Юрчик.
— Папе было очень тяжело вспоминать о тех годах. Многое он от нас скрывал, щадил. — О том, как выжил в Бухенвальде Михайличенко, мне рассказали его дочери — Юлия Федоровна Селютина и Елена Федоровна Беляева, а также правнучка — стройная 12-летняя девочка с чудесным именем Анита. ...В предвоенные годы семья Михайличенко жила в районе парка Собино. Федор учился в мореходном училище имени Седова. Когда началась война, он успел побывать на практике — ходил на небольшом судне по реке Кубань. В 1942 году, когда немцы заняли Ростов первый раз, юноше исполнилось 14 лет. Михайличенко и его друга Бориса Горского выдала фашистам соседка, указала, где прячутся мальчики-комсомольцы. Федор никогда не называл имени женщины, из-за которой он попал в концлагерь. Ребят угнали в Германию. Сначала они работали на заводе под Лейпцигом, там производили знаменитые Фау-2. На предприятии была мощная подпольная организация. Федор распространял листовки, которые союзники сбрасывали с самолетов в лагерь для военнопленных, находившийся неподалеку. Дети вызывали меньше подозрений, но ростовчанину не повезло — его поймали немцы.
— Об этом эпизоде отец подробно никогда не рассказывал, старался уходить от вопросов, но, очевидно, ему сильно досталось, — говорит Юлия Федоровна. — У фашистов был короткий суд. Его отправили в концлагерь СС Бухенвальд. На воротах лагеря было написано Jedem das Seine — «Каждому свое». Вновь прибывших встретил офицер. «Я рад вас приветствовать, — сказал он заключенным. — Поздравляю с прибытием в Бухенвальд. Вы теперь рабы рейха». Офицер указал на трубу крематория, из которой валил черный дым.
— А это единственный выход отсюда. В Бухенвальде существовал детский блок №8, в котором жили сотни ребят самых разных национальностей от трех до шестнадцати лет. Они должны были работать. В каменоломни, где вкалывали взрослые, их не пускали. Ребят постарше отправляли на оптический завод, остальные убирали территорию концлагеря. Однако в основном детям уготовили роль биологического материала для немецких врачей. Над детьми ставили опыты, у них выкачивали кровь, которая была так необходима немецким солдатам. Проверяли, как подействует та или иная инъекция. Сделали укол и Федору. У него усохла верхняя часть легких, но он остался жив. Подростка оставили работать при госпитале: мыть, убирать... В январе 1945 года в Бухенвальд попал еврейский мальчик из Польши. Заключенные называли его Юрчик, ему было около семи лет. Мальчик был таким худым и маленьким, что его старший брат — Нафтали сумел спрятать малыша в сумке и провезти с собой — в Бухенвальд. Нафтали решил, что если брат будет рядом с ним, то у ребенка появится хоть какой-то шанс выжить. Родственников у братьев не было, отец и брат погибли в Треблинке, а мать — в Равенсбрюке. В Бухенвальде Нафтали попал ко взрослым заключенным, а Юрчика поместили в детский барак. Все — и дети, и взрослые — должны были носить знак на робе, за потерю знака грозил немедленный расстрел. У Юрчика, как «нелегала», такого знака не было. Мальчику сумели раздобыть знак политического заключенного, сняли с человека, убитого немцами.
...Юрчик попал в команду, в обязанности которой входила уборка бараков. Федор Федорович рассказывал, что он специально вставал пораньше, наводил в бараке порядок, чтобы слабенький малыш мог поиграть. Они подружились с Юрчиком. Федор воровал картошку для него с лагерной кухни, варил ему суп. Годы спустя раввин Меир Лау написал книгу «Не поднимайте руку на ребенка». Вот как он вспоминает время, проведенное в Бухенвальде. «На третий день пребывания в лагере меня перевели в блок №8, где условия содержания оказались относительно хорошими. Мой брат предупредил меня, чтобы я никому не говорил, что я — еврей. Один из советских заключенных по имени Федор украл несколько картофелин, чтобы сварить мне суп, а также связал шапочку, чтобы не мерзли уши». «В повседневной лагерной жизни русский Федор относился ко мне как отец к сыну. Благодаря его заботе и чувству ответственности я чувствовал себя в безопасности». О случае с шапочкой вспоминал и Федор Федорович. В госпитале умер какой-то военнопленный, Федор распустил его свитер и на обычных палочках связал Юрчику теплую вещь.
Новый год в Бухенвальде.
Михайличенко вполне мог забыть русский язык, если бы в детском бараке не действовала подпольная школа.
— Я уже не помнил, как пишутся русские буквы, — говорил он своим дочерям. — Ведь в лагере говорили только на немецком. Занятия велись, когда дежурные офицеры уходили на обед. Занимались два-три ребенка — те, кто в этот день болел. А писали мы на использованных мишенях. В Бухенвальде была лишь одна книга на русском языке — Библия. Я прочел ее трижды. Старшим по детскому блоку был ростовчанин дядя Яша Гофман. До войны он был артистом цирка — музыкальным эксцентриком, умел играть на всем, что попадалось под руку, хоть на пиле, хоть на расческе. И очень любил ребятишек, переживал за всех нас. В лагере за любую провинность детей жестоко избивали. А дядя Яша умел поднять настроение даже после избиений. Звучит невероятно, но в новогоднюю ночь 1945 года в детском бараке появилась елка. Где ее раздобыли взрослые заключенные — тайна. В электроцехе они достали и лампочек для гирлянды, обшили красным материалом звезду из проволоки, вставили лампочку. Дети всю ночь смотрели на елку. А утром ее увидел и дежурный офицер. Он ничего не сказал, повернулся и ушел... К тому времени было уже понятно, к какому исходу клонится война, и даже фашисты стали вести себя с заключенными не так жестоко. В лагере витало — либо мы все погибнем, либо нас освободят.
11 апреля 1945 года Федор Михайличенко считал своим вторым днем рождения. Это день освобождения Бухенвальда. Заключенные узнали о том, что американские войска подходят к лагерю и подняли восстание. Немцы вели огонь со сторожевых вышек, затем бежали. Это был очень опасный момент. Лау вспоминал, что Федор закрыл его своим телом... В лагерь вошли американцы. Они выдали узникам еду и питье, но совсем понемногу. Те, кто съели много, умерли.
— Оказывается забота Федора о маленьком еврейском мальчике не осталась незамеченной для фашистов, — говорит Елена Федоровна. — О н был у них на заметке. Его бы убили, если бы Бухенвальд освободили чуть позже. ...Подлечив бывших заключенных, американцы стали распределять их по странам. Федор хотел забрать Юрчика с собой в Советский Союз и усыновить его. Американская администрация не позволила это сделать. «Ты русский — должен ехать в Россию, а он из Польши — и поедет в Польшу». Юрчика разыскал его старший брат Нафтали. Узнав о том, что он собирается в СССР, вслед за своим ангелом-хранителем, Нафтали сказал: «Мы же родные, нас всего двое на свете, нам надо держаться вместе». Юрчик провожал Федора до дверей автобуса, на котором русских увозили из Бухенвальда. Он держал его сумку и ни за что не хотел отпускать своего покровителя и друга. Исраэль Меир Лау вспоминал об этом так: «Нафтали сбежал из госпиталя, чтобы забрать меня. Я как раз уже стоял у автобуса, а он спросил меня: «Юрчик, зачем тебе вещи?»
Я открыл сумку и показал Нафтали, что там вещи Федора, не мои. Он успокоился. Если бы не брат, я уехал бы в Советский Союз».
После войны.
Концлагерь не сломал ни Федора Михайличенко, ни Исраэля Меир Лау. Оба прожили достойную жизнь. В мирное время Федор поступил в физкультурный техникум, тренировал женскую сборную по гребле. Потом его увлекла романтика странствий, и он сдал экзамены в Ростовский госуниверситет. После его окончания работал ведущим научным сотрудником Всероссийского научно-исследовательского геолого-разведочного института угольных месторождений, защитил кандидатскую диссертацию. У него появилась семья, родились две дочери.
Федор Федорович много раз рассказывал ростовским школьникам о том, что происходило в Бухенвальде. Он все время пытался разыскать человека, которого спас в лагере: посылал запросы в Польшу и в немецкие архивы. В 1992 году, уже незадолго до смерти, проводя экскурсию по Бухенвальду, Михайличенко постоянно вспоминал о маленьком еврейском мальчике... Исраэль Меир Лау, которого в Бухенвальде называли Юрчиком, стал крупным религиозным деятелем. С 1993 по 2003 годы он был главным ашкеназским (ашкеназы — евреи-выходцы из Восточной Европы. — «Главный») раввином Израиля. Способствовал улучшению отношений между иудаизмом и христианством; встречался с папой Иоанном Павлом II. В 2005 году ему была присуждена Госпремия Израиля за государственную и общественную деятельность. Сейчас Лау семьдесят два года, и он является главным раввином Тель-Авива.
Всю жизнь он искал Федора.
В 1989 году, еще до установления дипотношений между Израилем и СССР, Лау посетил Москву в составе неофициальной делегации. На встрече с Михаилом Горбачевым и Николаем Рыжковым он попросил разыскать Федора из Ростова. Фамилии своего ангела-хранителя он не запомнил. На следующий день ему в гостиницу принесли газету «Известия» с объявлением о розыске Федора. В Ростове был только один Федор — узник Бухенвальда, и он состоял в Ассоциации бывших узников. Казалось бы, звонок — и Лау с Михайличенко могли бы встретиться. Но этого не произошло, в Ростове объявление не заметили. Прошло почти 20 лет, лишь когда были открыты гестаповские архивы, в том числе и архивы Бухенвальдского концлагеря, Исраэль Меир Лау смог найти следы своего спасителя. Информация о Михайличенко нашлась в документах Бад-Арольсеновского архива. Американский историк, профессор Мичиганского университета Кеннет Вольцер обнаружил документы Федора Михайличенко в лагерной картотеке гестапо. Исследования Вольцера стали достоянием общественности. Таким образом раввин Исраэль Меир Лау и смог узнать «своего Федора», которого столь настойчиво искал десятки лет...
Звание.
Среди прихожан ростовской синагоги нашелся друг детства Федора. Он и сообщил главному раввину России Бер Лазару, что Федор Федорович уже умер, но в городе живут его дочери — Елена и Юлия. Женщины хранят все материалы, связанные с отцом, и они много раз слышали от него о Юрике, о котором тот заботился в Бухенвальде. Лау узнал Федора по юношеским фотографиям. И пригласил Елену и Юлию в Израиль, хотел, чтобы вся его семья познакомилась с потомками Федора.
— Перед встречей нас предупредили, что раввин Лау — религиозный человек, и обнять нас не сможет, — говорит Юлия. — Но мы видели, как ему хочется это сделать. Зато его жена целовала и обнимала нас, как родных. В семье Лау 8 детей, 50 внуков и уже четыре правнучки.
— Если бы не Федор, этих людей на свете не было бы, — повторял Исраэль. Все родственники Лау пришли на встречу с дочерьми Федора, приехали даже из Америки. Дети выстроились рядком и хором произносили слова благодарности.
...Елена и Юлия посетили мемориальный комплекс Яд Вашем, посвященный памяти шести миллионов евреев, уничтоженных в годы второй мировой войны. Здесь хранятся фото и документы из всех концентрационных лагерей. Раввин Лау лично провел экскурсию. 25 января 2009 года решением специальной комиссии ростовчанину Федору Михайличенко было присвоено звание Праведника мира. Посмертно. В России таких всего 164 человека. Имя нашего земляка высечено на стене мемориального комплекса Яд Вашем. Обращаясь к дочерям Праведника, министр Юлий Эдельштейн сказал: «В одной из наших священных книг есть простая и вместе с тем сложная фраза: «В том месте, где нет людей, надо стараться остаться Человеком». Ваш отец не читал этих книг, но поступил именно так».