Девушки послевоенной мечты.

В 1946 году появился второй в Советском Союзе женский джаз-оркестр аккордеонисток. Его инициатор — Элеонора Софьянопуло, дочь одного из пионеров ростовского джаза, собрала в кинотеатре «Комсомолец» коллектив, состоящий из самых симпатичных девушек города.
Текст:
Ольга Коржова
Фото:
Из архива автора. а также использованы кадры из фильма «Ноктюрн для аккордеона и памяти» (режиссер Роман Розенблит, Ростовская студия кинохроники, 2001 год).
Источник:
«Кто Главный.» № 153
17/10/2019
0

Дмитрий Софьянопуло.

Ни об одном музыкальном руководителе джаз-банд 1930-х годов мне не удалось узнать столько, сколько о Дмитрии Софьянопуло (Софиянопуло) — организаторе «Эстрад-джаза» в кинотеатре «Колизей», вскорости переименованном в «Буревестник». Вместе с двумя чудом уцелевшими афишами ко мне попали в руки документы, сохранившиеся в семье сына Дмитрия Кирилловича — Александра. К сожалению, на момент работы его самого уже не было в живых. Но материалы, ставшие канвой рассказа, мне любезно предоставила его жена — Инна Викторовна.
История жизни инженера-музыканта Дмитрия Софьянопуло показательна для Советской России и совсем не типична для Ростова. Дмитрий Кириллович стал первым и единственным руководителем, расстрелянным в 1938 году. Скорее всего, здесь решающую роль сыграла не любовь к «музыке толстых», а «пятая графа». Я же предлагаю полное жизнеописание, опирающееся не только на воспоминания очевидцев, но и на реальные факты.
Самое первое упоминание фамилии Софьянопуло связано с… крещением Антона Павловича Чехова в Успенском соборе 27 января 1860 года (по старому стилю). При этом событии «восприемниками были таганрогский купеческий брат Спиридон Федоров Титов и таганрогского 3-й гильдии купца Дмитрия Кирикова Софьянопуло жена Елизавета Ефимовна». Сам же Дмитрий родился в Афинах в 1901 году. Непонятно: жила ли там семья Софьянопуло или же поехала навестить своих родственников. Зато точно известно, что в 1924 году Дмитрий Кириллович женился в Ростове на Екатерине Ликиардопуло. Через год на свет появляется дочь Элеонора — будущий руководитель женского джаз-оркестра кинотеатра «Комсомолец».
Никаких документов о музыкальном обучении Дмитрия не сохранилось. Вполне вероятно, он самостоятельно освоил фортепиано. По воспоминаниям музыкантов, Софьянопуло был невероятно техничен и обладал хорошим вкусом.
В 1934 году Дмитрий оканчивает Ростовский индустриальный учебный комбинат Наркомтяжпрома СССР. Дипломную работу на тему «Технолого-экономические обоснования постройки завода запасных частей обувной промышленности» защищает на «хорошо» и 25 июня получает диплом «инженера-экономиста по планированию металлопромышленности».

Руководитель «Джаз-ревю».

Новоиспеченный инженер прячет диплом в стол, а сам тут же уезжает… на гастроли (!) по Украине. Об этом свидетельствует афиша города Мариуполя, которую мне принес Георгий Сергеевич Румянцев — сын исполнителя на банджо и гавайской гитаре Сергея Михайловича Румянцева. Георгий рассказал, что отец в 1941 году ушел на фронт и пропал без вести.
Афиша, датированная 9 июня 1935 года (за день до концерта!!!), гласит, что 10 июня состоится прощальный концерт «Эстрад-джаза» под управлением и художественным руководством Дмитрия Софьянопуло. В составе — 18 артистов, Аркадин и Свободин. В новом репертуаре: Э. Поверенный (песни на немецком и английском языках), кинокомик Чарли Чаплин (Г. Сарибашев), С. Румянцев — соло на гавайской гитаре, Д. Чакиридис. Джаз среди публики. Начало в 9:30 вечера. Программа в двух отделениях.
25 октября 1935 года Дмитрий Софьянопуло возвращается на Дон и устраивается работать в Азово-Черноморский краевой отдел госэстрады в качестве художественного руководителя «Джаз-ревю». Сразу же в репертуаре была сделана ставка на эксцентрику и зрелищность. Летом коллектив с собственной афишей (издатель «Ростовский джаз») вновь выезжает на гастроли.
Мне довелось познакомиться с трубачом «Джаз-ревю» Иваном Павловичем Морошиным (29.04.1915, Луганск — 18.12.2002, Ростов-на-Дону). Когда я ему позвонила и попросила об аудиенции, он тут же стал обвинять меня в какой-то неудачной радиопередаче о джазе. С трудом я его убедила, что не имею к этому ни малейшего отношения и не могу отвечать за все, что звучит в ростовском эфире.
Из всех представителей старшего поколения Иван Павлович оказался самым боевым, если не сказать прямо — агрессивным! Наш разговор нельзя назвать «легким», но результативным — вполне.
Иван Павлович Морошин приехал в Ростов-на-Дону из Луганска в 1935 году поступать в летное училище. Но прежде решил заехать на пару дней к брату в Батайск. А у того, как и у многих соседей, были «на постое» летчики. Вечерами покорители неба устраивали музыкально-поэтические «посиделки», на которых Ваня играл и на балалайке, и на трубе. И делал он это с таким азартом и куражом, что вся компания тут же решила: «Быть Ивану музыкантом и поступать в ростовский музыкальный техникум им. Луначарского». Через год студент первого курса уже подрабатывал в ресторане № 5.
В 1936 году Морошин пришел к Дмитрию Кирилловичу в «Буревестник». По тем временам кинотеатр считался одним из лучших в Ростове и вмещал до тысячи человек. Оркестр играл прямо в зале перед экраном на специально сделанной эстраде.

Греческий националист.

Весной 1937 года концертно-танцевальный коллектив пригласили работать в кисловодский санаторий «Интурист». В это же время и в это же место приехал отдыхать знаменитый советский друг — Поль Робсон. Лучший Отелло 1930-х годов (театр «Савой», Лондон) в Советском Союзе стал «лично известен» четыре года спустя. Кто из старшего поколения не помнит раскатистого «черного» баса исполнителя известнейшей «Песни о Родине» Дунаевского! «Широка страна моя родная» — с мягким акцентом убеждал нас почетный профессор Московской консерватории (1958) чуть ли не каждое утро по радио.
Поль Робсон прибыл со своим сыном, которому почему-то именно в Советском Союзе захотелось обучиться игре на банджо. Дмитрий Кириллович согласился давать мальчику уроки, хотя сам был далеко не виртуоз. Перед отъездом певец в знак благодарности подарил советским музыкантам кое-что из собственных партитур.
Оркестр Софьянопуло стал необычайно популярен в Кисловодске. По вечерам он собирал самых разных слушателей, среди которых были испанские республиканцы. Специально для них ростовчане разучили песню «Ночь над Мадридом темная». Испанцы пели и плакали.
Передо мной фотографии «Джаз-ревю» тех лет. На одной музыканты сажают деревья на коммунистическом субботнике, на другой — обсуждают статью газеты «Правда». А вот оркестр на грузовике перед выездом на первомайскую демонстрацию. Впереди огромный портрет Сталина, на борту машины лозунг «Усилим революционную бдительность! Покончим с политической беспечностью в нашей среде!» Все как положено. Однако…
16 декабря 1937 года в Кисловодске руководителя оркестра арестовывают «за участие в греческой контрреволюционной националистической шпионско-диверсионной организации». В годы повальных репрессий это была самая типичная формулировка обвинения. Приговор по постановлению Комиссии НКВД и прокуратуры СССР гласил: «Подвергнуть расстрелу 28 марта 1938 года».
2 сентября 1957 года Дмитрия Кирилловича реабилитировали посмертно. А еще через год, 11 апреля, семье выдали свидетельство о смерти, по которому Дмитрий Кириллович умер 18 января 1944 года (!). Место смерти неизвестно, а причина — воспаление легких.
После ареста Софьянопуло музыканты «Джаз-ревю» тут же возвращаются в ростовский кинотеатр. Здесь они получают не только нового руководителя — гитариста и скрипача Алексея Бондаренко, но и новое имя «Теа-Джаз». Рядом с кассами появляются небольшие листовки, в которых, помимо кинофильма, указывалось: «Перед началом сеансов в зрительном зале выступления артистов эстрады, в фойе играет "Теа-Джаз". В составе исполнители… В репертуаре массовые революционные песни, героические песни испанского народа, музыка и песни из кинофильмов, эксцентрические танцы и новинки джазовой музыки. Принимаются заявки на коллективные посещения и заказы по телефону…»

В джазе только девушки.

Советский Союз послевоенного периода постепенно набирал жизненную силу, на тысячи голосов распевая «Катюшу» и «Синий платочек»… Но уже звучал на русском языке вопрос-ответ Мака Гордона: «От чего так в мае сердце замирает, знаю я и знаешь ты» из «Серенады Солнечной долины». Вообще, этот фильм с оркестром Гленна Миллера для многих стал олицетворением джаза еще в 1944 году. Сотни фронтовых бригад играли полюбившиеся мелодии. Даже солдаты пели в ритме марша «Мне декабрь кажется маем».
Постепенно восстанавливались кинотеатры. Вскоре в каждом заиграет свой джаз-оркестр: под управлением Захарова, Ефремова («Победа», 1946), Софьянопуло («Комсомолец», 1946), Балаева («Спартак», 1947), Морошина («Родина», 1947), Ледковского («Буревестник», 1954).
В 1946 году появляется второй в Советском Союзе женский джаз-оркестр аккордеонисток. Его инициатор — Элеонора Софьянопуло собрала в кинотеатре «Комсомолец» коллектив, состоящий из самых симпатичных девушек, независимо от степени их владения инструментом или каких-либо других талантов.
Как созрела сама идея «женского джаза», не известно: Элеонора Дмитриевна умерла в 1999 году в Ленинграде. Одни музыканты считают, что за образец был взят оркестр Эдит Утесовой, другие — что такое фронтовики «подсмотрели» на Западе. Сегодня мне кажется, что в «Комсомольце» был не просто оркестр, а некий собирательный образ-символ всех женщин, умеющих ждать. И основное его предназначение — чуть ли не ежедневно встречать возвращающихся фронтовиков и дарить радость мирной жизни.
Основная проблема у будущего оркестра — найти инструмент.
Правда, после войны в Ростове появилось много трофейных аккордеонов. И не все владельцы были музыкантами. Некоторые везли инструмент в качестве сувенира и через какое-то время спокойно с ним расставались за достаточно умеренную плату. И все же и она для многих была недосягаема. В поисках нужной суммы шли на всяческие ухищрения. Оригинальное решение нашла мама Лидии Смирновой: она взяла в деревне поросенка, выкормила его, продала и на эти деньги купила дочери аккордеон. К слову, Смирновы жили в центре города, на Ворошиловском проспекте.
На первых порах барабанщиком оркестра был Владимир Гасретов, а через два года его сменила Геня Коняева:
— Вообще-то мы с Норой еще до войны были в одной компании. Когда собирались «на посиделки», она играла на пианино, а я брала табурет и выбивала ритмы рубмы или фокстрота. По возвращении из эвакуации я стала преподавать фортепиано и аккордеон в Доме офицеров. Как-то пришла в горисполком хлопотать, чтобы освободили мою квартиру. Вдруг кто-то за плечо берет: «Геня! Ты-то мне и нужна! Я организовала женский джаз, и не хватает только барабанщика!»
О том, кто такая Геня Коняева, я узнала совершенно случайно. Работая на телевидении, я пришла на очередной монтаж своей программы «Jazz Drive» спустя пару недель после выхода «сигнального» экземпляра книги. В коридоре встречаю Марину Угарову. Она мне: «У тебя не осталось книги для моей мамы?»
— «Конечно. А кто у нас мама?» — «Геня Коняева!» Я не замедлила появиться в доме Угаровых. Генриетта Ефимовна произвела на меня сильное впечатление. Передвигаясь по квартире в инвалидном кресле, она была невероятно остроумна, излучала колоссальную энергию и жизнелюбие.
Такое странное имя, Геня, объясняется очень просто. В семье Коняевых хотели мальчика и даже имя выбрали: Геннадий. Но… родилась девочка. Она-то и стала для своих Геней, а на педагогическом поприще — Генриеттой Ефимовной. Еще девочкой Геня мечтала о джазе и часто повторяла: «Хоть уборщицей, но в джаз-оркестре»! Тайная мечта вдруг стала реальностью. Но как освоить все премудрости многосоставной ударной установки? Ведь одно дело — в компании на кухонной табуретке стучать, а совсем другое — в оркестре. Освоив азы игры на ударных с Михаилом Альперовичем, Геня, которой было уже под 30 лет, поступает в музыкальное училище сразу на два отделения: дирижерско-хоровое и ударное к В.Д. Могилевскому.
Геня была не только барабанщицей, но и инспектором оркестра. А однажды она даже пела. Правда, песня была шуточная, под стать. Но еще долго девчата с удовольствием напевали: «А ну-ка, а ну-ка! У бабушки было три внука».

Женщины падали в обморок.

С оркестрантками «Комсомольца» постоянно случались какие-то смешные истории. Вот лишь одна из них. Напомню, что кинотеатр был весьма средненький. Об этом наглядно свидетельствовали и внешний вид зала, и практически отсутствующее отопление. Девушки мерзли, надевали валенки (длинные платья скрывали отсутствие вечерних туфель) и обогревались электропечкой, которую всячески прятали, опасаясь гнева пожарного.
Печку переставляли в перерыве между номерами прямо во время концерта. Дошла очередь и до барабанщицы. Девушка поставила ее под стул и аккуратно закрыла платьем. Во время концерта концы платья неожиданно коснулись печки и задымились. Не бросая палочек, Геня закричала: «Горим!» На что саксофонистка Раиса, сидевшая впереди, невозмутимо ответила: «Чего это мы горим? Мы вполне нормально играем!»
Аккордеонистки смотрелись очень эффектно: одинаковые длинные черные платья с белой плюшевой лентой на правой руке от плеча (шила мама Элеоноры), одинаковые рост, фигура, поворот головы. Все необычайно хороши и непременно с улыбкой.
Девушки очень гордились своей работой в оркестре и довольно быстро освоили игру на аккордеоне. Хотя, если честно, блестящего исполнения от них и не требовалось. Главное — улыбка, молодость, очарование — все то, что уводит от послевоенных проблем. В составе женского джаз-оркестра было шесть аккордеонов (это «первая линия»), фортепиано, две скрипки, альт-саксофон, контрабас и ударные. И на этом звуковом массиве без микрофона пели Лилия Умывакина, Лидия Беляева, Вера Ситникова и почти год Владимир Пилипко.
Репертуар был самый разнообразный: от инструментальной музыки Цфасмана до классического романса. Аранжировки делали Дмитрий Головин (муж Софьянопуло) и Георгий Балаев. Каждое выступление женского джаза начиналось одинаково: занавес медленно открывался под энергичные звуки «Вступительной» и бурные аплодисменты слушателей. Спустя 60 лет эта же вступительная в исполнении Лидии Смирновой прозвучала и в документальном фильме Романа Розенблита «Ноктюрн для аккордеона и
памяти». Как пролог к жизни. Как возвращение в молодость.
Из солисток особенно выделялась Лидия Беляева. Необычайно хорошенькая, с мягким и вкрадчивым «шульженковским» голосом. Даже интонации совпадали. Лидия Григорьевна рассказывала, что Клавдия Ивановна однажды предложила ей спеть в концерте вместо себя. И не что-нибудь, а знаменитые «Руки». Премьера прошла удачно, и с тех пор Шульженко часто доверяла ростовчанке песни из своего репертуара.
Когда я впервые пришла в дом Беляевых, меня поразило обилие цветов. Словно в праздник попала! И наше общение было необычайно светлым и радостным. Поразительно, но в процессе разговора у меня даже возникло какое-то труднообъяснимое ощущение сопричастности к событиям тех лет: будто мы с Лидочкой вместе играли в оркестре, а теперь вместе об этом вспоминаем. «А еще меня хотел "увести" Утесов, — чуть кокетливо и с обаятельнейшей улыбкой говорит Лидия Григорьевна, — но я не согласилась».
Лидия Григорьевна очень гордилась этим фактом своей биографии. Леонид Осипович довольно настойчиво приглашал ее к себе, но Лидия побоялась, сославшись на отсутствие образования. На что Утесов невозмутимо ответил: «Образование нужно для оперы, а здесь, прежде всего, душа должна быть. А ее у тебя предостаточно»! Кстати, в один из своих приездов Леонид Осипович послушал женский джаз «Комсомольца» и сказал, что ростовский состав сильнее и интереснее, нежели Эдит. То ли правда, то ли обычная вежливость, но оркестрантки до сих пор с удовольствием об этом вспоминают.
А еще вспоминают романс, который в исполнении Беляевой имел колоссальный успех. Его принимали с восторгом и особым трепетом: для многих женщин это была очень болезненная тема. Когда месяцами, переходящими в годы, матери или жены ждали и надеялись, что «он обязательно вернется, он просто не может не вернуться», романс стал символом непременного будущего счастья. И об этом молоденькая девушка пела с такой силой и уверенностью, что женщины падали в обморок:
Пусть тяжелы недели,
Живу лишь мечтой о дне:
Ты в офицерской шинели
Снова придешь ко мне.
Скажешь, как прежде, «родная»…
Слезы украдкой блеснут.
Разве у вас не бывало
В жизни подобных минут?
Работая над книгой, я надумала включить слова этого романса. Позвонила Лидии Григорьевне и спросила, не помнит ли она хотя бы части слов. «Я все помню!», — ответила она и пропела весь романс по телефону. У меня перехватило дыхание. Конечно, голос уже далек от совершенства. Но эта незабываемая «шульженковская» манера исполнения, когда «не губами, а устами»…
Восемь лет проработала в кинотеатре «Комсомолец» Нелли Босхерчан. А когда оркестр распался, ее пригласили к Ледковскому в городской концертно-танцевальный оркестр парка культуры и отдыха им. Горького. Потом родился сын, и с концертной деятельностью пришлось закончить.
С будущим мужем — аранжировщиком оркестра и композитором Георгием Балаевым Нелли «познакомилась» в раннем детстве. Их родители дружили и часто ходили друг к другу в гости.
Нелли было два месяца, Жорику — пять лет, но уже тогда он носил ее на руках в самом прямом смысле слова. Когда Жора брал девочку на руки, волновались обе стороны: «Смотри, не урони! Это же твоя будущая невеста!» Так все и случилось: в 1946 году в «Комсомольце» они сыграли «комсомольскую свадьбу», а трогательно-бережное отношение осталось и по сей день.
Жизнь Советского Союза шла от съезда до выборов. Депутатская кампания непременно сопровождалась митингами, завершающимися большими концертами, в которых непременно принимал участие и женский джаз. На одном из выступлений присутствовал кинорежиссер Александр Иванович Литвин. Он загорелся желанием снять фильм, даже песню выбрал — «Казаки». Долго Александр Иванович уговаривал Элеонору, пока та, наконец, не согласилась.
Снимали на ростовской киностудии, которая располагалась тогда напротив фабрики-кухни на углу улицы Текучева и проспекта Буденновского. Самым сложным оказалось усадить барабанщицу. Ее поместили на два стола и подняли повыше. Столы опасно разъезжались, Геня нервничала. Приходилось часто останавливаться. Но все закончилось благополучно. Отснятый фильм пошел как киножурнал перед знаменитой лентой «Девушка моей мечты» сначала в ростовской «Победе», потом и в кинотеатрах страны.

P.S.
8 апреля 1960 года — грустная дата в жизни кинооркестров, связанная с выходом городского распоряжения о сокращении штатов. Оркестры расформировываются, а сам отдел кинофикации переходит в подчинение областного Управления культуры.

Читайте также:


Текст:
Ольга Коржова
Фото:
Из архива автора. а также использованы кадры из фильма «Ноктюрн для аккордеона и памяти» (режиссер Роман Розенблит, Ростовская студия кинохроники, 2001 год).
Источник:
«Кто Главный.» № 153
17/10/2019
0
Перейти в архив