Первое апреля

Я, Иванова Людмила Ивановна, 1975 года рождения. Маляр. Не замужем, но проживаем вместе пять лет, по адресу улица Металлургическая, дом 45.

В пятницу 1 апреля прошлого года я решила разыграть мужа, хотя правильнее будет сказать, сожителя. Этому меня научила подруга Людмила Петровна. Моя тезка... Я намочила под краном руки и засунула их в морозильник. Когда ладони и пальцы покрылись тонкой корочкой льда, я подкралась к спящему сожителю и засунула холодные руки под теплое одеяло — прямо к животу: «Ви-тя, по-ра вста-вать. Петушок пропел давно!»

Витя, как идиот, вскочил с постели и заорал: «Ты что, с ума сошла, мне приснилось, что я сплю с огромной лягушкой, и она хочет от меня детей. Я чуть не умер от страха».

В тот день Виктор взял отгул в автопарке и думал, что поспит подольше...

Не знаю, мне кажется, что было смешно. Я сказала ему, что нечего обижаться, раз первое апреля. Никому верить не надо. Он прореагировал неадекватно и назвал меня жабой. А я до этих его слов была такая веселая, между прочим.

Настроение у меня сразу испортилось, я вспомнила про свой живот, нездоровый цвет кожи и глаза (слегка навыкате). У меня еще правая рука была в зеленой краске. Потому что на стройке не было воды. И сразу я руку не отмыла. А потом сколько пемзой ни терла, краска не отмывалась.

...Конечно, у него были основания так меня называть. Я не красавица. Честно скажу. Но после его слов мое настроение резко ухудшилось, и со мной начали происходить странные вещи. Мой живот стал увеличиваться в размерах. Через пять минут он был уже таким большим, что мне пришлось встать на четвереньки. Трусы — белорусского производства «Милавица», которые мне на день рождения подарил сожитель, понятное дело, лопнули, а пуговицы на халате разлетелись в разные стороны.

Я втянула голову в плечи и попыталась вскрикнуть от ужаса. Получилось только «ква-ква-ква».

Виктор сказал: «Твою мать. Это что еще такое? Может, вызвать «скорую помощь»? Или ты меня все еще разыгрываешь?»

Короче, он тоже испугался. Как и я. В результате я стою на четвереньках с глазами навыкате и не могу произнести ни слова. Только тогда Виктор позвонил в «скорую».

Врач приехал через два часа, похлопал меня по спине и спросил: «На что жалуетесь?»

А я ничего не могу сказать ему в ответ. Членораздельного. Только «ква».

«Она немая», — Виктор на ходу придумал, как объяснить мое кваканье.

«А она хоть живая? — поинтересовался доктор. — Что-то у нее температура низкая. Плюс двадцать три».

Потом врач сказал, что он, пожалуй, пойдет, потому как такую тушу они с медсестрой все равно не поднимут. Да и болезнь ему не известна. Так что все равно, где болеть — дома или в больнице. Результат один.

«Можете вызвать спасателей», — посоветовал врач.

Спасатель по фамилии Малыгин сказал, что пресмыкающимися — а именно так он определил мое состояние — их организация не занимается. Потому что сегодня спасать надо в первую очередь людей.

«Почему же это она пресмыкающаяся? — возмутился Виктор. — Жабы относятся к земноводным».

Мне как-то тоже не понравилось про пресмыкающуюся. Земноводная, что ни говори, лучше.

«Неважно. Если бы она была собакой, мы бы еще подумали, а так – нет, — объяснил Малыгин. — А она случайно не беременная?»

Я не была беременной — сожитель считал, что нам пока рано заводить ребенка.

Тогда Виктор позвонил Николаю — моему первому мужу — и попросил срочно приехать. Виктор когда-то дружил с Николаем.

Николай, конечно, симпатичнее, чем Виктор. Но очень грубый. Мы с ним пять лет назад разошлись. Я об этом абсолютно не жалею. У мужчин главное не красота, а что-то другое. Жалость, наверное. Хоть немножко жалости должно быть. Много жалости — это уже любовь. Мне так кажется... Увидев меня, Николай стал смеяться, типа, раньше ты выглядела лучше. Когда с ним жила.

«Да это только сегодня с ней такое, — объяснил Виктор. — Еще вчера все было нормально. Мы с ней хорошо живем». Николай сказал, что это не его дело, живите, как хотите, а у него уже новая женщина. Худая и совершенно здоровая. Он посоветовал Виктору: «Отвези Людку к себе на дачу, пусть отлежится».

Я не хотела на дачу. Она совершенно не пригодна для жилья. Там только вагончик без окон. И деревьев совсем нет. Тютину я в прошлом году посадила. А так одна трава и картошка. Я бы там задохнулась от жары. Хоть и апрель, а в домике — на солнце — совершенно нет воздуха.

«Ладно, давай завтра вопрос решим, а сегодня я в отгуле, устал на работе», — предложил Виктор Николаю, и они пошли за водкой.

Они выпили бутылку и стали издеваться надо мной.

«А что если ее в зоопарк отдать или в тир?» — предложил Николай.

«Лучше в цирк», — рассмеялся Виктор.

«А мы в детстве жаб и лягушек через тростинку надували», — вспомнил Николай.

Я знала, что они этого не сделают, но было страшно. Страшно оттого, что ничего нельзя сделать. Ничего не объяснишь. Никуда не убежишь. Даже трусы не натянешь. Я поняла, что жабы — это смертельно испугавшиеся женщины.

«Что, Людка, будешь водку? — спросил мой первый муж и налил мне в блюдечко. — Пей до дна, пей до дна, пей до дна!» Я забилась в угол, и он вылил водку из блюдечка мне на голову. Могу заявить с полной ответственностью — жабам водка не нравится. Это как уксусная кислота для человека. Я почувствовала, как водка обожгла мне глаза и спину. Я квакнула. Наверное, как-то особенно печально и протяжно.

«Ладно, Николай, ты своей бабой командуй! — сказал Виктор. — А тут есть, кому командовать».

...Виктор все-таки лучше, чем Николай. Николая я никогда не любила. Просто у нас должен был быть ребенок, и мы решили зарегистрировать отношения. Но ребенок родился мертвым... А у Виктора есть и плюсы — квартира. И дача.

...Николай обиделся и ушел к своей новой женщине. Не такая она, кстати, и худая, я видела ее — просто моложе меня. А в моем возрасте еще посмотрим, какая она будет. У нее и кость шире.

Виктор пошел в магазин и купил еще одну бутылку водки. Прежде чем открыть бутылку, он позвонил моей матери в Сальск. Впервые за все годы нашего сожительства. Судя по тому, что Виктор сказал «не шучу», мать не сразу поверила, что звонит ее, так сказать, зять.

— Нет, Люся на работе... Все там же работает... Тысяч десять платят... И я там же, в автопарке... Сегодня в отгуле... Да, пятнадцать получаю. Обязательно приедем на майские. Нет, мы пока не зарегистрировались. Мы бы вам сказали. Обязательно. Я не отказываюсь... Разве я говорил, что отказываюсь? Ничего не случилось, так просто звоню. С первым апреля поздравить.

«Твою мать, — Виктор произнес, положив трубку. — Что же делать, что же делать, что же делать?»

Что делать, не знали ни я, ни он. Тупик. Я обычно не матерюсь, но в тот день в моей голове крутилось только одно слово — «п...ц». Но по-лягушачьи, что ни скажи, получается «ква». Я квакала, не умолкая.

Потом позвонили с моей работы.

«Она пошла к врачу, нет, ничего серьезного, так, проконсультироваться, может, и беременная, точнее сказать не могу, — объяснил Виктор. — Когда выйдет, не знаю. Думаю, что не скоро».

Виктор налил себе стакан водки и стал жаловаться на жизнь: «Какая-то невезуха сплошная. Зеркало заднего вида кто-то разбил. Вообще, «ГАЗель» — ненадежная машина. Ненадежен двигатель. Редуктор заднего моста никуда не годится. И даже такая мелочь, как краник печки салона, может подвести... Что я с ним только ни делал. Ну, Людка, ты даешь... Твоя мать спрашивала, когда же мы зарегистрируем отношения? Не знаю. Ничего я теперь не знаю... Чем же тебя кормить?»

Значит, не выбросит, обрадовалась я, раз кормить собирается. Я радостно заквакала.

Потом он смотрел телевизор. Пока не заснул на диване.

Я никогда не подозревала, какие холодные в нашей квартире полы. Если, конечно, в тапочках ходить, то внимания не обращаешь, а если всем животом лечь, то очень холодно. Когда Виктор захрапел, я перебралась к нему на диван. Голодная, не уверенная в себе, отчаявшаяся. Кто бывал в моей шкуре, тот поймет.

Не знаю, что снилось Виктору. Может, другие бабы. Но он меня обнял, даже полез целоваться. Не настойчиво. Не открывая глаз. Один раз он произнес во сне: «Ксения, а ты — хорошая, я на тебе обязательно женюсь». И даже погладил меня. Я заплакала от такой неожиданной нежности, пусть даже и не мне адресованной. Интересно, что это за Ксения? А потом я заснула.

Проснулась в семь утра, потому что никто не сообразил, что надо выключить будильник — раз суббота. И можно поспать подольше.

Я была абсолютно голой, но человеком. Женщиной. Самой обычной. Маленькой, толстой, с зеленой краской на руке. Рядом валялся халат без пуговиц и мои разорванные трусы белорусского производства.

Было очень холодно, потому что мы не закрыли окно. Виктор спал одетый и звонка не услышал, потому что выпил полторы бутылки водки.

Выходные мы провели на даче. Почистили садовый домик. Набросали туда соломы. Чтобы можно было оставаться на ночь.

Через девять месяцев я родила мальчика. Но нам пришлось от него отказаться — у него было какое-то редкое заболевание. Пальцы на руках и ногах были соединены перепонками. Я читала в «Газете Дона», что таких детей называют ихтиандрами.