КТО ТАКОЙ.
Актер Алексей Розин родился 4 февраля 1978 года. В 2003 году окончил Школу-студию МХАТ, работал в МХТ им. Чехова, с 2003 года — в РАМТе. В 2000 году вместе с Ильей Барабановым, Юрием Квятковским, Павлом Мисаиловым организовал актерско-режиссерскую группу LE CIRQUE DE CHARLES LA TANNES. С этого момента это место его основной деятельности. Сыграл в 15 фильмах, среди которых «Елена», «Левиафан», «Собиратель пуль», «Любовь на районе». В 2017 году Розин сыграл главную мужскую роль в фильме Андрея Звягинцева «Нелюбовь». В Ростове Алексей Розин и актер театра имени Маяковского Сергей Щедрин представили проект под названием «ИСТОРИИ ОБ ИСТОРИИ». «Истории об истории» — что-то среднее между лекциями общества «Знания» и театром, сейчас это принято называть сторителлингом.
— Как вы пришли к жанру сторителлинга?
— Несколько лет я не работал как актер или работал очень мало. И тут вдруг в Москву из Дании приехал человек по имени Яспер Андерсен, мировая звезда сторителлинга, и привез новый жанр. В центре имени Мейерхольда он дал мастер-классы, показал спектакли. Актриса Елена Новикова (резидент проекта Stand-Up на канале ТНТ. — «Главный») организовала кружок сторителлинга. Это было лет пять назад. Кружок регулярно выступал на «Пикнике "Афиши"». Так и мы втянулись. Стали выступать.
— Как вы выбираете истории?
— Проект мы задумали вместе с Сергеем Щедриным. Подумали, что есть театры, которые отвечают, скажем, за социальную активность, например «Театр.DOC». Он исследует вопросы общественной и политической жизни. А история как наука представляет собой огромное непаханое поле. И мы захотели туда окунуться. Узнать что-то самим, ведь все знать невозможно. Начали с государства Российского. Попробуй, назови князей или российских правителей. Не получится. У большинства из нас, по крайней мере. Князей уж точно невозможно всех упомнить. Мы решили элементарно проследить хронологию событий. Ничего не было, потом вдруг завелись какие-то люди. Потом они вдруг с какого-то перепугу пришли к совершенно чужому человеку и сказали: «У нас есть все, только порядка нет, давай ты будешь нами править».
— Можно ли заставить зрителя сочувствовать всем этим князьям?
— Нас тоже интересовал этот вопрос. Возможно ли мерить поступки, меру ответственности правителя обыкновенной нашей человеческой логикой? Это касается человечества в целом. Редко бывает, чтобы граждане были довольны своим правителем. Можно ли понять, чем руководствуются люди, становящиеся у власти.
— И вы нашли ответ?
— На настоящий момент такого ответа у нас нет. Похоже, что наша обыкновенная логика, мораль, этика не очень работают в тех сферах. Потому что круг вопросов и степень ответственности совершенно другие. Я не говорю, хорошо это или плохо, это безоценочное суждение. Вот перед тобой стоит выбор: убить или не убить. На обычном людском уровне ты понимаешь: убивать нехорошо, как-то не стоит. А если перед тобой стоит выбор: положить 10 миллионов, а спасти 100. У тебя есть возможность сгноить в лагерях какую-то часть населения, но зато они бесплатно построят каналы и города. Хорошо это или плохо? А потом пройдет время, и мы начинаем все это переоценивать. Да, закопал в болото тучу народу, но зато, смотрите, какой стоит красивый город. Бла-бла- бла и тому подобное.
— Бывало такое, что вы забывали историю и начинали что-то сочинять сами?
— Нет, такого не бывало. Бывает, конечно, что выпадают какие-то вещи, моменты импровизации очень важны. Выступление от выступления очень сильно отличается. Все зависит от того, кто сегодня сидит передо мной. В этом и сложность и притягательность этого вида театра, это абсолютно живое общение. Ты должен реагировать на все: зазвонил ли телефон, упала ли люстра. Если зрителю не интересно, он встает и уходит. Я обязан разгадать сегодняшний зал, услышать настроение. Бывает, общаешься с людьми и понимаешь, что их уровень интеллекта настолько выше, что мне лучше помалкивать.
— Что же это за аудитория?
— Например, выпускники исторических факультетов.
— Вы участвовали в дублировании фильма «Смерть Сталина», который так и не вышел на экраны. Вы будете охватывать этот период в своих историях об истории?
— Конечно, конечно. Это долгосрочный проект, и я надеюсь, хватит сил и терпения довести его до конца. Эпоха Рюриковичей у нас представлена шестью историями. Мы немножко перескочили и решили сделать революционный блок. Это оказалось сложнее, чем про князей. Пока у нас в этом направлении только три истории. В планах охватить все эпохи.
— Кроме исторической тематики, планируете еще какие-то направления?
— Мы как раз открыли новое направление или, можно сказать, формат. Называется «В Двух Словах». В рамках этого формата мы пересказываем различные произведения русской и мировой литературы. Вот например, 3 июня в Ростове в Театре «18+» мы дадим то, с чего лично для меня начался сторителлинг. Это спектакль «Страшная Месть» по повести Николая Гоголя. А так, в этом цикле у нас есть уже «Преступление и Наказание» , «МУ-МУ», «Евгений Онегин», готовится к выпуску «Кто убил Анну» по роману «Анна Каренина».
— Наши читатели вряд ли увидят эти истории в театре, а вот фильм «Нелюбовь» и «Елену» видели многие. Как бы вы оценили Звягинцева как сторителлера?
— Как сторителлер он прекрасен. Любой режиссер априори является рассказчиком. Кроме того, он всегда участвует в написании сценария. Вместе с Олегом Негиным они сочиняют эти истории... Истории, которые рассказывает Звягинцев, на мой взгляд, высочайшего уровня. Он работает на территории притчи. А это невероятно сложная задача. Это глубина, это особый взгляд на вещи. Неравнодушных нет. Либо нравится, либо не нравится. Разгораются баталии.
— Звягинцев снимает притчи, но многие зрители, как мне кажется, воспринимают его фильмы как истории из реальной жизни. Например, «Левиафан».
— Мне кажется, что это вершина мастерства, когда под бытовой оболочкой, всеми узнаваемой, затрагиваются какие-то коренные пласты. Глубинные. Если говорить про «Нелюбовь», сама история очень простая. А производит на людей мощнейший эффект. Значит, история, рассказанная этим рассказчиком, попадает куда-то в глубину.
— Когда Звягинцев приглашал вас на съемки, он видел ваши сторителлинги?
— Нет. Я пришел на пробы, прошел кастинг. На общих основаниях.
— Вы снимались в нескольких его фильмах и всякий раз проходили кастинг?
— Всякий раз. Он невероятно принципиальный и честный художник. К тому же он еще перфекционист. Он точно знает, чего хочет. Он долго готовится, очень подробно. Наверное, поэтому и получается законченное высказывание. Он пересматривает огромное количество актеров, пробы проходят не ради галочки, типа «давай, посмотрим, но вообще-то я уже заранее знаю, кто будет».
— А как вы попали в фильм «Собиратель пуль» по пьесе Юрия Клавдиева? Это абсолютно некоммерческий проект, который, как было сразу понятно, не заработает ни копейки.
— Я был знаком с создателем этого фильма. Вся эта новая драма как раз пришлась на тот момент, когда мы учились, выпускались. Мы одновременно появились в театральном поле. Но тут опять же не играет роли знакомы — не знакомы. Я подошел режиссеру Александру Вартанову. Он вложил в фильм свои деньги, продюсер Елена Степанищева за три копейки сумела все это организовать. Была какая-то творческая энергия.
— Что происходит сейчас с российским кино, на ваш взгляд?
— У меня ощущение, особенно в последние пару лет, что кино не то чтобы прибавило в качественных показателях... Стало появляться и жанровое кино, и блокбастеры стали какие-то выходить. Недавно я смотрел фильм «Дуэлянт», первый отечественный блокбастер, за который мне было не стыдно, который я с интересом досмотрел до конца, хотя там играли мои знакомые. Или фильм «Теснота». Вот вам два полярных примера.
— Этих примеров так мало. Например, в этом году было понятно, что все будут говорить о «Тесноте», «Нелюбви», «Аритмии», «Лехе-штыре».
— Огромное количество фильмов не доходит до зрителя. Индустрия находится в стадии развития. Ну, и прокат. Мало снять кино, надо его показать людям. Вы перечислили картины, которые дошли до зрителя. Но в этот же год было снято огромное количество фильмов, которых никто не увидел... Летом я был на «Кинотавре», посмотрел какое-то количество фильмов. У меня ощущение, что закончилось время слепого копирования голливудских стандартов. Мне кажется, что у российского кино появляется свой собственный язык. Было советское кино, со своим узнаваемым языком, со своим посылом. Оно закончилось. Было время поиска в шатаниях растерянности. У меня ощущение, что сейчас русское кино снова начинает звучать каким-то своим, особенным голосом.
Перейти в архив