Икона советской кассетной поп-музыки, источник феноменальной девичьей истерии Юра Шатунов жив, живее всех живых. Он одет в «кислотную» футболку, в ухе — сережка, под глазами — возрастные складки. Тем не менее, это все тот же необыкновенный чес: из динамиков несется фонограмма «Белые розы-белые розы беззащитны шипы», у сцены визжат девочки и девочки-тети. Автографы Юра раздает бесплатно, но только на 250-рублевых дисках (диски идут бойко). В перерывах между песнями читает записки на билетах из амфитеатра — предлагают интим, и объясняет, что у него жена и маленький сын Дэнис, но поклонницы сбросили лишние 15 лет, они плачут, они несут цветы. «Юра-а-а! У тебя отличная мужская фигур-ра!» — доносится мужской бас из темного шевелящегося зала.
— Мальчик из детдома — это легенда?
— Нет, чистая правда.
— Извините, просто похоже на эксплуатацию образа...
— Да нет! Тогда даже мне такое в голову не приходило. Все было по-честному.
— Если честно, по вашим песням создается впечатление, что вы довольно простой человек.
— На самом деле, это кажется так. У меня там все строится на аллегориях, поверьте. Просто никто никогда всерьез не задумывался над этими текстами, их считают банальными. А дело же не в том, что это поп-музыка, она же разная бывает. Для меня эти песни гораздо больше, чем просто тексты. Они автобиографичны и не так уж просты, как кажется. Просто они рассказаны доступными словами, которые употребляются в обиходе множеством людей.
— С какого момента стало понятно, что о вас забыли?
— Вы видели, что творилось в зале... Все как раз говорит о том, что меня не забыли! Просто в какой-то момент я понял, что надо заниматься самообразованием.
— И что вы стали делать?
— Я учился на звукорежиссера за границей. От музыки я никуда не уходил. Просто был период времени, когда все ребята из «Ласкового мая» вдруг повзрослели, и каждый для себя сделал выбор, чем заниматься. Многие ушли в бизнес, кто-то — в политику. А кто-то в деревню поехал.
— Это правда, что у вас несколько магазинов в Сочи? Так написано на вашем сайте.
— Нет, неправда. Невозможно заниматься всем одновременно. Я занимаюсь только музыкой, профессионально. Хочу связать с ней дальнейшую свою жизнь.
— И в каком направлении двигаетесь?
— Я двигаюсь только в своем направлении, поскольку я не ограничен ничем, и особенно знаниями, которые дают в консерваториях или там в музыкальных училищах. Эти знания, они хороши, конечно, но они ограничивают: тебя научили играть вот так и сыграть иначе у тебя не получится, потому что это будет неправильно. Я ничего этого не знаю, и меня ничто не останавливает. Я играю так, как чувствую.
— Каково было обычному мальчику из детдома стать вдруг знаменитым?
— На самом деле абсолютно просто. Я все происходящее никак не воспринимал лет до 18–20. Все было просто весело, забавно. Приключения такие. Как работу я это осознал гораздо позже, когда все развалилось.
— Что развалилось?
— Ну все, что касалось «Ласкового мая». Это был 92-й год, нам просто сказали «стоп». Это было сделано специально. В один прекрасный момент.
— Кем? Кто сказал, что хватит?
— Есть на это умные люди, которые планируют все лет на 20–30 вперед (смеется), они есть, поверьте. Поэтому все было сделано достаточно жестко, хотя мы и не падали, мы ушли сами. Мы не появлялись ни на каких там частных вечеринках — нигде, в общем.
— Вам стало страшно, когда вы поняли, что это конец?
— Да нет. По крайней мере, у меня появился выбор. Я пел, давал концерты, жил жизнью разбитной, и в один прекрасный момент это все взяли и остановили. И я задумался: а нафиг все это вообще? А может, заняться чем-нибудь другим? И вот только после этого, все взвесив, я занялся самообразованием. Я не хотел быть дальше просто мальчиком, за которого ктото что-то решает.
— Сейчас вы сам себе продюсер?
— В том числе. Сейчас я делаю все сам от начала и до конца: музыкальный материал, аранжировки, сведение.
— А с Андреем Разиным вы юридически как разошлись? У кого сейчас права на «Белые розы», «Розовый вечер» и другие хиты?
— Там целая история, я в нее особо не вдавался. Мы полюбовно разошлись. С автором, который написал их, Разин как-то там договорился, была бумажная волокита и все такое. У меня есть разрешение на исполнение и на переделку песен сроком на 50 лет. Как бы я тоже «вправе», и мне никто не может запретить исполнять эти песни. Тем более, они вышли в первоначальном виде с моим голосом. Так что я могу считаться их со-создателем.
— А вы были в курсе всех этих историй с клонами «Ласкового мая»?
— Ну, их было достаточно много...
— И как вы реагировали?
— Я к ним относился, как сегодня отношусь к пиратам.
— Эти клоны Разин же и разводил, он в этом в телепередачах часто признается.
— Если была востребованность в коллективе, почему нет?
— Вы что-то имели от этих нелегальных выступлений?
— Нет. Я был такой персоной, которая занималась только собой. О деньгах я тогда мало думал.
— А за своих обманутых фанатов не было обидно?
— Да страна у нас такая, ну что можно было сделать? Невозможно было каждому поклоннику вбить в голову, что это левый «Ласковый май», или что это левый Юра Шатунов. Невозможно! Тут был случай: ребята звонят из Иваново, говорят, что выходит там чувак, представляется мной и поет мои треки. Причем звонит мой аранжировщик, с которым я уже 10 лет работаю, и спрашивает, мол, может, морду ему набить? Я говорю: ребята, решайте сами, я далеко и мне, по большому счету, пофиг.
— На президентских выборах в 1996-м вы с «Ласковым маем» пели в поддержку коммунистов. Это осознанный выбор? Вы за кого вообще?
— Я?! Я за себя, ха-ха. Просто время было такое, кампания такая. По сути, нам предложили денег неплохих.
— А что популярность вам дала вообще? Какие блага на вас свалились?
— Тогда было не все так просто: денег вроде бы много, а покупать нечего, во-первых. А во-вторых, если ты что и покупал, то на следующий день к тебе приходили люди из ФСБ — все, как положено. Были тогда ограничения, вы, наверное, знаете — всякие горисполкомы... А поскольку мы часто за валюту работали, то можно было вообще срок получить. Нам даже специально впаривали доллары.
— И что вы купили себе в первую очередь? Невероятный же был дефицит.
— Да много чего... Но у меня и так было все, что нужно. Как и по сей день. А мне нужно что? Сигареты, чашка кофе, наушники, пульт или компьютер — инструмент. По сути, все. И в то время нужно было то же самое, поверьте. Я требовал один компьютер, чтобы в игры играть, и второй — чтобы на нем работать, записываться. Эти требования не изменились и сегодня.
— Есть сегодня кто-то, кто близок к успеху «Ласкового мая»?
— Нет. Все, что сейчас делают «Фабрики звезд» или кто-то там еще, — это далеко от истины. Им не хватает честности. А народ не обманешь. Народу нужна искренность, доброта, чувственность, переживание и понимание. И самое главное тут — никогда не мнить себя звездой, потому что звездой тебя делают люди.
— А мне вот кажется, что Tokyo Hotel — это «Ласковый май» наших дней.
— Не знаю такой группы.
— На ваших афишах до сих пор написано Юра, а не Юрий. Сколько вам лет на самом деле?
— Мне 34, но я вообще не чувствую возраста. Не знаю, почему не Юрий... Так пишут организаторы, от меня не зависит. Да я и не против — имя-то правильное. Если бы Вася написали, я бы, конечно, взбунтовался.
Перейти в архив