ГРАБЕЖ У ПРОХОДНОЙ.
В субботний вечер 5 ноября 1949 года у рабочих Ленинского Райпотребкомбината (потом фабрика «Динамо». — «Главный») был двойной праздник.
Как и все трудящиеся Советского Союза, они собирались отпраздновать 32-ю годовщину Октябрьской революции, благо эта дата приходилась на понедельник и выпадала редкая возможность отдохнуть лишний день.
Кроме того, текстильщики досрочно выполнили годовой план, за что предприятию должны были вручить переходящий вымпел, а наиболее отличившимся рабочим — подарки и грамоты.
Закончив официальную часть, коллектив, точнее его руководство, партактив и передовики производства продолжили заседание за накрытыми столами — прямо в цеху. Продуктовые карточки к тому времени уже отменили, поэтому проблем с выпивкой и закуской не было.
Веселое застолье прервала пожилая вахтерша. Вбежав в зал, она сообщила, что на улице прямо у проходной грабят комбинатовского шофера Гену Михалка. Рабочие кинулись на помощь коллеге и, как оказалось, вовремя.
Михалок, 16-летний подросток, стоял в одной рубашке и брюках, а его кепка, пальто и пиджак находились в руках окруживших его парней. Парни по очереди отвешивали шоферу затрещины и требовали, чтобы тот поторапливался и снимал «шкары с боцами» (брюки и ботинки. — «Главный»).
Гопники так увлеклись своим занятием, что не заметили появления рабочих, а когда опомнились, бежать было поздно. Полтора десятка мужиков окружили их со всех сторон.
Самым благоразумным в такой ситуации было бы сдаться на милость победителей, что парни и собирались сделать. Однако их главарь явно не дружил со здравым смыслом. Размахивая финкой и матерясь, он попытался прорваться сквозь окружавших его рабочих.
Одно дело пугать «пером» 16-летнего пацана, и совсем другое — угрожать железкой подвыпившим мужикам, прошедшим войну.
Грабителей быстро обезоружили и поколотили. Сильно не били, больше для профилактики.
Проучив налетчиков, рабочие стали решать, что с ним делать дальше. Кто-то предлагал сдать бандитов в милицию, однако большинство из присутствующих не испытывало к правоохранителям теплых чувств. Парней отпустили.
Незадачливые налетчики растворились в темноте Широкого переулка (ныне Гвардейский. — «Главный»), и лишь атаман шайки задержался. Отбежав на безопасное расстояние, он стал грозить текстильщикам, обещая, что каждому из поднявших на него руку «придет хана».
Такой наглости мужики не выдержали и решили проучить «шпанюка» так, чтобы он долго помнил, как нападать на рабочий класс. Парня поймали и намяли бока уже по-настоящему, налили водки и отпустили на все четыре стороны.
ПШЕШЕК — ДИТЯ НАХАЛОВКИ.
Внешность часто бывает обманчивой. Мужики не догадывались, что учили уму-разуму не подростка, едва ступившего на криминальную стезю, а рецидивиста Владимира Бурякова 24 лет отроду. Буряков, по кличке Пшешек, не относился к числу выдающихся ростовских уголовников, однако в воровском мире Нахичевани и Нахаловки был достаточно известен.
Первую судимость, за кражу, он получил еще до войны, в 1940 году. Тогда судьи снисходительно отнеслись к тщедушному воришке и посадили его всего на 1 год. Правда, срок свой Буряков не отсидел, помешала война и первая оккупация Ростова. Во время второй оккупации парня едва не угнали на работы в Германию, и лишь по счастливой случайности на территории Польши ему удалось сбежать.
Беглеца приютила семья, в которой разговаривали по-русски. Глава семейства, промышлявший спекуляциями и воровством, пристроил «приемыша» к своему делу и охотно передавал ему свой криминальный опыт. За время, проведенное в Польше, ростовчанин стал асом воровского дела, там же он впервые убил человека — зарезал конкурента, мешавшего «работать».
После освобождения Польши Советскими войсками Буряков прошел необходимые проверки и, как принудительно мобилизованный на работы в Германию, получил соответствующие документы. Правда, воевать он не хотел, поэтому фамилию и возраст предусмотрительно изменил, превратившись в 17-летнего репатрианта Владимира Федоровича Борзилова.
В родные края Буряков или — как его теперь стали называть — Борзилов вернулся уже после парада Победы. С новыми документами жизнь можно было начинать с чистого листа, однако зарабатывать честным путем парень не захотел.
Поселившись в Нахаловке, молодой человек занялся воровством и грабежами. Вскоре Пшешек — так Борзилова прозвали за пристрастие к польским словам — стал пользоваться авторитетом у местных урок.
Природа обделила парня ростом, силой и мужской статью. Незнакомые с ним люди принимали Пшешека за болезненного подростка.
Физические недостатки Борзенков компенсировал изощренной хитростью и патологической жестокостью. В драках он без раздумий пускал в ход все, что попадало под руку, а если бывал бит, то мстил победителям зло и изощренно. Борзилов постоянно носил с собой две самодельные финки. Одну он прятал в голенище сапога, другую — в рукаве пиджака. С оружием парень чувствовал себя сильнее и значимее. По делу и без дела он выхватывал ножи и грозился «поставить на перо» любого, кто скажет или сделает что-то поперек.
Вскоре Борзилов обзавелся пистолетом ТТ, чем приобрел в глазах окружающих еще больший вес. Не раз, по делу и без дела, он выхватывал «шпалер» и грозился перестрелять всех несогласных. Не зная, что у «малахольного Пшешека» на уме, даже местные уголовники предпочитали не связываться с ним.
Однажды забавы с оружием вышли парню боком.
В апреле 1946 года Борзилов случайно попался на глаза майору Сальскому — начальнику ростовского уголовного розыска — и тот немедленно задержал вооруженного гопника.
Судили «Пшешека» только за незаконное ношение оружия, эпизоды с кражами и грабежами на тот момент остались без внимания. Борзилов получил 1,5 года и отправился возводить завод «Красный Аксай».
Можно сказать, что ему повезло. Отбывать наказание на стройке, да еще рядом с домом — не каждому выпадет такая удача. Пшешека подвел дурной нрав. Поссорившись с сокамерниками, он порезал их. За это ему «накрутили» еще 2 года и отправили на лесоповалы Красноярского края, где он и мотал срок до октября 1949 года.
КРОВАВЫЙ КИЛОМЕТР.
Освободившись после третьей «ходки», Борзилов стал считать себя серьезным вором и требовал соответствующего к себе отношения. Однако первый же «гоп-стоп» возле Райпотребкомбината мог серьезно подорвать его репутацию.
Позор и унижение от побоев не должны были остаться безнаказанными, и Пшешек решил отомстить обидчикам и перестрелять их на выходе из фабрики. Тех, кто его бил, он в лицо не запомнил, но это было и не важно.
Расплата должна быть жестокой и показательной. Кто станет ее жертвой, рецидивиста не интересовало.
План возмездия созрел быстро, но с его реализацией возникли трудности. Пистолета или ружья под руками не было, хотя достать оружие в послевоенном Ростове большой проблемы не представляло. Нужно было время, однако уголовник ждать не хотел. Мстить он решил на следующий день.
Проблема с оружием разрешилась неожиданно. Фабрику имени Микояна (угол пр. Буденновского и ул. Текучева. — «Главный») охраняли ВОХРовцы со старыми «трехлинейками». Одной из этих винтовок и решил завладеть уголовник.
Швырнув в окно дежурки кирпич, он затаился у входной двери. Возмущенный охранник выглянул на улицу в поисках хулигана. Пшешек схватил стражника за шею и, повалив на землю, начал бить.
Когда ВОХРовец перестал сопротивляться, преступник забрал у него трехлинейку и убежал в сторону 10-й улицы (сейчас улица имени Текучева. — «Главный»).
Скрывшись в темноте, Борзилов успокоился и отдышался. Казалось, что все обернулось как нельзя лучше. Однако через некоторое РОСТОВ-ПАПА время Пшешек сообразил, что забыл забрать у ВОХРовца запасные обоймы с патронами. Возвращаться назад он не рискнул. Решив, что для мести хватит и пяти патронов, он направился к проходной комбината.
По дороге у дома № 143 (сейчас Текучева, 125. — «Главный») Пшешек встретил молодого парня. На свою беду Николай Лихобаб показался преступнику похожим на одного из своих обидчиков. Уголовник не стал тратить время на разговоры и без предисловий ударил его финкой. Когда молодой человек затих, Борзилов снял с него часы, вытащил бумажник и как ни в чем не бывало пошел дальше. Следующей жертвой убийцы стал железнодорожник Федор Павленко. На свою беду тот случайно наткнулся на убитого парня и начал громко звать на помощь. Пшешек несколько раз выстрелил в сторону Павленко, один из выстрелов оказался смертельным. Патроны в винтовке кончились, зато желание мстить и убивать только усилилось. Бросив бесполезную трехлинейку, Борзилов направился в сторону Доломановского переулка. На перекрестке Кузнецкой (ныне Черепахина. — «Главный») и Широкого он повстречал милиционера 8-го отделения милиции Короткова. Борзилов подбежал к нему и сообщил: «На Братском стреляют, покажу, где». Едва милиционер повернулся спиной к Пшешеку, как тот дважды ударил его финкой в плечо и шею, без спешки вынул из кобуры убитого милиционера наган и запасные патроны. До комбината оставались считанные метры, но неожиданно на пути преступника встал постовой Нежманов. Увидев в темноте человека, он окрикнул его: «Эй, кто там стоит?» — «Стоит бандит!» — в рифму ответил Борзилов и несколько раз выстрелил в милиционера. Бандитские пули попали в живот и плечо постового. Истекая кровью, милиционер рухнул на землю, после чего Пшешек хладнокровно добил его выстрелом в голову. Расправившись с Нежмановым, Борзилов принялся обшаривать карманы его шинели. Забрав наган, он без суеты и спешки занялся поисками запасных патронов к нему.
НОЧНОЙ ПАТРУЛЬ.
В предпраздничные дни весь личный состав милиции и бригадмила (дружинники. — «Главный») патрулировал город. Разбившись на команды по 2–3 человека, они обходили злачные места и темные улицы.
В группе вместе с убитым милиционером Коротковым были еще два офицера — Востров и Радченко. Незадолго до убийства Короткова вся троица зашла на злополучный Райпотребкомбинат. Там, как о забавном курьезе, им рассказали об ограблении шофера Михалка и про то, как обратили незадачливых гопников в позорное бегство.
Директор комбината пригласил уважаемых гостей к себе в кабинет и предложил отметить праздники как полагается. Особого желания бродить по ночной Нахаловке у милиционеров не было, и они согласились.
Нахаловка в те годы заслуженно пользовалась дурной славой и считалась одним из самых криминальных районов Ростова. В светлое время суток милиционеры еще как-то контролировали ситуацию, но с наступлением темноты старались поодиночке не углубляться в хитросплетение узеньких улиц и тупиков. Криминальные элементы чувствовали себя здесь, как дома. Неприятные воспоминания о Нахаловке были и у оперуполномоченного БХСС Радченко. Ровно два года назад, на ноябрьские праздники 1947 года, он едва не погиб при задержании опасных рецидивистов. На углу переулков Кузнецкого и Доломановского бандитская пуля пробила его правую руку, после чего он был вынужден долго лечиться и едва не ушел из милиции. Расслабиться милиционерам не удалось — поступило сообщение о нападении на охранника обувной фабрики и похищении винтовки. Патрульные решили разделиться: Востров и Радченко должны были подойти к месту нападения на ВОХРовца с одной стороны Широкого переулка, а Коротков — с другой. Коротков встретился с Пшешеком первым.
ОТ СЫЩИКОВ НЕ СКРЫТЬСЯ.
Узнав от прохожих, что вооруженный налетчик направился в сторону Райпромкомбината, офицеры пошли следом...
Милиционеры и Пшешек встретились, когда последний рылся в карманах убитого им Нежманова — на углу Широкого и улицы Народного ополчения. Едва Востров осветил бандита карманным фонариком, как на него с напарником обрушился град пуль — преступник стрелял из двух револьверов сразу. Вострову он прострелил полу шинели, а вот Радченко ранил в руку, на этот раз — в левую.
Офицеры, укрывшись за домом, открыли по противнику ответный огонь. В завязавшейся перестрелке Вострову удалось ранить преступника в ногу, и тот, хромая, скрылся в створе Морозовской улицы. Милиционеры блокировали улицу с обеих сторон и, рискуя нарваться на выстрелы, отрезали преступнику пути к отступлению.
Приехавшая оперативная группа с собакой прочесала все дворы. За поленицей одного из домов милиционеры нашли молодого человека в рваной и перемазанной грязью одежде. Парень назвался Василием Буряковым, сообщил милиционерам, что стал жертвой бандитского нападения. По словам задержанного, вооруженный грабитель попытался раздеть его, а когда он не пожелал расстаться с пальто и ботинками, несколько раз выстрелил в него из пистолета. В подтверждение своих слов молодой человек показал оперативникам кое-как перевязанную ногу.
Рассказывая о происшествии, раненый постоянно путался. После того, как в соседнем дворе нашли два нагана, патроны и финку со следами крови, сомнения в причастности задержанного к нападению на милиционеров отпали. Молодого человека арестовали и отправили в отделение.
АРХИВ УКРОЕТ ВСЕ СЛЕДЫ.
В первые послевоенные годы Ростов переживал криминальный бум. Милиция не справлялась с наплывом уголовников различных мастей, поэтому кражи, грабежи и даже убийства стали привычным атрибутом жизни горожан. Но и на этом фоне события в Нахаловке вызвали в городе резонанс.
Горожане оживленно обсуждали детали преступления, личность Пшешека обретала демонические черты, а количество его жертв росло в геометрической прогрессии.
Сам же Борзилов ни в чем не сознавался и даже под грузом неопровержимых улик настаивал на своей невиновности. Лишь когда следствие поручили одному из опытнейших следователей уголовной милиции Крысалову, дело сдвинулось с мертвой точки. Поначалу этой истории хотели дать широкую огласку, а милиционеров, участвоваших в задержании убийцы, — «поднять на щит» и наградить.
Но осложняло ситуацию то, что офицеры, задерживавшие преступника, самовольно ушли с маршрута, распивали спиртные напитки с посторонними лицами, а потом отправили неопытного милиционера Короткова на патрулирование, отправили одного.
Точку в этой истории поставила передача милиции из системы МВД в Министерство государственной безопасности СССР. Начался очередной виток противостояния между двумя силовыми структурами, к событиям ноябрьского вечера 1949 года официальные власти потеряли интерес.
Следователю и милиционерам, причастным к этим событиям, посоветовали не болтать лишнего, а дело, загрифовав, передали в архив.
Владимира Борзилова, виновника кровавого побоища, приговорили к высшей мере наказания. Однако смертную казнь в те годы отменили, поэтому он получил максимально возможное наказание — 25 лет лишения свободы, с последующим лишением в правах на 5 лет.
Дальнейшая судьба его неизвестна, следы Пшешека теряются в исправительно-трудовых лагерях Коми ССР.
Перейти в архив