Илья Осколков-Ценципер: — Я тут почитал ваш журнал, очень хороший, общечеловеческий журнал. Я прям в каком-то восторге нахожусь от него. Будете в Москве, заходите.
«Главный»: — Спасибо большое, зайдем... Есть такое выражение: «Жизнь в городе меняется, когда в него приходят гусары». Изменится ли что-нибудь в Ростове, когда в него придет «Большой Город»?
О-Ц: — Хотелось бы, но это всегда сложно. Могу рассказать, что мы пробуем делать, и, надеюсь, Ростов не исключение. «Большой Город» следует набору весьма незатейливых принципов, один из которых в том, что мы стараемся рассказывать симпатичным нам людям интересные, как нам кажется, истории человеческим языком. Второе: «БГ» построен на принципах большой журналистики — мы не печатаем статьи за деньги, не ухаживаем при помощи статей за рекламодателями, реклама — это реклама, содержание — это содержание. И третье: у «БГ» — огромный тираж, и нам, наверное, проще влиять на то, что происходит в Ростове, чем другим изданиям, потому что он бесплатно много где будет лежать. Как изменится жизнь в городе, я не знаю, но будем исходить из принципа, что, если где-то появляется что-то хорошее, общий баланс в природе тоже смещается — баланс темной и светлой стороны Силы, скажем так (смеется).
«Г»: — Вы изучаете города, в которые намереваетесь прийти?
О-Ц: — Да, конечно.
«Г»: — И какая разница, на ваш взгляд, в пристрастиях соседей — жителей Ростова и Краснодара?
О-Ц: — С ходу сложно сказать... Вот к Ростову я питаю весьма нежные чувства, много друзей отсюда, а Краснодар, скорее, изучаю издалека. Да, регионы в нашей стране специфичны, и ясен пень, что люди в Ростове-на-Дону веселее, чем в Новосибирске. С другой стороны, я бы не преувеличивал разницу взглядов людей, живущих в Москве, Петербурге или Ростове. Скажем, выходила передача «Намедни», чудесная — вы ее смотрели, я ее смотрел, не надо было специально для Ростова корежить то, что они рассказывали. Я живу здесь, вы — там, но спорим, если я расскажу анекдот, вы будете смеяться.
«Г»: — Наверняка, если он не специфический. Но, скажем, какие темы никогда не появятся на страницах «Большого Города»?
О-Ц: — Никогда не говори «никогда». Не знаю. Понимаете, большая часть лицензионных журналов, которые у нас производятся, это рецепт, который придуман давно, и в другой стране, и стоит больших денег. Люди, выпускающие Cosmopolitan, платят огромные деньги, чтобы делать его по рецепту. Мы, когда стали делать «БГ», сразу решили, что будем меняться вместе с читателями, рекламодателями, обществом. Я могу гарантировать, что через полгода «БГ» будет не таким, как сегодня, потому что вы будете не такой, какая вы сегодня, и Ростов будет не таким. Это и есть жизнь. Поэтому не скажу, о чем будет и не будет писать «БГ». Для нас главный интерес в том, чтобы постоянно нарушать правила, которые мы сами же для себя и создаем.
«Г»: — А откуда вообще взялась идея «Большого Города»? Почему он был нужен?
О-Ц: — Потому что, мне кажется, есть огромный разрыв между потребительскими журналами — мужскими, женскими, автомобильными: они нас с вами загоняют в некие категории, которые, может, интересны рекламодателям, но жизнь-то сложнее. Мы с вами мало знакомы, но если окажемся за столиком в кафе, то быстро найдем общие темы для разговора. Они у нас есть. И не сводятся, я надеюсь, к обсуждению только новой иномарки или какая помада вышла на рынок. Мы можем говорить о политике, экономике, о деньгах, детях, фильмах, просто смешных историях. И этого мне очень не хватает в большей части журналов. Вроде неплохо сделано, но это не то, из чего состоит моя жизнь. Они неадекватны. Какая-то резинка. А ведь мы такие же, как и сотни тысяч других людей. И нам кажется, что если нам этого не хватает, то и им, 300 000 (это тираж «БГ»), — тоже. Вот и все. Ну и кроме того, это связано с тем, что восприятие СМИ меняется из-за интернета, что ТВ стало скучнее, газеты умирают на глазах — неинтересно стало их читать почему-то, вы же чувствуете, да? Три года назад вы каждую неделю читали пару газет, а теперь раз в неделю что-нибудь попадет в руки и — ура. То есть это не то чтобы 10-ходовый маркетинг, тут важно, с кем мы говорим. А говорим мы с той частью жителей нашей страны, которая мне кажется самым обаятельным что ли классом населения.
«Г»: — Очень необычное определение целевой аудитории.
О-Ц: — Ну что бы это слово не обозначало, это образованные люди, молодые, и поэтому любопытствующие. Они, в том числе, и потребители, но состоят не только из этого. Они тот класс общества, который меняет эту страну. Я очень специально избегаю формулировок «средний класс», потому что это ужасно уныло. Сразу представляешь скучного пожилого немца.
«Г»: — И какие, по вашему мнению, сейчас главные темы для жителя большого города? Вот насколько я знаю, «Афиша индастриз» не занимается политической журналистикой. Потому что вам это неинтересно или потому что не заниматься политикой безопасно?
О-Ц: — Это не было стратегией. Просто «Афиша», она о культуре, развлечениях, способах провести вечер, и политика в этом контексте выглядела бы как-то дико: журнал, который пишет о рок-концертах, разбодяживать кровавым путчем... странно. Что до «Большого Города», то это издание не политическое, но там есть социальная тематика... А просто политики у нас в стране особо нету, нет интриги. Когда вы последний раз до хрипоты спорили на кухне о вашем местном депутате? Черт знает когда. Это не хорошо и не плохо, это есть. А мы, прежде всего, обязаны быть увлекательным собеседником. Говорить о том, что важно сегодня. Нет задачи специально избегать политики, но колотить себя пяткой в грудь и повторять одно и то же, это просто занудство. А «БГ» — что угодно, но только не зануда.
«Г»: — А нас наши ростовские коллеги ругают за буржуазность, легковесность и развлекательность.
О-Ц: — Журнал «Кто Главный» ругают? Ох, мне эта критика хорошо знакома, потому что это критика слева. Критика справа: «А что это вы такое пишете непонятное?». Критика слева: «Ах вы, суки продажные». Это ...неумно. Для кого как, но для меня в сиротстве обаяния немного. Идеологическое нищенство — я под этим не подписывался. Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей. Ну давайте всех украсим волосами до жопы, дедушкиными штанами и будем чувствовать себя от этого дико неподкупными. Неподкупность не в этом измеряется. И мне лично, и вам, и вашим читателям, думаю, интересны красивые вещи, а не некрасивые, вкусная еда, а не невкусная, и это не означает, что мы с вами превратились в марионеток мирового глобализма.
«Г»: — То есть вы с такими эпитетами тоже сталкивались?
О-Ц: — Ну конечно. Просто на концептуальном уровне «деньги», «успех», «карьера» — это все еще новые слова, мы не привыкли. Опыта нет. Мы выросли в стране, где такого было немного, и соответственно есть реакция от противного.
«Г»: — Как, по-вашему, будут ли и другие столичные издания идти в регионы? Как это будет — по той же схеме, что и 15 лет назад, когда в регионы пошли федеральные газеты?
О-Ц: — Журналы, думаю, будут. Вот мы «Афишу» запускаем на всю страну, и в Ростове она тоже появится, это наш следующий проект, на осень. Можно просто посмотреть, как это происходило в других странах, и представить, как это произойдет в России. Региональной журнальной прессы будет, конечно же, очень мало — ее и в мире мало. Так устроен рекламный рынок. Это не значит, что не может существовать журнал «Кто Главный», например, но если вы посмотрите на самую богатую страну в мире, Америку, то увидите, что львиная доля журналов выходит в Нью-Йорке или в Калифорнии. Так же и здесь. Посмотрите, что сейчас происходит с местными радио и ТВ, понятно, что будущее, скорее, за локализованными версиями национальных изданий, чем за региональной прессой. Я говорю об общих тенденциях, разумеется. Каждый регион — это отдельная история, и каждый журнал, сайт или газета — тоже. Но на круг так и будет. В России уже выходит лицензия на все, что только есть на свете — почему? Потому что — увы, увы или к счастью — мы не так сильно отличаемся от людей в других странах мира. Если им нравятся Ford и McDonald`s, то будет нравиться и Harper`s Bazaar, к примеру.
«Г»: — Когда в регионах выходят неинтересные журналы, в оправдание всегда говорят: «Ну нету в провинции столько тем и героев, как в столице!».
О-Ц: — Это правда.
«Г»: — То есть только в этом причина?
О-Ц: — Причин несколько. И одна заключается в том, что вы героически делаете журнал «Кто Главный», но экономически я не представляю, как вы можете тратить на фотографии столько денег, сколько может потратить какой-нибудь московский журнал. Просто экономика ростовская не такого размера, чтобы это выдерживать. В Москве фотографов меньше, чем в Париже, но они есть. В Ростове их, наверное, совсем немного. Люди, которые умеют писать, встречаются всюду, хотя убедился на своем опыте: вот Петербург, казалось бы, и вдруг выясняется, что там куда сложнее находить людей, чем в Москве. Москва все-таки пылесос, который тянет лучшие мозги. И это сказывается на качестве региональной прессы. Ростов, впрочем, особая песня. Судя по количеству ростовчан, которые меня здесь окружают, там у вас какой-то источник силы. Мне кажется, Ростов играет ту же роль в России, которую когда-то Одесса — южный источник восторга.
«Г»: — Тут, кстати, у всех на устах Кирилл Серебренников.
О-Ц: — Да, это мой приятель.
«Г»: — И вы у него даже снимались.
О-Ц: — Да, смешно сказать. Он когда-то меня зазвал в Ростов и снял в сериале «Ростов-папа» в роли главного редактора газеты бесплатных объявлений. Актер из меня, честно говоря, никакой, но было приятно. Серебренников — наш мега-герой.
«Г»: — А как было вообще сформулировано предложение о роли?
О-Ц: — Да слушайте, какое предложение? Просто мы знаем друг друга тысячу лет, периодически выпиваем вместе, и в какой-то момент... «Всю жизнь мечтал сняться в какой-нибудь идиотской роли», — сказал я ему спьяну. И вдруг он мне позвонил: «Есть для тебя идиотская роль, хочешь?».
«Г»: — А нас в кино, знаете, что заводит? В кино почему-то всегда неправдоподобно показывается работа журналистов. Взять хотя бы фильм «В движении» с Хабенским.
О-Ц: — Совсем неправдоподобно, да.
«Г»: — ...папарацци к скандальной статье ставит заголовок «Отсель грозить мы будем шведу»… Или вообще трэш — журналисты в «Улицах разбитых фонарей». Или в свежем — «Жесть».
О-Ц: — Потому что, а что там показывать, как мы с вами работаем? Унылую комнату с кучей компьютеров? Человека с серым лицом, который выкурил уже 4 пачки сигарет? На уровне картинки — нечего. Это ведь одна из тех работ, которая происходит у тебя в голове и очень не фотогенична. Вот они и придумывают. Что делать.
«Г»: — А вам вообще встречался где-нибудь реальный образ журналиста?
О-Ц: — Я не думаю, что в России вообще есть такая вещь, как журналист. Человек, который ведет новости на телеканале — он журналист? В Америке вам скажут: конечно, да. У нас как-то непонятно. Гордон — журналист? Непонятно. Что журналист — это только репортер? А критик, он что — не журналист? А редактор? Непонятно. Это все разные профессии. Думаю, что от Алены Долецкой, моей приятельницы, редактора русского Vogue, до человека, который 3 года просидел в окопе на войне — расстояние ну очень большое. Что между ними общего на уровне «образ журналиста», не знаю. Знаю, какие у них могут быть общие таланты и принципы, но как это показать?
«Г»: — А интересно, журналист мог бы попасть на обложку «Афиши»?
О-Ц: — Нет. Телезвезда может попасть. Журналист, который написал книжку и стал большим писателем — наверное... хотя прецедентов не было. Журналиста я воспринимаю как официанта в хорошем ресторане. Наше дело — добыть историю и с блеском сервировать.
«Г»: — Не привлекая к себе особого внимания.
О-Ц: — Да! Ну вот приходишь в ресторан, а там вертлявый молодой человек — и так старается тебе понравиться, и сяк, и зажигалкой под носом у тебя машет... а ты не для этого пришел сюда. И люди читают прессу не из-за журналистов как таковых, а из-за историй, которые они могут хорошо рассказать. Я прям в этом очень убежден.
«Г»: — Лучшая обложка, которую вы только видели? Любого издания, включая ваше.
О-Ц: — Оох... (задумывается). Лучшая обложка, прямо выдающаяся — это была обложка «New Yorker», когда самолеты протаранили башни. Ее рисовал Артур Шпигельман: черный фон, черный логотип, черные силуэты двух башен — все черное, просто разные оттенки. Очень сильный образ... А, кстати, вспомнил, где правдиво изображен журналист: в новом фильме «Capote», о великом американском писателе Трумэне Капоте. Выглядит он там неприглядно и ни на кого на свете не похож. Вообще — на человека.