самый, — окая по-волжски, разъяснил Пьер Мари Дюбуа.

— Сперва как он молодой был, Картуш, а потом — опосле смерти!..

5.jpg

Извозчики на Привокзальной площади. Конец XIX века

 

ЛЮДИ И ЗВЕРИ. КАК МАТЬ БРОСИЛА ДИТЯ ВОЛКАМ

Ковшовы Степан и Ксеня, с шестимесячной Полюшкой, поехали под воскресенье к своим в Кагальник. Из Ростова бойкий извозчичий гнедко Степана выкатил сани в пятом часу вечера. Смеркалось; подрезы морозно потрескивали в колеях. Где-то на полпути Ксеня вдруг удивилась весело:

— Гля — собаки! Целая свадьба!

Из камыша, густого и рослого на ростовских займищах, неслась наперехват цепочка — три крупных пса, четвертый, передний, поменьше.

— Волки, мать честная! — вскинулся Степан. Гнедко хоть и городской меринок, а подхватился, как ученый деревенский. Перестреть волки не поспели; пошли, наддавая, наддавая, вдогонку.

Вскочивший на колени Степан крикнул на гнедка, задергал вожжами, закрутил кнутом — бестолково, в первой растерянности. Но сразу же мысль вернулась к нему. Весь облитый потом, он попустил вожжи — на просьбу гнедка, налегавшего без понуканий, — сжал в кулаке кнутовище. Больше оружия не было. Вертя головой налево-направо, ждал, когда звери выйдут на удар. Они уже подравнивались к нему. А Ксеня перепугалась до беспамятства, до безголосья. Голос прорезался с первым ударом Степана. Он хлестнул из-за левого плеча направо, целя в волчицу в оголовьи погони. Попал — волчица взвизгнула, кувыркнулась. Но в отзыв ее жалобе слева взметнулась рычащая тень. У Степана сорвало рукавицу, жаркие мокрые клыки хватнули кожу на запястье. Чуть не упустив вожжи, он расслышал, что кричит Ксеня:

— Степа, я кину им Полюшку!

— Не надо! — крикнул он, ужасаясь, не узнавая жену.

— Вона Кагальник! Отобьемся!

Впереди в степи — как угольки россыпью. Гнедко вот-вот улетит из оглобель, ошметки снега изпод копыт секут Степану лицо. Но волчица, громко выхакивая воздух, не глядя на дорогу, а уже только на Степана, пружинными скачками сворачивается-разворачивается справа впереди. Бить неловко, Степан ударил — не попал. И почувствовал, как у визжащей за спиной Ксени разжались руки.

— Не надо! — в отчаянии крикнул он.

Волки не обратили внимания на брошенного ребенка. Туманящимися, безумеющими глазами видела Ксеня, как разом три зверя взлетели над санями. Справа волчица рванула за полушубок, слева два волка ударили собой Степана, вышибая из передка. Последнее, что помнила Ксеня, — вдруг открывшийся, не видный раньше за большим ее мужем подскакивавший на бешеном скаку конский зад.

6.jpg

Городской архитектор В. Попов. Любительское фото. 1916 г.

...Кагальницкие по сполоху вылетели на шлях несколькими санями, с огнем и стрельбой. В пляшущем свете факелов сперва кинулись в глаза обглоданные розовые кости в обрывках штанов. А дальше по дороге — тоненько плачущий темный нетронутый сверток.

 

ЛЮБОВЬ К ДЕТЯМ

Доломановские мещане Юрьевы — Пантелей с Анной — ждали детей до 40 лет. Не дождавшись, усыновили сироту из Александровского приюта. Но сынок у них не зажился. Полгода спустя свезли гробик на Всехсвятское. Погоревали-поплакали при сочувствии всего тамошнего конца Доломановки — и снова постучались в приют. Там снова не отказали. На этот раз Юрьевы удочерили сиротку.

Увы, Господь не дал веку и доченьке. Года не прошло, запели у Юрьевых:

— Со святыми упокой... Приютское начальство уважило просьбу Пантелея с Анной и в третий раз. Опять девочка переселилась под крышу, где так отчаянно жаждали материнства-отцовства.

Но через пару недель нагрянула проверка. У девочки взяли кровь на анализ — и нашли в ней мышьяк. Откопали первых мальчика с девочкой — они оказались нафаршированы ядом.

...Это доломановская знахарка сказала Юрьевым, что для того, чтобы заиметь свое дитя, они должны умертвить троих сирот в возрасте от года до трех лет. Знахарка пошла в вечную каторгу. Пантелею Юрьеву дали 16 лет Сахалина, Анне — 10.

7.jpg

Кружок пластического танца "Босоножек". 1918 г.

 

СКАЗАНО — НЕРУССКИЙ

Поручик Феодосийского полка (казармы — на Скобелевской, нынешней Красноармейской) Фридрих Иванович фон Арнольди решил кончить свою молодую жизнь самоубийством. Это решение воспоследовало на почве безответной любви. Но будучи человеком исключительной предусмотрительности, Фридрих Иванович озаботился, как бы добровольную смерть его, по недоразумению, не вменили кому-нибудь. Записки, которую принято было в таких случаях оставлять: «В моей смерти прошу никого не винить», казалось ему недостаточным.

Поэтому Фридрих Иванович велел денщику позвать квартирную хозяйку-вдову, с которой тот усердно сожительствовал. И когда эта пара встала в дверях, объявил, что сейчас застрелится в их присутствии, а они после подтвердят, что сделал он это сам. Денщик с хозяйкой заметно расстроились.

8.jpg

Погрузка хлеба в ростовском порту. Художник-фотограф Е.Г. Черепахин. Начало ХХ века

— Грех это великий, звиняйте, ваше благородие, — сказал денщик. — Оно, конечно, веры вы, звиняйте, не нашей, но все ж таки християнской, и руки на себя накладывать — невместно. Ни в какие прямо-таки ворота. Звиняйте.

— Маменька тама, небось, дожидаются, — заплакала хозяйка. — Глаза проглядели, где тама сыночка мой золотой. Чего ж это вы такое злодейство над собой самим удумали?!

— Ма-алчать! — скомандовал Фридрих Иванович.

— Смирно!

Денщик с хозяйкой кинулись в дверь. Ахнул выстрел — белая щепка вывернулась из филенки у них перед глазами. Вскрикнув, они присели, закрыли руками головы.

— Кру-угом! — командовал Фридрих Иванович.

— Два шага вперед — арш! Ать, два! Смирно! Глядеть молодцом! И — бах! — застрелился.

Хозяйка плакала, сморкаясь в фартук. А денщик, подумав, вздохнул неодобрительно:

— Одно слово — нерусский. Все-то у них не по-людски!

9.jpg

Администрация и работники писчебумажной фабрики Панченко в пасхальный день. Конец XIX века

 

МСТИТЕЛЬНЫЙ ПОРТРЕТИСТ

Художник Зосимов написал портрет отставного казачьего генерала. Портрет, однако, не понравился, и заказчик отказался выкупать его.

Зосимов постоял перед полотном, задумчиво посвистывая, наклоняя голову к одному плечу, к другому, разглядывая генерала в кулак, как это делают обыкновенно мастера кисти.

— Да нет, хорошо, — приговорил он, не найдя в своей работе какого-либо порока. — Кочевряжимся, ваше превосходительство!..

Замысел ужасной мести шевельнулся в его долговолосой голове.

Через несколько дней генерал отправился бриться. Подойдя к парикмахерской, поднял глаза — и обомлел. Вместо прежней вывески красовался отвергнутый его портрет, только с обильно намыленной бородой. Наше перо бессильно описать объяснение генерала с парикмахером. Скажем только, что такого отпора его превосходительство не встречал ни на Кавказе, ни под Плевной. Парикмахер отказался снять портрет.

— Хорошо, я покупаю его у вас! — выкинул генерал белый флаг. — Сколько? Названная сумма вдвое превышала ту, какую запрашивал художник. Однако генерал уже не «кочевряжился».

10.jpg

Ростовские купцы с женами. Начало ХХ века

 

ПРИЯТНЫЙ СЮРПРИЗ

Серпуховский купец Коншин и ростовский купец Боголепов имели общие торговые дела.. Однажды Коншин приехал в Ростов и остановился, как обычно, в гостинице «Большой Московской». Позвонил Боголепову, тот обрадованно пригласил его к себе домой.

Направляясь в гости, Коншин завернул в буфетную на нижнем этаже — выпить стакан пива. У стойки разговорился с приличным милым молодым человеком.

— Ба-ба-ба! — засмеялся новый знакомец, услыхав, куда держит путь Коншин. — К Боголепову, значит, к Юрию Савельичу? А мы с ним ба-альшие приятели. Вот тесен мир!.. Знаете что — составлю-ка я вам компанию. Вот увидите, какой это будет приятный сюрприз для Боголепова!.. Коншин не возражал. Дороги, за приятной беседой, не заметили. Впоследствии, правда, Коншин не мог вспомнить из этой беседы ничего, кроме признания спутника, что он любит пошутить.

11.jpg

Сотрудники Ростовского отделения Азово-Донского банка. Начало ХХ века

Очередная его шутка развертывалась у Коншина на глазах.

— Веди, веди приезжего к хозяину, — сказал он отворившей им горничной. — Я сам разденусь и запру, а через пару минут и свалюсь, как снег на голову. Только вы пока про меня не говорите. То-то Юрию Савельичу будет приятный сюрприз!.. Девушка повела Коншина в комнаты. Хозяин приветствовал его, пригласил в кабинет. Однако гость ответил, что будет еще приятный сюрприз, надо немного подождать.

Подождали минуту, две. Весело недоумевающий хозяин со всей деликатностью, но по-купечески, по-ростовски нажал, и Коншину пришлось сказать о его друге в прихожей.

— Да кто же это?! — воскликнул Боголепов, направляясь к дверям и распахивая их.

В прихожей не было ни души. И — ни одной шубы.

12.jpg

Айвазова П.М., экономка в родильном доме (на фото в центре). Шофер и машина выписаны из Германии. Начало ХХ века

 

В РЯДЫ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ

В 1896 году ростовец Мордко Хаимов Сапожников был призван к отбыванию воинской повинности. Найденный по осмотру годным, он оказался в 26-м Могилевском пехотном полку. Но три месяца спустя выяснилась негодность новобранца к службе, и, зачисленный в ратники ополчения по 2-му разряду, он был отпущен домой.

Тем не менее, в 1897 году он получил повестку как уже не Мордко, а Мордух Хаимов Сапожников. Опять признанный годным, он отправился к месту службы, и опять, спустя некоторое время, по причине негодности, возвратился домой. Он уже не удивился, когда в 1898 году ему принесли повестку как Мордухаю Хаимову Сапожникову. Только скаламбурил грустно:

— Фамилия такая, что мордовать легко. Что б они придумали, будь я Шлема?..

13.jpg

Семья Самаркешевых. Начало ХХ века

 

НЕ ЛЕВОЙ НОГОЙ СМОРКАЕМСЯ!

В начале 1895 года в России гастролировал итальянский трагик Эрнесто Росси. Завернул он и в Ростов. Местная общественность устроила в честь его ужин.

Тосты чередовались с речами. Градус атмосферы быстро подымался. Захотел выступить и некий русский актер-трагик. Однако до него все наши говорили по-французски, а он французского не знал. Его пытались удержать — куда там...

— Я ему по-русски. Душу выложу.

Актер воздвигся над столом, постучал ножом о тарелку.

— Сеньор Эрнесто Росси! — начал он самым нутряным своим басом, и на столе звякнул хрусталь. Росси поднял брови:

«О!..». — Товарищ! Коллега! Ты молодец! Отлично играешь, и актер ты великолепный! Душа! Огонь! В «Отелло» землю грызешь, что и говорить! Мы понимаем и благодарим! Чувствуем!.. Но чувствуй и ты. Не думай, что тут дураки и остолопы сидят, — мы тоже не левой ногой сморкаемся и насчет огня и души за себя постоим! В застольи засмеялись. Росси переводили на ухо — он улыбался, кивал.

— Да! Ты не гляди, что они смеются. У нас всегда так: всякого превозносить привыкли, а своих в грязь топтать. Ты не очень зазнавайся, потому что у нас и всякую шантрапу способны так же ублажать. Приедет иностранная фря — ну и в ноги перед ним. Дураки мы!..

Переводчик заспотыкался. За столом млели в сладком предчувствии скандала. Трагик еще наддал:

— Что ты такого особенного из себя представляешь? Чем я хуже тебя? Что итальянского не знаю?.. Да я тебе двадцать очков вперед и выставку дам! — В грудь себя – кулаком. — Мальчишка и щенок ты передо мной, вот что! — И он отер с глаза слезу.

В мертвой тишине Росси взглянул направо-налево — выпученные глаза, раззинутые рты, ожидающие лица. И зааплодировал.

— Браво! Брависсимо! — Вслед за тем сорвался с места и, распахивая объятия и направляясь к «товарищу» и «коллеге», вдруг сказал, хоть и с акцентом, по-русски: «Благодарю вас! Я этого не забуду!».

«Товарищ» и «коллега» не знал, что итальянец специально выучил это, чтоб отвечать на овации русской публики. Наобнимавшись с Росси и садясь, он удовлетворенно пророкотал:

— Чувство и огонь понимаются на всяком языке!

 

ДЕЛО ПРИНЦИПА

Дивным майским утром на пороге ресторана «Юг» по Большому Столыпинскому, 10 объяснялись официант с посетителем.

— Извольте доплатить 25 копеек, — настаивал официант, салфетка под мышкой. Посетитель, по виду мелкий купец или подрядчик, отобедал в свое удовольствие, но, вопреки человеческой природе, не размягчился. С каменным упорством отказывался:

— Прынцыпиально! Потому — мы считать тоже умеем! Отнюдь не четвертаки! Долго уговаривал его официант, но и ангельскому терпению есть предел.

— Значит, так-таки и не уплатите?

— И не уплачу. Так-таки. Официант развернулся — и в зубы. Неплательщик с катушек долой. Поднялся, подобрал картуз, хлопнул им о колено.

— Это на четвертак? — осведомился деловито.

— Копейка в копейку, — удостоверил официант.

— Ну и спасибо. И пошел.

14.jpg

Маевка в Ростове-на-Дону. Фотография И. Перова. 1911 г.

 

ПРОКОМПОСТИРОВАЛ

В буфет на вокзале Владикавказской железной дороги в Ростове вошел немолодой обер-кондуктор. Потирая с холода руки, спросил водки. Хлопнул рюмку, крякнул; промокнул усы носовым платком.

— А теперь — селедочки!

— Извольте-с, — услужливо придвинул буфетчик тарелку с закуской. Но обер, подцепив кусочек вилкой, поднес его не ко рту, а к носу.

— Слушай-ка, да ведь она несвежая.

— Извините-с, абстрактное ваше заблуждение-с. Нынче-с с Рыбной косынки-с. Изумительно свежего посола.

— Ей-богу?

— Ей-богу-с. Вот вам святой крест. — И буфетчик обмахнулся троеперстием. Это был серьезный довод. Окружающие сочли дело решенным. Однако обер закусывать все-таки не спешил.

— А ну-ка, где хвост? Это ее хвост?

— А чей же-с? Ее несомнительно-с. Соседи забыли пить и жевать. В перекрестии множества взглядов обер исследовал селедочный хвост на свет. Усы раздвинула торжествующая улыбка.

— Гляди сюда: это что?!

— Н-не могу знать, — затруднился буфетчик. — Дирочки-с какие-то, надо быть — природные-с...

— «Дирочки-с!» — передразнил обер. — Эти дирочки сделал я, третьего дня, вот этой штукой! Он достал свои щипцыкомпостер и, под общий хохот щелкнул ими под носом у буфетчика.

 

ШЕРШЕ ЛЯ ФАМ

На Богатянском поссорились два соседа — Шмаков и Петриченко. Начали поругиваться через ограду. Дальше — больше. Вскоре Шмакову уже «не хватило сердца», и он запустил в соседа поленом.

— Очень благодарствую, — сказал тот. — Именно пожарить яичницу. Будьте такие добрые, пуляйте еще.

Полено под мышку и пошел в дом.

«Ну, ты у меня нажрешься яичницы, — мысленно посулил Петриченко. — Я ж тебе устрою и глазунью, и кувырканную!..».

Не пожалел денег — купил пороха. Времени не пожалел — выдолбил дупло в полене. Натолкал туда пороха, забил деревянной пробкой, землей припачкал — чтобы не видать было. Поставил полено в сенцах, ожидать ругачки.

Долго ждать не пришлось, на другое утро и пособачились. Петриченко словесностью сердце в себе разогрел, а после кинулся в сенцы. Глядь, поглядь — нету полена.

— Ты чего шукаешься, Карпович? — интересуется из кухни жена.

— Да полено тут было! — томимый сладким предвкушением мести, крикнул Петриченко. — Ты не прибирала?

— В печке оно, — доложила жена. — Пощупала — сухое, ну я им и растопила.

— Где-где?! — взвыл хозяин. — Утекай от нее, дура стоеросовая! От печи, говорю, тикай!

...Взрывом разворотило печь и крышу. Один кирпич закинуло на шмаковский двор.

— Вроде как уговаривались об поленьях, — с закопченным кирпичом в руках говорил через ограду Шмаков булькающим от восторга голосом. — Об кирпичах будто б уговора не было.

Петриченко речи временно лишился. Сам с лица как печной кирпич, только взирал скорбно.

 

«СТРИЖКА-БРИЖКА ВОЛОСЕЙ. ПОЛИКМАХЕР АЛЕКСЕЙ»

Степану Степановичу Борцову, ростовскому ремесленному старшине цеха парикмахеров, пришел запрос из полиции. По жалобе на то, что он якобы неправильно выдал свидетельства трем лицам.

Борцов объяснил, что свидетельство на звание «парикмахера» выдано г-ну А. после испытания, произведенного ему парикмахершей г-жой М-ской.

Г-дам же Б. и В., по испытании, произведенном в присутствии эксперта гна С-цкого, выданы: первому — свидетельство на звание цирюльника, второму — на звание поликмахера. Разница в том, что парикмахер делает парики, уборку волос и т. п., а поликмахер стрижет «под польку», бреет бороду и пр.

Препровождая объяснительную старшины по начальству, помощник пристава не мог сдержать возмущения. Ибо в действительности слово «поликмахер» есть составное из греческого «poly» — «много» и немецкого «machen» — «делать». То есть означает «многоделание».

«Из вышеизложенного видно, — констатировал он, — что подобного цеха многоделателей в России нет, а потому полицейское управление предписывает дознать от ремесленного старшины, чем он руководствовался, выдавая свидетельство на такое небывалое и непонятное ремесло, и на каком основании он выдает такие же свидетельства на звание цирюльника, с профессией которого сопряжено познание в малой хирургии, как, например, кровопускание, банки, кровососные пьявки, извлечение зубов, перевязка ран и проч., что подлежит ведению врачебного надзора».

15.jpg

Катание на коньках на Дону. Любительское фото. Начало ХХ века

 

МШАК И ТИГРАН

Мшака Вагановича Трапезоняна нахичеванцы кто попроще не поминали иначе, как крутнув пальцем у виска. Заставил же подобным образом он о себе думать вот отчего.

В один прекрасный день плыл Мшак Ваганович на пароходе прогулочным рейсом из Ростова в Гниловскую. Был он еще в жениховских летах и потому, в щегольском костюметройке, в новенькой шляпе-котелке и с тросточкой, находился в обществе только любимой собаки Тиграна.

Несмотря на царское имя, этот кобель, тоже жениховского возраста, вел себя крайне легкомысленно. Чуть услышал крикливых донских чаек, сопровождавших пароход в расчете поживиться чем-нибудь из буфета, как забыл обо всем на свете. Пароход шумел колесами в виду живописных ростовских окрестностей, Мшак Ваганович покуривал сигару и любовался на своего дураковатого пса, а тот носился с носа на корму и обратно, считая долгом облаять каждую чайку.

Понятная вещь, кончилось все, чем и должно было кончиться. Бултыхнулся Тигран в реку.

Мшак Ваганович взвился с места.

— Остановите пароход! — закричал он, срывая спасательный круг и швыряя его за борт. — Держись, Тигран! Остановите немедленно пароход!

— Эй, вы чего там кругами разбрасываетесь? — громовым голосом спросил в рупор с мостика капитан. — Ему четыре с полтиной цена, между прочим!

— Я заплачу! — крикнул Мшак Ваганович. — Остановите же пароход!

— Этого не полагается, — сообщила труба. — Пароход останавливается, только когда за бортом человек.

— Ах, вот как?! Извольте, будет вам и человек за бортом!.. И нарядная публика ахнуть не успела, как Мшак Ваганович вскочил на ограждение и, как был, сиганул в пенистую воду. Вынырнул в налезшем на уши котелке, по-прежнему с тросточкой.

— Спасите наши души! Держись, Тигран!

Тот ничего не отвечал, потому что дурак-дурак, а вцепился в круг всеми зубами.

Ну, пришлось-таки останавливаться, доставать этих двоих припадочных. Конечно, приключение влетело Мшаку Вагановичу в копеечку, и пальцем у виска стали вертеть в Нахичевани при упоминании о нем.

Однако мало кто знал, что дочка миллионщика Черчопианца тоже была тогда на пароходе. Она смотреть ни на кого не хотела после того случая, кроме как на героического Мшака Вагановича. Так что он очень скоро вышел из жениховского состояния.

16.jpg

Благословение иконой солдат и офицеров, уходящих на Первую мировую войну. Начало ХХ века

 

ЧЬИ НОГИ?

Как явствует из полицейского протокола, 17 декабря 1901 года городовой, дежуривший на перекрестке Таганрогского проспекта и Большой Садовой улицы, увидел шедшего по тротуару человека в цилиндре, бобровой шубе, с тростью, с сигарой во зубах — босого. Городовой спросил: — Скажите, сударь, вы почему разувши? Ведь простудитесь либо опять же ноги себе отморозите!

Человек, оказавшийся по справке купцом 2-й гильдии Вяхиревым Яковом Дмитриевичем, ответил:

— А скажите, пожалуйста, вы мне: это ваши ноги или мои?..

По показаниям городового и свидетелей, пьян он не был.

По материалам газет «Приазовский край», «Ведомости Ростовского-на-Дону градоначальства», «Донская пчела», «Утро юга», «Дон» за 1885–1918 гг.

Читайте также:


Текст:
Владимир Сидоров
Фото:
из коллекции Ростовского областного музея краеведения
Источник:
«Кто Главный.» № 24
23/04/2020 15:04:00
0
Перейти в архив