КТО ТАКАЯ.
Клара Борисовна Новикова, советская и российская артистка эстрады, родилась 12 декабря 1946 года в Киеве. Отец — директор обувного магазина, мать — домохозяйка. Окончила Киевскую студию эстрадно-циркового искусства и Московский государственный институт театрального искусства. В 1974 году стала лауреатом Всесоюзного конкурса артистов эстрады. В жюри этого конкурса был Аркадий Райкин. Самый известный из сценических образов Клары Новиковой — тетя Соня из Одессы. С 1992 года работает в Московском театре эстрадных миниатюр, которым руководит Михаил Жванецкий. В 2010 году пробует себя в роли драматической актрисы, сыграв главную женскую роль в спектакле «Поздняя любовь».
— В одном интервью вы сказали, что читаете на ночь внукам сказки собственного сочинения. О чем эти сказки?
— Когда-то читала. Когда был жив мой муж, он записывал эти сказки, а сейчас некому... Если мне что-то не нравилось в поведении внучек, я свое недовольство переводила на язык сказки. Анечка сосала пальчик, и я придумала сказку о том, как она съела пальчик, и он прошел весь путь по ее организму, оказался в горшке, потом его смыли в унитаз. И там он повстречался с обглоданной куриной ножкой. Они преодолели множество препятствий и стали друзьями. Такая история дружбы. Каждый вечер внуки просили: «Клара, ну расскажи, что дальше, что дальше!» Они меня «бабушкой» не называли, потому что я не хотела. Анечке сейчас 12 лет, а она до сих пор помнит мои сказки.
— Вы сказали, сказки записывал муж. Вы имеете в виду Юрия Зерчанинова (умер в 2009 году. — «Главный»)?
— Да, именно его. Второго и последнего мужа. Пока последнего. Я не давала ему
никаких обещаний.
— Говорят, если человек громко смеется, значит, в глубине души он несчастен. Согласны ли с этим предположением?
— Смех — обратная сторона отчаяния, а комедия — зеркало того, что происходит в жизни. Смех выручает в самые тяжелые моменты жизни. Он и дан человеку, чтобы спасти его в трагической ситуации.
— Вспоминается репортаж о трагедии на подлодке «Курск». Журналист описывал, что родственники погибших моряков не плакали, а смеялись.
— Говорят, что во время войны люди смеялись громче и свободнее, чем в мирное время. Смех — это спасательный круг. Человеку даны разные чувства — обоняние, осязание, интуиция. Чувство юмора — не менее важно. Если у человека его нет, он инвалид
— У Генриха Белля, немецкого писателя, есть книга «Глазами клоуна». Ее главный
герой веселит людей, а сам разучился веселиться. Вы не меланхолик?
— Настоящие клоуны не могут 24 часа в сутки быть идиотами. Сначала веселить людей, а потом в одиночестве грустить — это нормально. А вот смеяться все время — это трагедия. Чтобы юморист придумал шутку, ему нужно осмыслить событие. Так-же и художник. Он не может сразу придать впечатлениям форму или образ. Должно пройти время. Почему про сегодняшние события не пишут? Рано еще. Надо осмыслить. Аркадий Арканов, литератор, юморист, только сейчас написал книгу «От Ильича до лампочки» — о советской власти. Пройдет какое-то время, и кто-то другой будет осмысливать события сегодняшнего дня. С юмором — аналогично. Те политические фигуры, про которых сегодня сочиняют анекдоты, завтра уйдут в небытие, а вместе с ними — и юмор, связанный с их персонами. Во время августовского путча сменились все правители, и моя гастрольная программа в одночасье стала неактуальной. Я хочу, чтобы вы это понимали, потому что это очень важно. Я вообще хочу сказать, что веселить людей — неблагодарное и тяжелое занятие. Потому что заставить человека расплакаться гораздо легче, чем рассмешить. Достаточно дернуть за какой-то нерв — и все, он плачет. Наверное, поэтому женщин-юмористок очень мало. У мужчин получается лучше воздействовать на аудиторию.
— Гарик Харламов из Comedy Club недавно нам в интервью сказал, что, по его мнению, женщине лучше не шутить, потому что, когда шутишь, надеваешь на себя маску юродивого, а женщине это не идет.
— Есть такая крылатая фраза: «Не снимайте с человека маску. Вдруг это не маска, а намордник». Я не знаю, что говорит Гарик Харламов, он для меня — фигура не великая. Я недавно просидела ночь с участниками «Уральских пельменей», спорили до хрипоты о сегодняшнем юморе. Они мне все время повторяли: «Мы вышли из КВН». А я вышла из Райкина. И что? Главное — не откуда вышли, а к чему пришли. Хотя «Уральские пельмени» мне нравятся за свою артистичность. А вот представить в этом ресторане Гарика Харламова не могу. О чем бы он шутил? У него все шутки — то, что называется, «ниже пояса». Там такие слова! И вообще, почему нужно обсуждать Гарика Харламова? Давай говорить о великих юмористах. Михаил Жванецкий тоже высказывался о женском юморе. «Над женщиной не хочется смеяться, на нее хочется смотреть», — вот его слова. Но я исключение. Он всегда меня наставлял: «Кларка, говори, говори! Ты замечательно говоришь!» Кстати, я придумала единицу измерения юмора — один Жван. Есть же в физике один Ом, один Ампер. Почему не может быть одного Жвана? Знаю, что какое-то количество Жванов присутствует на моих концертах. Что мне ваш Гарик Харламов?! Вы привели неподходящий пример. Он клубный. Его на большую сцену не выпустишь. А я собирала стадионы. На меня приходило 8 тысяч человек…
— В 90-е юмор был политизирован, а что сейчас с ним происходит, на ваш взгляд?
— А что с ним происходит? Люди как смеялись, так и смеются. Просто качественный юмор теперь встречается все реже и реже. Жизнь стала другой, более быстрой, мышление — клиповым, коротким. Длинные рассказы утомляют людей. Хотя с другой стороны, в театрах показывают спектакли, которые идут три дня, например, «Братья Карамазовы»… Но телевизионный юмор — не показатель. Ведь там над выпуском передачи работают режиссер, оператор, корректор, директор, продюсер... И юмор проходит множество фильтров. Нельзя про это смеяться, нельзя про то. Моя тетя Соня — единственный персонаж, кто говорит о политике. С высоты ее возраста можно говорить о чем угодно.
— О чем вы больше всего любите шутить?
— А я сейчас с тобой шучу. Журналисты часто говорят: «Расскажите свой любимый анекдот». А я не могу так, сходу взять и рассказать. Это невозможно. Это все равно, что сказать: «Возьми и роди ребенка».
— Как я поняла из ваших интервью, в детстве вы не чувствовали себя свободной. Отец вас ограничивал…
— Подожди. У тебя есть отец. Он разве тебе скажет: «Вот тебе мальчик, иди с ним спи». Естественно, любой отец будет ограничивать.
— Но вы говорили, что он воспитал в вас миллион комплексов…
— Потому что он противился моему желанию стать актрисой. Я была рыжей некрасивой девочкой. Он мне постоянно об этом говорил. Я считаю, что моя внучка Анька, может быть, тоже не красавица. Но ведь гадкий утенок рано или поздно превращается в прекрасного лебедя.
— И как вам удалось преодолеть комплексы?
— Каждому человеку дана своя дорога. Я знала, я чувствовала, что пойду в актрисы. Никакой папа, никакая мама не могли меня остановить. Моя дочь хотела быть режиссером. А ей папа сказал: «Женщина не должна быть режиссером». Она поверила
и не стала. А я своему папе не поверила.
— Вы видели себя именно юмористической актрисой?
— Я, помимо всего, играю в театре. Я еще драматическая актриса. Сколько тебе лет?
— Ну… 22
— А что ты меня допрашиваешь?
— Ладно, не буду.
— Или ты что-то еще хочешь у меня спросить?
— Хочу спросить вот что. Я читала, что якобы первый раз вы вышли замуж назло мужчине, который вас предал. А сейчас не жалеете о том поступке?
— Нет, не жалею. А я подумала, ты хочешь спросить: «А сейчас не хотите выйти замуж назло?» Ты знаешь, меня мужчины боятся.
— Я как раз хотела узнать, боятся они вас или нет.
— Да, боятся. Моего остроумного языка, того, что я могу язвительно подшутить, поспорить. А те, кто не боялись, стали моими мужьями. Юра не боялся. Он был стилягой. Его ближайшими друзьями были Вася Аксенов, Гриша Горин, Марк Розовский, Марк Захаров, Алена Бакушинская… Я ужасно комплексовала рядом с этими людьми, а он говорил: «Хочешь быть провинциальной дурой — будь». И я, девочка из еврейской семьи, которую все детство прессовали, попала в круг московской интеллигенции. Так что Юра не боялся. Он меня воспитывал и поддерживал.
Перейти в архив