С Дарьей Донцовой мы встретились на Московской международной книжной выставке-ярмарке, где проходила презентация ее новой книги «Император деревни Гадюкино». Авторский гонорар за книгу был передан для закупки диагностического оборудования в Российский онкологический научный центр имени Н. Н. Блохина. На презентации Донцова говорила, что рак молочной железы излечим, даже в четвертой стадии, как было в ее случае. «Не надо, пожалуйста, этого бояться. После того, как вы возвращаетесь к нормальной жизни, вы не превращаетесь в урода. Я все время кричу: ну посмотрите на меня, по мне видно, что я инвалид. Девочки, ну ведь не видно. Пять лет гормонотерапии. Я что, вешу 150 килограммов? Это все неправда, мифы. Волосы отрастут, и ногти все на месте, свои. А зубы вам сделают стоматологи. Они у вас и так к 50 годам вывалятся сами без всякой онкологии. Чего бояться этого? Главное — вовремя пойти к врачу».
— Ваша фамилия Донцова. Фамилия имеет отношение к Дону?
— Муж когда-то пытался выяснить связь нашей фамилии с Доном, но он так и не понял, есть ли такая связь или ее нет. Донцовых не так уж много, это достаточно редкая фамилия. У меня бабушка была из казаков, только казаки были терские, но все равно... В Ростове у меня много приятелей, много психологов знакомых.
— В ваших детективах сплошная ирония! В реальной жизни вы столь же ироничны?
— Завышенной самооценкой я никогда не страдала. Растопыренных пальцев у меня никогда не было, потому что слава ко мне пришла в сорок пять лет. В этом возрасте ты достаточно взрослый для того, чтобы понять — это просто смешно.
— Вы пишите, как в мороз не надели рейтузы, как ваша дочь съела шапку...
— О рейтузах. Эта история на самом деле произошла со мной.
Еще в школе. Тогда чулки делали из капрона. И я, девочка, постеснялась при мальчике, который собирался проводить меня до дома, надеть в раздевалке рейтузы. Тем более, что они были с начесом, розовые такие, с резиночкой, до колена... Когда пришла домой, то поняла, что не могу снять чулки, они «наварились» на ноги. Папа посадил меня в ванну и долго, ругаясь, отмачивал: «Вот до чего девушек доводит желание быть красивой»... Моя дочка действительно однажды съела шапочку, шерсть махеровая была вокруг ее лица. И кота мы понесли к ветеринару и попросили лишить мужского достоинства. Но выяснилось, что это кошка. Это реальные случаи из нашей жизни. Но, естественно, что-то и сочиняю. Это мой хлеб. Вы понимаете, что интервью — это не исповедь, поэтому человек будет вам привирать. Я вот вру в отношении своего веса. Я достигла такого кокетства, когда называю больший вес, а не меньший.
— Ирония в переводе с греческого — «притворство».
— Я думаю, ирония — это стиль жизни. Нельзя без иронии относиться, например, к записи в дневнике сына: «Пришел на урок физкультуры в брюках с чужого плеча». Или женщина приходит домой, в холодильнике — суп, каша, а рядом стоит любимый муж с батоном колбасы в руках. Она спрашивает: «Любимый, почему же ты не открыл холодильник, там же полно еды». И любимый отвечает — есть два варианта — первый: «Это надо греть», второй: «А что, у нас есть обед?» Если относиться к такому мужу серьезно, то не будешь с ним жить в браке двадцать восемь лет, как я. Ирония помогает.
— Ваш муж — солидный человек, доктор психологических наук, профессор. «Мой муж похудел на 25 килограммов. И теперь ходит по дому, и у него такой тоскующий взгляд — где бы чего стащить и как бы это съесть. Он все время себя оправдывает, что баночка малинового варенья — на самом деле никаких калорий». Как он реагирует на такие подробности из своей жизни? Кстати, кто главный в вашей семье?
— Главные в нашей семье — это мопсы. В этом никто не сомневается. А мы с мужем никогда не выясняли, кто главный, у нас как-то не было дележа этой территории. Что-то он понимает и знает лучше меня, а что-то я понимаю и знаю лучше него. Мы притерлись друг к другу за долгие годы жизни.
— Ваших мопсов зовут Миледи-БэльДиамант-Грэй, Феодора-Бэль-Диамант-Грэй и Капитолина-Бэль-Диамант-Грэй Муля, Феня и Капа. Как они уживаются друг с другом?
— О, к сожалению, Миледи-БэльДиамант-Грэй с нами больше нет, она умерла 5 июня в возрасте двенадцати лет, такой тихой счастливой смертью. Ни разу не испытав неприятностей, боли. Поэтому я счастлива. Еще у нас есть йоркшир Ириска, кот Сан Саныч, два новых мопса: бежевая девочка по имени Муся-Муля-Вторая, мы назвали ее в честь Мулечки, и девочка, которую зовут Зефира, Зефирка, но мы ее превратили в Фиру. У нас на доме висит табличка: «Мопс-хаус». У меня даже любимый анекдот связан с собаками: «Две блохи выходят из театра. Блоха-девочка и блоха-мальчик. Блоха-девочка говорит: «Милый, холодно, дождь идет, у меня лапки промокли». Блоха-мальчик ее обнимает и говорит: «Дорогая, не расстраивайся, разбогатеем, собаку купим».
— Вы как-то процитировали Полякову (писательница-детективщица. — «Главный»): «Если вы прочитали 99 детективов, то сотый вы сможете написать сами».
— Я согласна с Таней. Если вы прочитали 99 детективов, то сотый вы можете написать сами. Не факт, что появятся второй, третий, четвертый и пятый. Но один написать получится достаточно легко. Если вспомнить XIX век, то люди, которые умели читать и писать, часто сочиняли книги. Это очень хорошая психотерапия — написать о чем-то, что тебя волнует. Часто это лежит в основе блогерства, я так понимаю.
— О себе вы как-то сказали: «Вот я, к примеру, реализованный графоман, мне повезло. Кому-то повезло меньше».
— В отношении графомана я была абсолютно права, это не утрирование и никакое не красное словцо. Любой человек, который пишет, он графоман. Графомания — это желание писать, а вот желание печататься, не знаю, как называется. И мне реально повезло, меня и печатают, но я тот человек, который получает физическое удовольствие от ручки с листом бумаги. Это чистейшей воды графомания. Я не вкладываю в слово «графоман» ничего плохого. Человек, который выпустил книгу за свой счет, он молодец, написал целую книгу. Это удалось далеко не всем. Он трудолюбивый человек, заслуживает уважения. Вероятно, его вторая или третья книга понравится издательству, и все у него будет хорошо. Такое бывает.
— Вас, как и ваших героев, нельзя отнести к разряду невезучих, они добры и оптимистичны.
— Я во всех своих книгах пытаюсь внушить своим читателям, что все будет хорошо, все неприятности конечны, что из любого безвыходного положения обязательно найдется два выхода. Это жизненная позиция..
— Когда лежали в больнице, то планировали написать завещание...
— Написать завещание — это очень естественный момент для человека, когда он достигает определенного возраста. Я хочу, чтобы всем моим знакомым что-то от меня осталось: кому-то фигурки мопсиков, кому-то картинки, кому-то подушки. У меня завещание связано еще и с авторскими правами, с правами на землю, там еще много юридических моментов.
— Говорят, что в Сирии гадалка предсказала вам рождение дочери и тяжелую болезнь в 45 лет, пообещала, что вы — благодаря правой руке — станете обеспеченной женщиной.
— Да, то что мне тогда предсказала гадалка, все сбывается.
— У Альфонса Доде в «Тартарене из Тараскона» в герое уживаются два кролика — садковый и капустный. Кролик садковый — непоседа, смельчак, сорвиголова, кролик капустный — домосед, любит лечиться и безумно боится переутомления, сквозняка и всевозможных случайностей, которые могут оказаться роковыми. К какому типу «кроликов» вы относитесь?
— Вы знаете, я, наверное, помесь двух кроликов. У меня голова капустного кролика, а все остальное — те части, которые ищут на свои части приключения, — они у меня от садкового кролика, потому что голова мне говорит: сиди дома, лечись, не стой на сквозняке, занимайся спортом. А остальные части тела, они ищут приключений. Вот я такой ходячий симбиоз.
«Главный» благодарит издательство «Эксмо» за помощь в организации встречи.
Перейти в архив