***
Однажды утром я сидел на крыльце отчего дома и пил пиво.
Вышел дедушка.
— Похмеляешься, что ли?
— Вот именно, — говорю.
— Может, тебе рюмку налить?
— Нет, — говорю, — я — пиво.
— А то смотри, у меня есть.
— Не-не-не, —- отвечаю.
Дедушка вынес стул и сел.
— Не знаю, — сказал он задумчиво, — я к пиву никогда не относился как к напитку. Так, иногда выпью кружку... Я любил портвейном похмеляться. Бабушка купит бутылку, я выпью грамм сто пятьдесят, полежу, еще выпью.
Наверное, это у меня наследственное — любовь к крепленым винам. Даже став совсем старым и отказавшись от спиртного окончательно, дедушка делал запасы. Выдавая мне очередную бутылку, он внимательно нюхал содержимое и говорил:
— Черносливом пахнет! Хороший портвейн должен пахнуть черносливом.
Даже если вино было совершенной отравой, дедушка все равно улавливал в запахе оттенок чернослива. Мой любимый дедушка.
***
Не знаю, может быть, времена изменились, и теперешней молодежи пить не нужно. Пожалуй, я не хочу, чтобы мой сын стал алкоголиком. Но в то же время я хочу видеть его умным человеком с правильным отношением к жизни. Что же делать?
Что же должно прийти на смену алкоголю? Думаю, ничего.
Ничто его не заменит.
И еще одно наблюдение. Можно получать удовольствие от жизни и без пьянства. Испытывать наслаждение, ощущать удовлетворение, испытывать положительные эмоции. Но чувства живой радости — единственного чувства, которое дает ощущение счастья, — без выпивки испытать нельзя.
Николай Константинов
***
Коля Константинов, или Кол, — художник, музыкант и безумец. Он учился в Ростовском художественном училище имени Грекова одновременно со мной, Авдеем Степановичем, Васей, Шабельниковым. И стал авангардистом. Как-то на выставке журналист спросил его:
— Что вы хотели сказать своей картиной «Боевой слон»? Коля подумал и сказал:
— Нормальная картина. Обыкновенный боевой слон.
В «Пекин Роу-Роу» Кол играл на губной гармошке и на самодельном инструменте — к мундштуку от блок-флейты он приделал кларнет. Или, наоборот, к мундштуку от кларнета
приделал блок-флейту. И до сих пор активно музицирует. Еще он занимается резьбой по дереву — делает всякие украшения, красивые курильницы для благовоний и декоративные ножи для ритуальных убийств. Николай Константинов — очень яркая, неординарная личность. Их отношения с женой Викой — тоже очень яркой и неординарной личностью, заслуживают отдельной книги. Когда все перебрались в Москву, Коля не поехал. Может быть, напрасно. А может, и нет. Сейчас, по рассказам, он живет в Ростове, на Нахаловке, в двух комнатах, снаружи увитых виноградом, и является чуть ли не последней мифологической фигурой нашего поколения.
***
Художник Николай Константинов увлекся резьбой по дереву. Накупил всяких инструментов, в том числе несколько отличных топоров. А человек он во хмелю буйный. Бывало, придут гости, выпьют немного, он сразу давай топоры показывать: смотрите, какие острые! Гости говорят: «Хорошие у тебя, Коля, топоры», — и стараются незаметно запихнуть их ногой поглубже под диван.
Однажды Коля поссорился с женой. Она убежала на улицу, а он достал топоры и принялся рубить домашние вещи. А время было холодное. Вот стоит Вика на улице в халатике и плачет.
Подходят молодые люди:
— Что случилось, девушка?
Она рассказала.
— Ну, — говорят молодые люди, — это ерунда. Сейчас мы его успокоим. Какая, говорите, квартира?
И пошли. Через пять минут вернулись, извинились и ушли по своим делам.
Коля потом рассказывал:
— Рублю я пальто. Чувствую спиной — от двери какая-то агрессия надвигается, какое-то зло. Я топоры наизготовку и поворачиваюсь к двери! А там темно, не видно ни х...я! Но чувствую — агрессия отступает, отступает...
Постояла Вика, постояла и пошла ночевать к Диме Келешьяну.
Утром Дима побежал посмотреть, как там Коля.
Входит: дверь нараспашку. Посреди комнаты на груде порубанного барахла спит Коля — руки раскинул, в каждой по топору зажато. Проснулся, увидел Диму, улыбнулся: «А, Димка!
А я всю ночь рубил, рубил, зае...ался!».
***
В Ростове проходил рок-фестиваль. На одном из концертов Коля Константинов так напился, что стала милиция его винтить. Все сбежались, говорят милиционерам:
— Отпустите его, он не пьяный!
Милиционеры говорят:
— Ладно. Ну-ка, присядь!
Коля присел, а встать уже не может. Ему помогли. Он стоит, улыбается.
Милиционеры спрашивают:
— Как тебя зовут?
Коля молчит. Смотрит по сторонам и улыбается. Все вокруг шепотом ему подсказывают:
— Коля, Ко-ля, Ни-ко-лай!
Милиционеры говорят:
— Понятно!
Взяли его под руки, посадили в коляску своего милицейского мотоцикла и улыбающегося увезли в вытрезвитель.
Авдей Степанович Тер-Оганьян
***
Когда Авдей Степанович Тер-Оганьян жил с Машенькой в Доме актера, он с ней часто ругался и делал это всегда шумно: орал, размахивал руками. Однажды в пылу гнева он оторвал свисавшую с потолка горящую электрическую лампочку.
***
Авдей Степанович гулял с детьми около «Солнца в бокале» и встретил знакомую, которая купила авоську вина для праздника. Решили они одну выпить. Нашли местечко, только открыли — милиция!
Посадили их с детьми в «уазик», повезли в отделение.
По дороге домой Авдей Степанович говорит детям:
— Только бабушке не рассказывайте, где мы были!
— Конечно, папа, мы не расскажем!
На другой день мама ему говорит:
— Ты что же, в милиции был?
Оказывается, когда Авдей Степанович ушел, дети у бабушки спрашивают:
— Бабушка, отгадай, в какой машинке мы вчера катались?
— Не знаю, — говорит бабушка, — в какой?
— На букву «м».
— В «Москвиче»?
— Нет!
— В маленькой?
— Не угадала!
— В медицинской «Cкорой помощи»?
— Нет!
Тут дедушка, который лежал на диване, и угадал.
***
Когда мы с Авдеем Степановичем жили в бактериологической лаборатории, то пили каждый день. Однажды он разбудил меня утром, и пошли мы на Сущевский вал за вином. Купили две бутылки. Одну выпили на качелях, а вторую понесли домой. Утро, солнышко, золото на кленах! Подходим к лаборатории. Авдей Степанович говорит:
— Если на крыльце будут стоять эти козлы, надо притвориться, что мы не пьяные. А то каждый день... неудобно...
Смотрим: на крыльце стоят наши хозяева. Они занимали второе крыло здания. Проходим мимо них, напрягшись, Авдей Степанович говорит вежливо:
— Добрый вечер!
— Добрый вечер, добрый вечер! — говорят, улыбаясь, хозяева.
А было около одиннадцати утра. Или около десяти, точно не помню.
***
Авдей Степанович Тер-Оганьян и Сергей Тимофеев зашли во двор выпить. Авдей Степанович выпил, передал бутылку Тиме. Стал тот пить.
Вдруг Авдей Степанович видит: входят в подворотню несколько человек в фуражках. Он говорит:
— Тима, менты!
Тима стал пить быстрее. А темно, и не видно особенно. Авдей Степанович присмотрелся:
— Не, Тима, это не менты. Это солдаты!
Опять присмотрелся — не разобрать!
— Или менты?
Темень, не видно.
— Не, не менты, солдаты.
А те все подходят.
— Старик, — говорит Авдей Степанович, наконец разглядев, — это менты!
— Менты, менты, — говорят менты, — ну что, пошли?
***
Как-то Авдей Степанович познакомился с немецкой девушкой. Проснулся он однажды у нее и попросил сходить в киоск, купить две бутылки сухого и зажигалку. Немецкая девушка сходила и принесла две зажигалки и одну бутылку сухого.
***
Однажды я позвонил Авдею Степановичу и спросил:
— Ну, ты как?
— О-о-о-ой! — сказал Авдей Степанович.
— Что, едва-едва живой?
— Е-два, е-четыре,— сказал Авдей Степанович.
Валерий Николаевич Кошляков
***
Валерию Николаевичу мама из города Сальска часто присылала сало, крупы, чеснок и другие сельские продукты. И он всех угощал. Как-то пришли к нему в мастерскую барышни.
Валерий Николаевич налил им чаю, нарезал сала и говорит: «Угощайтесь, девчонки, кушайте! Вот, чеснок берите, очень помогает от глистов!».
Однажды Авдей Степанович Тер-Оганьян и Валерий Николаевич Кошляков ехали в метро. Авдей Степанович купил газету, сел в вагоне, собрался читать. Кошляков вообще не особенно читатель, а в метро сроду не читает. А тут вдруг вынимает из портфеля книгу.
Авдей Степанович удивился и думает: что за книга? Посмотрел. Книга называлась «Гайморит».
***
У Валерия Николаевича Кошлякова в Ростовском театре музыкальной комедии была мастерская под самой крышей. Туда к нему приходили друзья. В то время в театре шел спектакль, в котором актрисе по сюжету нужно было моментально переодеваться. В гримерную она не успевала, а забегала за кулисы, сбрасывала с себя одежду и надевала другое платье.
Валерий Николаевич знал наизусть все спектакли. Когда начиналась определенная музыкальная фраза, Валерий Николаевич прислушивался, говорил: «Бежим!», и все, кто у него находился, бежали и лезли на колосники. Оттуда было отлично видно переодевающуюся актрису. Она раздевалась полностью, почему-то даже снимала трусы.
***
К обеду в мастерскую к Валерию Николаевичу Кошлякову приходили друзья и звали его пить пиво. Валерий Николаевич отказывался:
— Не, вы сами идите. Я пойду в столовую, борща попью.
Виктор Асатуров
***
Мама у Асатурова — прокурор, а папа сидит в тюрьме. Такая интересная семья. Однажды у мамы был день рождения, товарищи по работе пришли ее поздравить. Асатуров вышел, посмотрел на застолье и сказал ворчливо:
— Понавела полный дом ментов! Родному сыну присесть негде!
***
Виктор Асатуров и Сергей Тимофеев сидели в кафе.
К ним подошел человек, наклонился и сказал негромко:
— Есть маза!
— Ну, — сказал Асатуров.
— Есть маза продать паспорт!
— Чей паспорт? — спросил Асатуров.
— Мой!
— А, — сказал Асатуров, — а на х...я продаешь?
— Бабки нужны.
— Понятно, — сказал Асатуров, — а сколько хочешь?
— Ну, — сказал человек, — вмазать надо.
Тимофеев сказал:
— Извини, брат, нам не надо.
— Подожди, — сказал Асатуров, — садись сюда, братское сердце! Слушай меня. Сейчас мы идем в «Тополя». Садимся, короче, заказываем выпить, покушать. Культурно отдыхаем. Потом ты говоришь: «Ой! Бабки дома забыл!». Оставляешь паспорт. Типа: сейчас сбегаю, принесу. Мы тихо встаем и уходим. И х...й с ним, с паспортом!
Они пошли в «Тополя», сели, заказали выпить, закусить. Когда стали закрывать, Асатуров поднялся:
— Ну, мы пошли, брат. Сдавай паспорт и подходи. Мы — на улице.
На улице они закурили и стали ждать. Вдруг сверху послышались крики, шум драки. Фокус с паспортом не сработал, человека били.
— Пойдем, — сказал Асатуров. — Хуля мы ему поможем?
***
Однажды Виктор Асатуров нашел бумажный рубль с серийным номером, состоящим почти из одних девяток, и с его помощью какое-то время добывал средства к существованию.
В ресторане «Южный» он подходил к человеку, предлагал сыграть в номера и неизменно выигрывал. Разумеется, выигрыш немедленно шел в дело, и спустя час Витя сомнамбулически перемещался от столика к столику, пугая командировочных колоритной внешностью и неожиданным вопросом: «У тебя какой номер?».
Всеволод Эдуардович Лисовский
***
Его карьера развивалась стремительно. В девятнадцать он стал самым молодым в СССР директором кинотеатра. А именно: кинотеатра «Комсомолец» — самого первого кинематографа в Ростове-на-Дону, помещающегося в красивейшем здании стиля «модерн» на главной улице города. Мы забегали в фойе и спрашивали у бабок-билетерш: «У себя?». И могли бесплатно посмотреть кинофильм. Но кинофильмы нас интересовали мало. В Севином директорском кабинете с огромным окном, за которым бежала улица Энгельса, мы распивали спиртные напитки. Забавно еще и то, что все в кинотеатре — от сантехника до старушебилетерш — называли Севу на «вы» и Всеволод Эдуардович, а он всем тыкал и страшно матерился.
***
Оля спросила у Севы Лисовского, что такое паллиатив.
— Это когда кого-то следовало бы замочить, а его просто бьют.
Недостаточная мера воздействия, — объяснил Сева.
Через несколько дней Оля опять его спрашивает:
— Сева, как это называется, я забыла... Ну, когда кого-то бьют, на букву «п»?
— Пи...дюлина, что ли? — спросил Сева.
Юрий Леонидович Шабельников
***
В мастерской Юрия Леонидовича Шабельникова пили несколько художников. Сам Шабельников, практически непьющий, сидел просто за компанию. Наконец, все выпили, стали собирать деньги. Насобирали рубля три. Шабельникова послали за вином. Его долго не было, наконец возвращается.
— Ну? — спрашивают его.
— Да там вино было совсем плохое,— говорит Юрий Леонидович, — я вот повидла купил.
***
Юрий Леонидович умеет говорить по-английски. Однажды к Валерию Николаевичу Кошлякову пришли иностранцы смотреть картины, на которых автор изобразил московские просторы. Иностранцы посмотрели и спрашивают:
— А это что за здание нарисовано?
Кошляков по-английски не умеет, а Юрий Леонидович не растерялся и говорит:
— Министершин оф инострэйшн... — и замялся. Авдей Степанович Тер-Оганьян подсказал:
— Делейшн!
Игорь Гайкович Давтян
***
Оля, Давтян, Марков и Ирина Михайловна отдыхали на море.
Как-то вернулись они с пляжа, Давтян с Марковым пошли за вином. Потом прибегает Давтян и говорит Оле:
— Дай шесть рублей!
— Зачем?
— Тогда хватит ровно на тридцать одну бутылку «Гадрута»!
— А двадцати восьми не хватит? — спрашивает Оля.
— А о завтрашнем дне ты не думаешь? — говорит Давтян.
***
Давтян ночью поймал машину.
— Гвардейская площадь!
— Садись.
— А бить не будете?
— С чего бы это, — говорят. — Садись, не бойся!
Приехали.
Давтян говорит:
— Спасибо, ребята! — и вылезает.
— Э! — говорят ребята. — А бабки?
— Ну вот! — говорит Давтян. — Я же вас спрашивал!
***
Вечером Давтян уходил от Риты.
— Ты куда? — спросила Рита.
— По делам, — сказал Давтян.
— Только вернись пораньше! — попросила Рита. Часов в пять утра Риту разбудил звонок в дверь. На пороге стоял пьяненький Давтян.
— Игорь, я же просила пораньше! — сказала Рита.
— Куда уж раньше! — сказал Давтян.
Сергей Анатольевич Авгученко
***
Сергей Авгученко и Николай Дубровин нашли на улице спящего человека и решили, что ему плохо.
— Я читал, — сказал Авгученко, — чтобы привести человека в чувство, нужно потереть ему уши.
Он наклонился и стал тереть. Человек пришел в чувство, подумал, что Авгученко грабитель, и прокусил ему палец до кости.
***
Однажды я, Давтян и Щебуняев проснулись на Кировском.
Деньги накануне кончились, и Давтян сразу позвонил Авгученко. Тот пообещал прийти и через полчаса появился.
— У меня нет денег, — говорит Авгученко, — но мама обещала купить мне брюки и ботинки. Позвонил он маме и говорит:
— Тут в ЦУМе продаются туфли, «Саламандра»... да ... да ... двести рублей... сейчас я зайду за деньгами, — и положил трубку.
— Э! — говорит Давтян. — А брюки?
— Мне мать жалко, — сказал Авгученко. — Сейчас все такое дорогое!
Павел Петровичс Пипенко
***
Давтян с Пашей Пипенко сидели в баре в «Балканах», а наверху в ресторане шла свадьба. Давтян говорит:
— Пошли туда. Там все уже пьяные. Родственники невесты подумают, что мы со стороны жениха, а родственники жениха — что мы со стороны невесты.
Так все и вышло. Идет свадьба, все пляшут, за столом свободных мест полно. Сели они, выпили, закусили.
Вдруг танцы заканчиваются, все рассаживаются по местам, тамада берет микрофон:
— А сейчас, дорогие гости, поздравим Танечку и Андрея! Поможем им начать семейную жизнь!
Вылезает из-за стола, берет поднос и начинает обходить сидящих. Все по очереди поднимаются, кладут на поднос деньги, желают счастья.
— Б...! — говорит Давтян. — Рано пришли!
А тамада уже к ним подбирается. Подходит со стороны Паши. Деваться некуда. Паша встает и говорит солидно:
— Мы с Игорьком дарим Танечке и Андрею шифоньер!
Все зааплодировали, а Паша стал обсуждать с мужиками, как лучше перевезти мебель.
***
Когда убили Джона Леннона, Джон (Сасалетин) — большой битломан — носил на рукаве траурную повязку. Встретил его Александр Болохов:
— Что это у тебя на рукаве?
— Леннона убили!
В тот же день Болохов зашел к Сергею Карповичу Назарову, а у того под обоими глазами по синяку.
— Что случилось?
— Леннона убили, — говорит Назаров. — Вчера зашел Джон, стали мы его поминать. Пьем и «Битлз» слушаем. Джон ставит одну пластинку, вторую, третью. Мне надоело, я и говорю:
— Зае..ал ты со своим Ленноном!
Другие люди
***
Я, Давтян и Батманова с большим трудом купили бутылку «Кавказа». Стоим на остановке, ждем трамвая. Рядом стоит мужик, который только что вместе с нами бился у магазина, и тоже держит в руках 0,8. Жарко, трамвая все нет и нет. Мужик нетерпеливо топчется, нервничает. Вдруг срывает зубами пробку и быстро пьет из горлышка. Потом поворачивается к нам и говорит смущенно:
— Хорошее, хорошее вино...
***
Авдей Степанович Тер-Оганьян и Юрий Полайчев возвращались из Таганрога с выставки. Ехали они поездом — подсели в плацкартный вагон. Оба были пьяными. В том же вагоне куда-то на соревнования ехали украинские борцы — молодые здоровые ребята. Они ходили по вагону в спортивных штанах, с обнаженными торсами. Полайчев время от времени пытался завести с ними беседу. Он моргал из-под толстых линз и говорил, заикаясь, кому-нибудь из борцов: «К-конечно, ты м-м-можешь меня п-п-победить физически! Но я з-зато могу т-т-тебя п-победить интеллектуально!». Борцы не возражали.
***
Зашла Вика, присела. Взяла один из стаканов, спросила:
— Можно попить?
Все как закричат:
— Не пей, не пей! Это вода!
***
Однажды Болохов зашел на Казанский вокзал купить Касьянову подарок на день рождения — порнографические карты, которые он присмотрел заранее в одном киоске. Был Болохов в длинном черном пальто, очках, свои роскошные волосы собрал в узел на затылке. В общем, солидный, благообразный человек. Стоит перед витриной, выбирает, какие карты интересней. Подходят к нему два пьяненьких мужичка.
— Святой отец, благословите!
— Ребята, — говорит Болохов, — я не поп.
Но те пристали:
— Благословите, святой отец! — причем почтительно, смиренно. В общем, он их благословил.
Тогда один из них решил покаяться:
— Вот, дескать, святой отец, грешен я, пью, что вы скажете?
Болохов говорит:
— Не поп я, ребята, просто у меня такая прическа!
Тот опять:
—Вы уж извините, святой отец, что я у вас время отнимаю...
Болохову надоело, он говорит:
— Секундочку! — поворачивается к киоскеру. — Мне вон ту колоду, пожалуйста!
Купил, поворачивается к мужикам, показывает им карты и говорит:
— Вот, смотрите, что я купил! Я же говорю — я не поп!
Мужики обалдели. Тот, что каялся, посмотрел на Болохова с ужасом и говорит:
— Ну вы, святые отцы, даете!
***
На кухне над умывальником, где обычно вешают зеркало, для красоты висит плакат с портретом президента Приднестровья Игоря Смирнова. Утром Леня умывается, поднимает на него глаза и говорит сокрушенно: «Б...! На кого я стал похож!».
***
Моя сестра Юля ехала в полупустом трамвае. На Горького к ней подсел мужик и задремал. Потом проснулся.
— Зая, где мы едем? — спросил мужик.
— В чем дело! — возмутилась Юля. — Что вам надо?
— Чего ты такая дерзкая? — удивился мужик. Потом вздохнул.
— А я на всех обиделся, — сказал он грустно. — Ничего никому не сказал, взял вещи и ушел...
В руках у него была авоська, в которой позвякивали четыре пустые бутылки.