Часы.
Александр Кожин, председатель регионального отделения ВОПИиК:
— Около кафе «Пеликан» я продал свои часы. Помню, что был очень доволен, нужно было что-то купить выпить. Мне сказали, что там под «Пеликаном» есть место, где можно что-то продать. Я в это не верил. Подошел, смотрю, стоят три человека. Просто стоят. Я секунду постоял, а один из них ко мне подошел и говорит: «Что продаете?» — «Да вот, часы хотел продать». Он так посмотрел и говорит: «Да они же не идут!» А я: «Да только что шли!» А смотрю, они действительно не идут. И я продал их в два раза дешевле. А у них был магнит в кармане. То есть, я принес продавать работающие часы. А он: «Я бы их купил, но они же не идут!» — «Как не идут?» Я говорю: «А за сколько?» — «Трояк-пятерка». Я тогда про магниты ничего не знал, я же не технарь. Меня всю жизнь обманывают.
Абрикосы.
Алексей Гуревнин, оператор, фотограф:
— В 90-е мы, начинающие панк-музыканты, решили купить барабанную установку. Хотя нам разрешали играть в ДК, но взамен просили петь в казачьем хоре. Нам это очень не нравилось. Решили стать самостоятельнее. Где взять деньги? Думали, думали и решили с барабанщиком Олегом продавать на трассе М-4 абрикосы в ведрах. Бывало, выйдем ранним утром, чтобы не заметил никто, ищем деревья с абрикосами, или рвем их, или собираем под деревом. Как получится. У Олега было помещение, куда мы свозили все то, что нарвали и насобирали, а потом велосипедами отвозили на продажу. Продавали, в основном, перекупщикам. Сядем под деревом, разговариваем, повезет — быстро продадим. Иногда там же, под деревьями, и ночевали. Но вскоре мы поняли, что продавать абрикосы муторно, долго и не выгодно и стали продавать водку и пиво. Там же, на трассе. Возили алкоголь в электричках — тогда можно было еще зайцем проехать — с Новочеркасского рынка, там она дешевая была. Паленая, наверное. Пиво в жаркие дни охлаждали в ведре с холодной водой. С водкой дело пошло лучше. Так мы практически насобирали на барабанную установку, пока не случилось вот что. Отец барабанщика, шахтер, очень любил выпить, а музыку нашу — наоборот, терпеть не мог. И вот те денежки, которые мы бережно складывали у Олега дома, он все пропил. Потом когда кинулись, а денег-то и нет. Но мы все равно выкрутились. Олег продал свой мотоцикл, а тут еще дефолт случился. Магазины закрываются на переучет, но Олег все равно вломился в магазин и как-то уговорил продавцов и купил еще по старой цене барабаны.
Кожаные куртки.
Витольд Абанькин, правозащитник о куртках:
— Я продавал кожаные куртки. Шил я их, потому что надо было выживать. А кожу покупал на кожзаводе, я ж там до того работал грузчиком — как освободился, меня больше никуда не брали. Все спрашивали: а где ж вы были 12 лет? Я говорю, как где, я сидел, не за убийство, не за кражу, я — политический. А с кожзавода я уволился, потому что у меня аллергия началась. Вот у меня и сейчас нос красный. И все. Заработка нету, а тогда уже началась безработица. 90-й год. И тогда я стал покупать кожу и шить. Ведь я же в лагере шил рукавицы и перчатки. Я даже предложил директрисе, говорю, давайте наладим производство кожаных курток. Мне директриса говорила: «Ой, Витольд, с этими куртками, пока получишь разрешение, пока то да се, они уже из моды выйдут». Напрасно она так говорила. Мы могли бы организовать пошивочный цех. И шить куртки. И завалить Ростов. А она всего боялась. Так что я пять лет шил кожаные куртки. Сдавал на Центральный рынок — ребятам. Назначал свою цену. А они в два раза поднимали цену. А я подсылал к ним людей — проверять. Я им тогда говорил так: ребята, вот если вы продаете по моей цене, пусть они висят. Если вы накручиваете в два раза, деньги — сразу. Что ж я буду ждать? Вместе с раскроем за пять с половиной часов я сшивал куртку. Я не вылезал из-за машинки. Конечно, денег у меня была куча. Я не бедствовал. И я дошился до того, что у меня левая нога стала плохо гнуться в колене. Я стал хромать. Левая ж нога стоит, а правой я кручу. Вот у меня до чего докатилось. Ну и слава богу, завалили турки этим барахлом своим кожаным. Выделка ужасная, куртки ужасные. И все. И я прекратил шить.
Старинная дверная ручка.
Андрей Пономарев, pr-директор:
— Я продавал однажды старинную дверную ручку конца 19 века, я их собирал раньше, было две похожих, и в то время очень нуждался в деньгах. Люди обращались, но цена, за которую я хотел продать этот предмет старины — или 1000 или 1500 рублей — почему-то никого не устраивала, хотя ручка действительно имела свою историческую ценность. Я уже начинал забывать об этом, как вдруг мне пишет одна знакомая и говорит, что хочет купить у меня эту дверную ручку. Якобы, другу на день рождения подарить. Тут-то я и вспомнил, что через каких-то полмесяца у меня день рожденья. Может быть, этот друг и есть я? Вскоре мои предположения подтвердились — девушка действительно собиралась подарить мне дверную ручку, выкупив ее же у меня. Мы посмеялись, но я не согласился вести торг на таких условиях. На этом все и закончилось... Так у меня до сих пор и сохранилась полная коллекция из 27 дверных ручек. Сейчас еще пытаюсь продать 200 метров кабеля и 30 микрофонов, которые у меня оказались случайно и которые никому не нужны. Их мне как-то принес приятель, который должен был немалую сумму денег. Находясь на мели, он мне их отдал, дескать, или жди, пока будут деньги, или продавай в свое удовольствие — и так получишь то, что я должен. Объявления я развесил, но пока так и лежат они у меня дома, в коробке за диваном, до сих пор никому не нужные. Джинсы.
Джинсы.
Алла Сидорина, заместитель директора музея краеведения:
— Когда я училась в университете, кто-то мне принес джинсы и попросил продать, и я что-то должна была на них заработать. Я принесла джинсы в университет, и об этом узнал мой староста. И он мне говорит: «Смотри, аккуратно продавай». А понятия не имела, что такое первый отдел. И я подумала: «Ну все, больше ничего никогда не буду продавать». Больше я ничего не продавала, хотя сама покупала. А ребенок мой продавал. Ходил по городу, собирал тютину и продавал. На стаканы. Но это под папиным руководством. У нас во дворе было раньше полно тютины... А вот одна моя знакомая ездила в паломническую поездку в Иран — это была единственная экспериментальная паломническая поездка в Иран. Так вот, знакомая умудрилась вывезти три чемодана хрусталя производства Ростовского кирпичного завода. Там рвали из рук. Продала все, не выходя из гостиницы — все раскупили горничные и администраторы. Хрусталь прошел на ура... А обратно — камни драгоценные привезла.
Венки.
Светлана Попова, 26 лет, бухгалтер:
— Мне было лет шесть, с соседом Ваней от скуки решили поиграть в «магазин». Нарвали одуванчиков, сплели из них венки, постелили ковер возле двора, сели на него, рядом положили одуванчики и начали играть. Сначала продавали сами себе, а потом случайные прохожие стали интересоваться, сколько стоят венки. Мы в один голос: «Пять копеек!» И, кстати, некоторые брали. А потом мама увидела, чем мы занимаемся, и решила расширить
наш ассортимент. Нарвала с нашей шикарной клумбы тюльпанов — и розовых, и красных, и желтых. И тогда торговля совсем бойко пошла. Дядька один подошел спросил, почем тюльпан, а я ему: «Рубль». Тогда еще это ооочень дорого было, за рубль можно было плотно пообедать. Он повозмущался — «Что за молодежь! Что за нравы!» — но купил почти весь букет. Потом оставшиеся тюльпаны тоже продали.
Брошь и музыкальный центр.
Игорь Шелковский, историк:
— Никогда ничего не продавал, все только дарил. Кроме двух случаев. Брошку я продал, памятник матери поставил. Брошь была — россыпь бриллиантов. Ветка, а на ней бриллиантовая россыпь. Потом продал музыкальный центр, который мне привезли из Венеции. Поставил памятник отцу. Центр продал своему другу. Он сейчас в Израиле живет.
Цирковые кольца.
Наталья Бовыкина, журналист, студентка:
— Не помню, сколько мне было лет, либо шесть, либо семь, уже училась в начальных классах. В то время у меня была очень затейливая подружка, старше меня на 2 года. Она вечно на что-то меня сподвигнуть пыталась. Как-то мы затеяли устроить цирк. Настоящий. Попросили родителей купить кольца, чтобы ими жонглировать. Мы тренировались чуть ли не каждый день. Все по-серьезному было. Потом мы поняли, что цирковые артисты из нас никудышние, и продали кольца старшим девочкам из двора. Подошли к каким-то девочкам из нашего двора и предложили им кольца, сказав, что это суперпредложение, от которого невозможно отказаться, что с ними можно делать и то, и это... насочиняли, в общем. Купили мы их рублей за пять, а продали девочкам за семь. Эти девочки потом еще думали, что надурили нас, хотя вышло наоборот.
Потом мы выучились плести фенечки из бисера, зверюшек всяких... И как-то нам очень сильно мороженого захотелось, а денег не было. Мы сидели с украшениями во дворе, а к нам подошла девочка с отцом и говорит отцу: «Вот какие хорошие девочки! Давай все у них купим!» и выкупили. И вдобавок тютину купили, которую мы в тот день насобирали во дворе. А потом, когда продали все наши украшения и съели мороженое, сидели на лавочке и плакали, так как жалко стало, что продали так необдуманно наши браслетики.
Картина.
Михаил Малышев, фотограф:
— Когда-то я жил на съемной квартире и там на кухне у меня висело огромное полотно, во всю стену, ростовского художника Сергея Кулика. Картина называлась «Адам и Ева». На ней были изображены обнаженные тела мужчины и женщины. Моя хозяйка вздыхала. Она говорила так: «Зачем ты повесил эту голую бабу на кухне? Повесь хотя бы у себя в спальне». Потом я собрался переезжать с той квартиры, а картину решил продать. Очень многие люди, и случайные, и те, кто причастен к искусству, интересовались работой. А потом, когда дело уже доходило до покупки, эти люди пропадали. В картине ведь важна история. А я этим людям рассказывал истории из жизни Сергея Кулика. О женщинах в его жизни. Это был несчастный и непризнанный художник. Он жил во флигеле, где не было отопления, и всю зиму вынужден был обогревать помещение с помощью газовой плиты. Он умирал мучительно — от туберкулеза. Никто за ним особо не ухаживал и не следил. Дошло до того, что его сестра ушла смотреть сериал, а когда вернулась, Сергей Кулик был уже мертв. И вот почему-то эта история, вместо того чтобы заинтриговать покупателей, отпугивала их. Почти все оказались очень суеверными и посчитали, что раз так, значит у картины плохая энергетика, и она будет приносить несчастья и болезни. Но через полгода я все-таки продал картину одному ростовскому бизнесмену, который поддерживает искусство. Его не смутила тяжелая судьба Кулика, он сразу сказал: «Беру» — и так работа позабытого художника нашла своего нового владельца.
Перейти в архив