Те, кто помнят Феличкина, обычно говорят: «О нем бы снять сериал». Но, думаю, вряд ли получилось бы что-то путевое — во-первых, никто бы не поверил, что столь разнообразные приключения могут выпасть на жизнь одного человека. Во-вторых, разведчиков не принято показывать авантюристами. Есть такая сказка у Тима Бертона — «Крупная рыба». Вот в таком духе можно было бы снять фильм и о Феличкине.
— По психологии Юрий Михайлович был настоящим хиппи. Будучи человеком вполне государственным, на государство смотрел как на принудительный ассортимент. Как тогда было: к хорошей книжке в нагрузку давали какую-нибудь партийную брошюру, — так описывает Феличкина таганрогский поэт Олег Хаславский (Юрий Михайлович был у Хаславского репетитором по французскому. — «Главный»). — Это был такой лысый и, на мой взгляд, весьма пожилой господин. Он родился в 1904 году, а познакомился я с ним в 1969. Я его слушал, как завороженный, это была сказка. Рассказывал о своей жизни. И анекдоты в огромном количестве. Я помню, что пришел к нему, а у него в гостях — заведующий кафедрой английского языка. Сидят два таких важных господина, и Феличкин говорит: «Давайте втроем рассказывать анекдоты, и кто первый остановится, тот лезет под стол и кукарекает». Он воспринимал жизнь как анекдот.
В 80-летнем возрасте Феличкин издал в Ростове за свой счет книгу «Как я стал двойником. Воспоминания эмигранта и разведчика».
Книга достаточно редкая. Не знаю, нашел бы я ее, если бы ее напечатали в другом городе. Будем считать, что в книге написана правда, а то, что он рассказывал друзьям, — апокрифы.
Юрий Феличкин родился в Порт-Артуре в 1904 году в семье секретаря военной газеты и дочери капитана 2-го ранга. Только что началась русско-японская война, японцы напали на Порт-Артур. Крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец» после боя с японской эскадрой были затоплены своими командами. Броненосец «Петропавловск» подорвался на мине, подброшенной ночью японцами, — в воде нашли шинель адмирала Макарова и мольберт художника-баталиста Верещагина, они были на «Петропавловске».
Вот, что пишет сам Феличкин: «Моя мать была на сносях, когда недалеко от дома разорвалась 28-сантиметровая "шимоза". В результате появился на свет пишущий эти строки. Об этих "шимозах" — снарядах с очень сильным взрывчатым веществом говорили: "Японцы нас шимозами, а мы их — иконами". Генерал Куропаткин, главнокомандующий в Маньчжурии, возил с собой вагон икон.
Иконы, увы, не выручили, и в канун нового 1905 года начальник гарнизона генерал Стессель предательски сдал Порт-Артур. Отец мой, как не подписавший обязательства до конца войны не воевать против Японии (поклявшиеся не воевать были отпущены японцами. — «Главный»), отправился в лагерь для военнопленных, а мама с двумя детьми — в лагерь для гражданских лиц».
На родину — в Одессу Феличкины попали много месяцев спустя, по линии Красного Креста. Плыли 45 дней, обогнули Индию, в Средиземное море вошли через Суэцкий канал.
В жизни Юрия Феличкина и его семьи много судьбоносных совпадений. Вот некоторые примеры.
В 1909 году на утверждение командующему поступил смертный приговор Нестору Махно, осужденному за экспроприацию с убийством.
Феличкин-старший был не то чтобы революционером, но, как и многие офицеры, прошедшие позор Порт-Артура, презирал «царя Николашку».
Михаил Феличкин предложил заменить Махно смертную казнь на каторжные работы. С его предложением согласились.
С началом Первой мировой войны Михаила Феличкина перевели в Ригу и назначили начальником седьмого отдела штаба армии. Седьмой отдел — это разведка и контрразведка. Феличкин-старший выявлял немецких шпионов из числа прибалтийских баронов. «После Февральской революции отец вышел в отставку и устроился завхозом в один из госпиталей, решил не служить не красным, ни белым.
Осенью 1918 года Михаила Феличкина, как завхоза одного из одесских госпиталей, отправили за медикаментами в Ростов. На обратном пути где-то около Гуляйполя махновцы остановили поезд, сняли всех пассажиров. Попутчика отца подполковника Радомышльского махновцы расстреляли, а отца, вспомнив о его вмешательстве, Махно приказал отпустить на все четыре стороны».
3 января 1943 года, когда семья Феличкиных давно уже жила в Париже, Михаил Дмитриевич получил по пневматической почте письмо — явиться в главное управление гестапо. Через несколько часов Феличкин-старший вернулся и рассказал, что его очень вежливо принял какой-то штурмбаннфюрер. На чистейшем русском языке с питерским акцентом он сказал: «Мы очень хорошо вас знаем, господин полковник. Мы не забыли, что в Первую мировую войну контрразведка русской 12-й армии нанесла большой ущерб германской армии, борясь с нашими агентами в Прибалтике. В 24 часа вы должны покинуть пределы города».
Феличкины стали было собираться, однако на следующие утро подъехала машина СС и увезла Михаила Дмитриевича. Юрий Феличкин пишет: «На 13-й день я получил извещение, что можно забрать труп арестованного. Его забили до смерти».
Как пишет Юрий Михайлович, в 15 лет он выглядел на 17. Ореол Великой французской революции, якобинцы привели юного романтика в Рабоче-крестьянскую красную армию. Феличкин был зачислен телефонистом второго разряда в 9-й гаубичный дивизион 3-й Советской Украинской армии.
Воевал Юрий недолго — в июне 1919 года Деникин перешел в наступление, были взяты Симферополь и Севастополь, белые вышли из Крыма.
«Утром нас, что называется, голыми руками взяли казаки-кубанцы. В ход пошли шомпола. Командовавший кубанцами полковник Эрдели, знавший моего отца, приказал отодрать меня плетьми и отпустить».
25 января 1920 года семья Феличкиных отправилась в Константинополь.
В Константинополе в Феличкине-младшем проснулась предпринимательская жилка. Этому способствовал один удивительный случай.
Однажды вечером около мальчика, продававшего газеты, остановилась незнакомка. Со словами «бедный мальчик» сунула Юрию какую-то кредитку — это был билет в 20 фунтов стерлингов. Сумма огромная по тем временам, 1 000 турецких лир, а зарабатывал Юрий в удачные дни одну лиру. Феличкин стал миллионером.
«Не помню уже, как и где я познакомился с одним 18-летним американцем. Тогда хиппи еще не существовали, но Джим был их предшественником. Бродяга, искатель приключений, не знаю, как очутившийся в Турции. Американская хватка Джима подтолкнула нас к предпринимательству. Мы купили ялик, подвесной мотор и занялись контрабандной перевозкой табака с азиатского берега Босфора. Но однажды в тумане мы услышали шум мотора. Это был таможенный катер. Уйти не было никаких шансов, и весь табак полетел за борт... Мы занялись перевозкой пассажиров через Золотой рог, но и здесь турки, которым мы составляли конкуренцию со своим мотором, избили нас и продырявили нашу посудину...
Кое-какие деньги еще оставались, и мы с Джимом сняли какую-то хибару, почистили, наклеили обои, купили утюги, гладильные доски и прочие принадлежности, прибили вывеску "Прачечная". Белье нам стирали бедные турчанки, мы же гладили и разносили по клиентам».
Прачечная проработала недолго — мать Юрия решила, что пора получать образование, тем более что чешское правительство выделило деньги для помощи русским эмигрантам в получении образования.
В июне 1923 года Феличкин с золотой медалью окончил чешскую гимназию и стал студентом геодезического отделения Политехнического института. «Учился я из рук вон плохо. Основная причина — футбол. И сам играл, и был завзятым болельщиком. Чешский футбол был в те годы ведущим в Европе. Ни один матч я не пропускал. Как-то раз в Праге сборная Чехословакии играла с чемпионом мира — командой Уругвая. Все билеты были проданы за месяц до матча. Мы достали два белых халата, наклеили красный крест на чемоданчик и отправились в Прагу. На стадион, где уже бушевали больше 100 000 болельщиков, мы прошли как медики».
«Через несколько месяцев мне удалось поступить в Левенский католический университет (расположен в Бельгии. — «Главный»). Стипендии я не имел, а для пропитания играл в покер, и не безуспешно».
В Брюсселе среди прочих дворянских семей жили Пушкины. Правнук поэта Александр Николаевич работал инженером. Дочь Наташа, учившаяся в пансионе при католическом монастыре, была красавицей. Называли ее, как и прабабку Наталью Гончарову, «косой Мадонной» — обе слегка косили.
«Я влюбился. Но когда дело дошло до предложения руки и сердца, моя кандидатура была отвергнута из-за моего неаристократического происхождения. Позже Наташа вышла замуж за сына бывшего херсонского губернатора».
На экономическом факультете Левенского университета учились братья Джонсоны. Их папаша, как потом выяснилось, был одним из директоров знаменитого завода гоночных машин Sunbeam. «Однажды в адрес братьев прибыл длиннющий ящик, в котором оказалась гоночная 12-цилиндровая машина без кузова, способная развивать скорость до 300 км в час. На шасси было смонтировано нечто вроде грузовичка, крылья держались чуть ли не на проволоке. Это сооружение на ходу страшно дребезжало. Была и вывеска — "Малярные работы". Тогда и началась эпопея одурачивания шоферов. По шоссе едет какой-нибудь rolls royce с важным барином. Наш жалкий драндулет его обгоняет. Скорость — 60 км в час. Обозленный шофер, с презрением поглядев на нашу жалкую тарантайку, обгоняет нас. Скорость — 80. Это повторяется несколько раз. Выведенный из себя шофер барской машины идет уже со скоростью 100 км. Мы даем фору, потом с диким завыванием компрессоров обгоняем со скоростью 250. Несколько лет спустя в Париже, познакомившись в кафе "Куполь" на Монпарнасе с Эрихом-Марией Ремарком, я рассказал ему эту историю. Хочется верить, что он вспомнил о ней. В романе "Три товарища" фигурирует подобная машина».
Любопытно, что в Таганроге о Ремарке Феличкин никогда не рассказывал. Хотя среда была подходящая.
1933 год. Париж. Мировой финансовый кризис. Феличкин — безработный.
И тут в голову нашему герою приходит блестящая мысль: «А какой же русский человек не любит хрена?» Нет таких. А в Париже — 100 тысяч русских, между прочим. И есть Булонский лес. «В самой глубине леса, среди непролазных кустов, я нашел поляну размером 50 на 50 метров. Поляна была тщательно вспахана, был посеян хрен. Пока он прорастал и корни наливались силой, я закупил баночки, крышечки, уксус и прочие специи, было заключено трудовое соглашение с глухонемыми матерью и двумя дочками на предмет приготовления и упаковки продукции. Работали мы вчетвером. Русские рестораны и мелкие лавочки на расхват раскупали наш хрен».
Однажды рядом с плантацией остановился автомобиль. Вышедший из авто господин с удивлением осмотрел всходы хрена. Это был главный смотритель Булонского леса. Сначала он потерял дар речи, потом разразился бранью: «Какая наглость, это оскорбление национального достоинства Франции».
Кризис закончился, Феличкин сел за баранку, женился. Отец Валентины был англичанином, некогда работал инженером в Петербурге, мать — русская эмигрантка.
Тина была натурщицей. Есть два ее ню, одно — кисти знаменитого Андрэ Фужерона, другое — японца Леонара Фужита. Тина подрабатывала в ателье художественной мозаики.
Девушка была поклонницей Гитлера. Однажды она сложила мозаичную карту Германии. Красным была выложена территория тогдашней Германии, розовым — земли, на которые претендовал Гитлер. Эту карту она послала в подарок Гитлеру. На подарок обратили внимание. Немецкое посольство вручило Валентине большое фото Гитлера с дарственной надписью: «Моему почи-тателю, сердечно, Адольф Гитлер».
Вскоре Тина умерла от кровоизлияния в мозг — попала вместе с Юрием в автомобильную аварию.
О погибшей жене Феличкин вспомнил 22 июня 1941 года, когда гестапо прислало повестки всем подозрительным русским. «В час дня я был уже в гестапо и предъявил повестку. В кармане пиджака у меня было завернутое в бумагу фото Гитлера. Разговаривал со мной чин среднего ранга. Нужно было видеть его рожу, когда на стол легла фотография Гитлера. "Какая честь. Я дорого бы дал, чтобы получить такую фотографию"».
Так Феличкин избежал концлагеря.
«В 1936 году я женился второй раз. Тамара была отпрыском типично эмигрантской семьи. Поскольку ей еще не было 16 лет, для регистрации брака требовалось разрешение президента республики... В ночь с 1 на 2 сентября 1939 года, после того как Гитлер напал на Польшу, меня арестовали прямо в постели как коммуниста-иностранца. В наручниках препроводили в тюрьму». Тюрьма, в переводе на русский, называлась «Здоровье».
10 мая немцы вторглись во Францию, и Феличкина выпустили. «Я записался добровольцем во французскую армию. Благодаря своей интеллигентной внешности был записан ефрейтором. 16 июня 1940 года нас остановила немецкая танковая колонна. Повели в плен. Удалось бежать».
Феличкина никто не искал. Через пару дней он отправился на север, в Париж.
24 августа 1944 года Париж был освобожден.
«Я стоял на Елисейских полях и был свидетелем вступления де Голля в Париж. Встречали его тысячные толпы. Шла французская пехота в американском обмундировании, двигались танки. Де Голль во главе войск и огромной толпы направился в Собор Парижской Богоматери. Здесь я впервые увидел де Голля так близко. Парижский архиепископ начал служить торжественную мессу, и вдруг из-под купола собора, со стропил раздался огонь из автоматов. Французские фашисты решили хлопнуть дверью. В соборе началась паника. Де Голль стоял с каменным лицом. Через несколько минут все фашисты были перебиты, генерал де Голль произнес речь. Второй раз я видел де Голля совсем близко 30 сентября на параде нашего батальона».
В январе 1946 года французский коммунист Феличкин устроился на работу литературным переводчиком в общество «Франция-СССР». А 26 июня 1946 года был опубликован указ Президиума Верховного Совета СССР о восстановлении в советском гражданстве некоторых бывших подданных Российской империи. Феличкин вошел в число этих некоторых.
Начиналась холодная война, и в мае 1948 года участника Сопротивления, офицера французской армии, женатого на француженке, но теперь уже советского гражданина Юрия Феличкина выслали из Франции. Ему пояснили: «Вы подозреваетесь в шпионаже в пользу одной страны».
Юрия Михайловича посадили на поезд и вывезли в Германию, типа что хотите, то и делайте с этим человеком. Подобных Феличкину людей ждали репатриационные лагеря. Заодно выяснилось, что еще в 1947 году был издан закон, согласно которому советским гражданам запрещалось вступать в брак с иностранцами.
Феличкин по этому поводу пишет в мемуарах: «Прощай, Франция, которую я снова увижу через 30 лет, разыскав сына в 1978 году».
Мы переходим к самому загадочному периоду жизни Феличкина, когда он, собственно, и стал двойником. Вот, что он пишет: «В мае 1949 года начальник лагеря № 221 полковник Романенко сказал мне: "Вас вызывают в штаб главнокомандующего маршала Соколовского"».
Феличкину сделали предложение, от которого он не смог отказаться: работу в газете «Тэглихе Рундшау», в отделе пропаганды жизни Советского Союза, плюс еще кое-что...
«О моей двойной жизни, то есть параллельной разведработе, был уведомлен лишь главный редактор, полковник Кирсанов». Феличкину выдали удостоверение с лежащей восьмеркой, символом бесконечности, открывавшей двери буквально во все воинские части и учреждения.
Руководство решило, что Феличкин должен втереться в доверие к американцам и предложить им свои услуги, стать двойным агентом.
Руководство решило, что лучший путь к сердцу американцев — это спекуляция. Феличкин стал спекулянтом, завел соответствующие знакомства в Берлине, а затем предложил свои услуги американцам, мол, очень нужны деньги.
«Моей персоной заинтересовались различные разведывательные службы: и ЦРУ, и армейская разведка воздушных сил США. В конце концов меня отдали армейской разведке. Чтобы что-то получить, надо что-то дать. Дозировка определялась нашим руководством».
«Однажды вечером меня повезли в один из кварталов американского сектора Берлина, где было много вилл. Сначала фотографировали мои документы, потом начался сеанс на машине лжи. Вопросы: "Удивительно теплые дни для октября, не правда ли?
Вы уже давно работаете в Советской разведке? Любите футбол? У нас в США европейский футбол не очень популярен, а вот американский футбол — это спорт для сильных людей. Ни один матч не обходится без членовредительства. Какие у вас ближайшие задания при контакте с нами?"».
Каким-то образом Феличкину удалось обмануть машину. «Американцев интересовали советские чиновники, работавшие в Берлине: рост, цвет волос, вес, пьют ли только водку или уже настолько европейцы, что разбираются в винах. Любят ли блондинок или предпочитают брюнеток. Надо сказать, что платили щедро. Но не бесконтрольно, на краю каждого документа я расписывался в получении западных марок. Так продолжалось больше года. Обе стороны были довольны. Американцы были довольны поставляемыми материалами, наше руководство было довольно моим медленным вживанием».
Все закончилось неожиданно. Феличкин, давая сведения о своих парижских знакомых, которые могут подтвердить его сотрудничество с оккупантами (такова была легенда), упомянул барона Алексея Розанова.
Однако американцы выяснили, что барон был разоблачен как агент советской разведки и расстрелян 2 октября 1942 года. Американский начальник Феличкина, некий Берггольц, сказал советскому разведчику (а они ехали на машине по лесу): «Хватит водить нас за нос. Поедем объясняться, вы понимаете, чем это грозит вам».
«В таких ситуациях дела решают секунды. Берггольц сидел за рулем, я — рядом с ним, по правую руку от меня лежала рукоятка от домкрата. Я ударил его изо всех сил по голове и увидел, что из лысины хлынула кровь. Не знаю, какова его дальнейшая судьба. 10 минут ходьбы через лес, и я уже у станции пригородной железной дороги. В апреле 1952 года руководство направило меня на работу в АДН, информационное агентство ГДР».
Как я понимаю, начальство требовало от Феличкина проявить инициативу.
Феличкин предложил такой план: «Я, представляясь работником французской разведки, нахожу немца, работающего на американцев, и мы у него покупаем (за очень большие деньги) данные на американских агентов. Мол, Франция и Америка — сегодня союзники, что будет завтра — неизвестно, информация о шпионах лишней не бывает».
Некий К. согласился работать на Феличкина. Работа шла в течение двух лет. А потом за пару дней на территории ГДР и Польши было арестовано много агентов, работавших на американцев: официанты ресторанов, проводники поездов, домработницы из семей советских офицеров, жители деревень близ аэродромов.
Некий К. в эти же дни погиб в автомобильной катастрофе. Такое случайное совпадение.
«По решению руководства, я начал аналогичную операцию с англичанами. В апреле следующего, 1956, года моя жена, а я женился на двадцатилетней Гонде Трам, должна была провести операцию по вербовке одной русской эмигрантки. Жена проспала, и, нарушив указание руководства, я отправился вместо нее и попался. Столкнулся лицом к лицу с одним из ближайших сотрудников К. Он был в форме офицера западно-берлинской полиции с двумя подчиненными. Сопротивление было бесполезно. Единственное, что я успел сделать, это выбросить в канализацию TT. При мне было липовое удостоверение на имя Феличкина Ю.М., майора советской армии. Посадили меня в машину и привезли в здание западно-берлинской госбезопасности». Феличкина заподозрили в причастности к гибели К.
«На 23-й день моего сидения меня препроводили в зал, где на двух концах стола стояли советские и английский флажки. Все уже было оговорено. Посадили меня в машину и привезли к месту, отделяющему демократический сектор от английского. Подъехала другая машина, из нее вышел какой-то тип в шляпе, надвинутой на глаза, и с поднятым воротником пальто. Я сел в "Победу", он — в машину, которая привезла меня. Через неделю руководство посчитало мое дальнейшее пребывание в Германии нецелесообразным».
По словам таганрожца Олега Хаславского, Феличкин рассказывал, что услышал новость о своем освобождении по радио:
— В камере был репродуктор, и однажды утром в последних известиях сообщили, что Никита Хрущев решил обменять советского разведчика Феличкина на какого-то американца. Он мне рассказывал, что до сих пор помнит глаза того парня, с которым они поравнялись, не сбавляя шаг.
На память о Германии Феличкин привез табличку с названием немецкой улицы. Она висела у него на сортире.
О немецком периоде Феличкин рассказывал Хаславскому:
— Они здорово набрались. Не помню, о каком городе он говорил. Ночью ездили на машине и поменяли таблички на всех улицах. На утро в городе была суматоха. Там все были иностранцами, и они ориентировались по указателям. Так они развлекались. Они жили в гостинице, а рядом с уборной был номер генерала — «01». Они свинтили ноль с уборной, поставили единицу. A два нуля прилепили к номеру генерала. Утром они спросили у него, как спалось. «Какой там спалось, всю ночь какие-то идиоты ломились».
В Министерстве иностранных дел Феличкину посоветовали Узбекистан: «Езжайте туда, край благодатный, не будете после вашего Парижа с непривычки мерзнуть».
Феличкину предложили поработать в областной самаркандской газете «Ленинский путь». Особенности газетного дела в СССР немного удивили Феличкина.
«Посылают меня, например, взять интервью на местном металлургическом заводе имени Ленина. Спрашиваю у директора: "Чем порадуете?" — "Да, могу порадовать, в этом квартале брак при выпуске подшипников для тракторов Алтайского завода удалось сократить с 20 процентов до 18"».
Феличкин готовил статью «Палата № 6» — о бедственном положении больных в местной психлечебнице. Ему сказали: «Не надо, здесь этого не поймут».
В Узбекистане Юрий Михайлович решил вступить в КПСС. Его таганрогский друг писатель Гарри Бондаренко так описывает это событие: «Феличкин сообщил, что он уже состоял во французской компартии. Члены партбюро попросили его подтвердить этот "факт". Феличкин написал в Париж. Пришло письмо за подписью секретаря французской компартии Жака Дюкло. Товарищи в партбюро долго рассматривали это письмо и, наконец, сказали: «Вы знаете, Юрий Михайлович, подпись Жака Дюкло какая-то "неразборчивая". Не могли бы вы еще ему написать, чтобы он расписался более "внятно"».
Членом КПСС двойной агент так и не стал. В общем, газетная работа в СССР не задалась. Феличкин решил сделать своей профессией французский язык.
— В Таганроге он влюбился в одну мою одногруппницу, такую долговязую даму. И как-то жена обнаружила у него довольно откровенные стишки, посвященные этой даме. Он тогда напился, мы с ним встретились на остановке. Он матерился на весь вагон, а приличные слова говорил тихо. В вагоне сразу установилась тишина. Материться я учился у него. Потому что это воспринималось как языковое искусство. Людей, которые так матерились, я больше не видел.
Почему Феличкин из Таганрога перебрался в Измаил, Хаславский не знает:
— Он мог позвонить начальству, сказать: «Поздравляю вас с восьмым марта», ему говорили: «Но я же не женщина». «Не женщина, но ... ты все же порядочная». Ему это сходило с рук. Он достаточно легко чувствовал себя в институте. Я у него учился свободе.
Юрий Михайлович Феличкин покончил жизнь самоубийством в 1992 году, в возрасте 88 лет.
В Измаиле мне удалось найти его младшего сына — Юрия Юрьевича, он занимается морскими перевозками. Юрий Юрьевич написал: «Моя мама Гонда Павловна и старший брат Михаил живут в Берлине, а я так и остался в Измаиле. Жози (французский сын) умер несколько лет назад, в Париже живут его дочь и бывшая жена. Юрий Михайлович в последние годы в основном проводил время дома в нашей квартире, очень много читал.
У меня складывается такое впечатление что он перечитал все книги, которые были в наших библиотеках. Вспоминал ли он Таганрог? Трудно сказать, я уже, к сожалению, многого не помню. Да и в те годы я учился в Питере и бывал дома только в период студенческих каникул».
Перейти в архив