АРТИСТЫ КАК ОГУРЦЫ В БАНКЕ: ДОЛЖНЫ ПОСТОЯТЬ, ЧТОБЫ СТАТЬ СОЧНЫМИ.

Андрей Давидян родился 30 января 1956 года в Москве в музыкальной семье. Мать — известная пианистка, отец — заслуженный артист СССР, тенор Сергей Давидян. В 1972 году он становится солистом рок-группы «Високосное лето». Потом были «Виктория», «Рок-Ателье». «СВ», «Альтер-Эго». Сейчас Андрей Давидян — лидер группы Sound Cake. Широкую известность Андрей получил благодаря участию в проекте «Голос» на Первом канале. 

— Откуда у вас любовь к музыке? 

— Я вырос в музыкальной семье. У меня папа был очень известным певцом, он объездил весь мир, и мама — музыкант. Они вместе трудились на сцене 45 лет. Поэтому я мальчиком постоянно куда-то ездил. Меня не отправляли в пионерские лагеря, потому что это было не очень интересно, я ездил с ними на гастроли, слушал других музыкантов, взрослел в музыкальной атмосфере. Видел, как репетируют оркестры. Все это в меня впитывалось без применения силовых «санкций» со стороны родителей. Несмотря на увлечение музыкой, я закончил Арабский факультет Института стран Азии и Африки, дипломатический вуз, а затем работал по специальности в Северной Африке: в Алжире, Тунисе, Марокко. Но музыкой я занимался всю жизнь: и в школе, и в университете. Уже в 71 году мы создали свой первый музыкальный коллектив. В 72-м было «Високосное лето», очень известная московская команда, которую создал я и мой друг. Сейчас его нет с нами, он ушел, это сын Булата Окуджавы — Игорь Окуджава. Мы были первыми, кто сделал такую команду, мы пели свои песни, такие вот «школьные» произведения. Конечно, мы были подпольные, до 80 года, мы — все, кто играл и хотел играть много и шумно. А в 80-м году, когда наши власти, поняв, что контролировать все это уже сложно, издали новый закон: если хочешь заниматься музыкой профессионально — пожалуйста, иди оформляйся в филармонию или еще куда-то. Что мы и сделали в свое время, уже другой командой, группой «Снова вместе». «СВ» — это практически та же группа, что и «Воскресенье». В ней участвовали многие известные музыканты, о них можно долго рассказывать. Мои группы — это «Добровольное общество» 74-го года, «Виктория» — очень известная команда. Она потом стала «Рок-Ателье», когда пришли люди из театра «Ленком» вместе с Пашей и Александром Смеянами. Их уже нет. Два брата-близнеца, мои друзья очень близкие. Они чуть-чуть моложе меня. 

— А что с джазом? 

— Когда я был совсем мальчишкой, ходил на концерты с папой или с друзьями. Мы слушали Борю Фрумкина, Леонида Чижика, были и другие люди, многие из которых разъехались. Кто-то сделал там карьеру, кто-то не сделал, кто-то вернулся. Но людей, которые играли по-настоящему, было немало. Мы мало их знаем, тогда не было такой рекламы, не было Интернета, не было ничего, кроме «беспроволочного телеграфа»: каждый передавал друг другу какую-то информацию и таким образом следили за тем, что происходит. 

— Да и записей не так-то много осталось. 

— Именно. Было какое-то количество клубов, там устраивали джазовые или рок-н-ролльные выступления. Мы узнавали, бегали на концерты. Так Москва жила. К нам стекалась информация... Несмотря на железный занавес, мои родители и родители моих друзей, очень часто ездили за рубеж. Единственное, что мы просили привозить — это музыку. Диски виниловые и так далее. Родители ходили по магазинам, и мы с ними связывались каким-то образом. Ну, например, звонки из отеля: «Ну что у тебя?», «Что тебе купить?». Я диктовал. Я понимал, что это сложно, но если попадалось 3 — 4 пластинки из 20, это уже было очень хорошо. Мы были в курсе того, что происходит на мировом рынке. Брали пример с лучших. Мы сразу брали сложные вещи и учили их, оттачивали... 

— Клип на песню «Замыкая круг» — символичное для своего времени явление, практически все занятые в съемках музыканты сделали блестящую карьеру. 

— «Замыкая круг» — это Толик Кельми, который потом стал Крисом. Вот он молодец, написал такую песню. Сняли за одну ночь. Всех обзвонили, всех наших московских. Все, кого вы там видите — артисты популярные и сейчас, хотя кого-то нет, к сожалению, среди нас. И нельзя сказать, что «Замыкая круг» было ответом на «We are the World» Куинси Джонса. Это было наше. Маргарита Пушкина написала очень неплохой текст. И за ночь мы собрали всех, получилось в итоге человек двадцать. И сразу записали. Песня осталась и пошла, пошла. Крис Кельми действительно очень талантливый. 

— Вы работаете с группой Sound Cake уже больше двадцати лет. Не каждый коллектив существует так долго. 

— Да, Sound Cake с 93-го года. Мы очень сблизились за это время. В группе играет мой очень близкий друг — Артур Акилов. Он живет в Израиле, с мамой и сестрами, он бухарский еврей. Очень талантливый пианист и огромная веха в моей жизни! Рой Айерс, один из основоположников стиля «соул», когда был в Москве на концерте Акилова, во время небольшого джема снимал на камеру руки Артура и восторженно говорил: «Так нельзя играть!» Представляете, они снимали его руки! Артур вышел в поварской шляпе, он здорово готовил, а они подумали, ну, повар какой-то. А он: «Пойдем, я сейчас вас буду убивать». Ну, по-доброму, имеется в виду. Он стал играть и брал такие аккорды, каких просто не существует в природе. И когда они услышали как он играет, все были просто в восторге! Люди поражались: они не могли представить, что в России, в Москве, есть музыканты, которые играют что-то близкое к джазу. 

— Близкое к джазу? 

— Мы играли музыку, которая вышла из блюза — соул. Музыка души, она передает ее состояние. Человек не всегда может понять, что это такое, почему его «прет», грубо говоря. Почему, откуда? Вроде ничего не происходит, а почему-то «тащит». Я не открываю каких-то звезд. Мне очень нравится, что после концертов ко мне на улице подходят дети. Дети! От 8 до 12 лет подходят, прямо бегут, чтобы я что-то им прочитал, что-то рассказал. Вот это для меня вообще непостижимо. Значит, что-то в этом есть? А что это — я не знаю. 

— Что будет после «Голоса»? 

— Сейчас каких-то планов на ближайшее будущее нет. Сейчас доводим до такого перфектного состояния то, что мы имеем, то, что я пою. А долгосрочных планов много. Я пою на английском языке, но обязательно буду писать русскоязычные песни. Одну из них вы слышали на «Новогоднем огоньке». Такая смешная песня, социальная чуть-чуть, но в ней тоже есть некий драйв. Хочу записать альбом. Это будет мой выстраданный такой альбом, как мой ребенок. Чтобы выпускать пластинки одну за другой, для этого нужно иметь какого-то безумного автора текстов, которому ты поверишь и будешь следовать за его словами. 

— Вас не обижает, что сейчас вас представляют просто как участника проекта «Голос»? 

— Нет, абсолютно. Наоборот, это очень торжественно, я считаю. Было время, когда музыкантов гнобили, и они уезжали в никуда, в нищету. За кусок хлеба работая в каких-то оркестрах. Я не стараюсь осудить кого-то... Мне очень хочется, чтобы было больше талантливых людей, которые чего-то добились. «Голос» помогает «открывать» исполнителей, которых никто не знал, и благодаря этой программе они получают широкую известность. Чтобы достичь хоть какой-то популярности, надо очень много денег. Вы не отделаетесь 3 — 4 миллионами долларов. А «Голос» такую возможность предоставляет. Это калька голландского проекта. На каждом этапе конкурса приезжал заместитель главы этого проекта, вносил какие-то коррективы. К примеру, хотели кого-то убрать, а он говорил, что надо оставить. У него было такое право, мол, пусть побудет еще. Как огурцы в банке. Они должны дойти до какого-то состояния: не надо сразу открывать банку и есть, надо подержать огурцы, пока они не станут сочными!