В 1894 году я получил предложение от В.И. Асмолова арендовать принадлежащий ему театр в Ростове-на-Дону. Товарищи заговорили о непременной замене маленького Новочеркасска большим Ростовом. Асмолов сдавал театр — ему нужна была хорошая труппа, хороший ансамбль, что в данном случае было налицо. Наши гастроли произвели прекрасное впечатление на ростовскую публику…
…Первый год моей новой деятельности оказался необычайно труден. Предыдущие ростовские антрепренеры, увлекшись сборами, которые делала опера и оперетта, как и 10 лет назад, держали драму в загоне. Драматические спектакли были из рук вон плохи, и публика, понятно, их не посещала. Составилось мнение, что драма — это скучно, плохо. Мне досталось наследие, с которым надо было упорно бороться, победить буквально враждебное отношение к драме и заставить ростовское общество признать ее.
Несмотря на демонстративную непосещаемость моего театра, я, окружив себя хорошей труппой, ставил хорошо разыгранные, хорошие пьесы. Первый сезон кончился большим убытком. А в другой ростовский театр, где гастролировала таганрогская оперетта, публика валом валила. Несмотря на плохие материальные результаты, я, пополнив труппу хорошими актерами, энергично подготовлялся к следующему сезону.
Начиная с 1894 по 1899-1900 годы, на моих глазах театр в Ростове рос и постепенно делался потребностью, в полном смысле этого слова.
Взгляды публики на театр изменились в результате того, что с каждым годом состав труппы креп, пополняясь первоклассными актерами.
Что же заставило равнодушное к драме ростовское общество резко изменить свое отношение к ней?
Накануне сезона 1895-96 г. мы подготовлялись к «Гамлету». Собирали историко-литературные материалы, читали много книг, смотрели рисунки, хотели вырвать с корнем рутину и, насколько хватит сил и уменья, показать «Гамлета» по-новому. Но все время нас тревожило опасение: а что, если мы поставим «Гамлета» и он пройдет так же незаметно, как проходило большинство спектаклей прошлого сезона?
И вот меня убедили усилить рекламу и выпустить хороший портрет Далматова в роли Гамлета, приложив этот листок к каждому номеру газеты «Приазовский край». Такой прием был чужд мне, я боялся, не будет ли это похоже на цирк. Но мне возражали, что в выпуске портрета артиста без всякого зазывания нет ничего плохого.
Я решился.
Успех превзошел все наши ожидания, и в тот же день, когда вышла газета с нашим приложением, все билеты были распроданы. Публика пошла на приманку, увидела хороший спектакль. «Гамлет» захватил ее, и с этого дня наступил поворот.
Публика поняла, что такое драматический театр. «Гамлет» прошел 15 раз — небывалое явление для того времени, когда спектакли повторялись не более двух раз.
Хорошее исполнение ролей, прекрасные декорации, костюмы, мизансцены, музыка Чайковского, новый перевод (Гнедича) — все это в общем произвело решающее впечатление. «Гамлет» завлек зрителя и на следующие, хорошо разученные и сыгранные спектакли. Невинная «реклама» оказала услугу, и с этого времени театр в Ростове, видимо, утверждался…
...Как-то я остановился у витрины книжного магазина. Читаю названия выставленных в окне книг. «Дядя Ваня» — Чехов. Покупаю. Прочитал. Собрал товарищей. Ставлю. Дядя — Шувалов, доктор — Самойлов Павел, профессор — Глюске-Добровольский, Вафля — Петровский, няня — Блюменталь-Тамарина, Соня — Синельникова, жена профессора — Юрьева. Публика в восторге, овации мне, труппе. Крики: телеграмму автору!
Составили, послали в Ялту.
Это происходило в 1897 г., когда Антон Павлович еще не был популярен как драматург. Чехов, получив телеграмму, запрашивает письмом местного адвоката Волькенштейна, товарища по Таганрогской гимназии — просит объяснения телеграммы. В то время пьесы ставили без особого разрешения автора, и Антон Павлович и не подозревал, что «Дядю Ваню» где-то играют. Возможно, что наша постановка этой пьесы была первой в России.
Я, увлекаясь оформлением пьес, делал непосильные затраты, платил актерам очень большие деньги, иногда приглашал актера, имея в виду необходимость его участия в одной только пьесе…
Я был счастлив, но не умел считать.
В Ростове мне пришлось впервые столкнуться с финансовой стороной театрального дела, и это стоило мне много сил и неприятных переживаний. Я был и остался очень непрактичным. Любовь к театру, потребность в творческой работе заставили меня взвалить себе на спину ненавистную мне заботу о материальной стороне дела, и только невозможность работать у антрепренеров, которые все сводили к кассе, принудила меня взять в свои руки, помимо художественной, и практическую часть.
Несмотря на большую посещаемость, театр, а с ним и я, всегда оставался в убытке. Дело дошло до того, что моя жена, Татьяна Федоровна Синельникова, которая тогда была любимой артисткой в Ростове, взяла ангажемент в другом городе: росли сыновья, нужно было давать им образование, а я почти ничего не давал семье. За труд актера и режиссера я брал для себя из кассы театра 500 рублей в месяц, — но только на бумаге. В конце концов жена уехала в другой город, и ее заработок шел на воспитание детей, а я перебрался в комнату около кассы.