Большинству людей Хвост известен лишь как автор песни «Рай», ставшей популярной в исполнении Бориса Гребенщикова под названием «Город золотой». (Хотя у Хвоста первая строчка — «над небом голубым», а не «под небом», как у БГ). Но помимо «Рая» Алексей Львович Хвостенко написал множество других замечательных стихов, картин, пьес. Из его поэзии вышел весь российский андеграунд 70 – 80-х годов. Мне повезло, я имел честь общаться с ним и хочу заметить следующее: русский рок — само по себе явление слюнявое и угрюмое. Хвост же был человек Праздника. И это первая весна, которую мы встречаем без него.
Многие годы Хвостенко возглавлял Ассоциацию русских художников во Франции. Это было место постоянных сборищ поэтов, художников, актеров и музыкантов, приезжающих к Хвосту со всей Европы. Был здесь и театр Алексея Львовича, в котором он ставил свои пьесы, сам в них иногда играл. В театре регулярно давали концерты заезжие русские исполнители. Мы с ребятами играли там весною 2002 года, после нас, я помню, в недельной программке стоял Псой Короленко.
Как ни зайдешь, всегда увидишь испитые рожи великих и не очень людей, тех же питерских митьков (они всегда считали Хвоста своим). Театр располагался в сквотируемом (т. е. захваченном) здании в центре Парижа. Несколько уютных комнат. Деревянный стол и лавки. В центре концертного зала допотопный печатный станок. Всегда греется чайник, в туалете не выключается свет, всегда звонит телефон, и повсюду хвостенковские картины красоты неописуемой, из каких-то вклеенных в холсты перьев, деревяшек, разноцветных пуговиц. Но никто ничего не уворовывает, хотя дверного замка на входе нет. Приноси с собой красное вино, заходи и живи.
У Хвоста есть песня «Орландина». Популярнейшая была песня, он подарил ее группе «Колибри», а потом и сам записал с «АукцЫоном». Я спрашиваю Хвоста, знает ли он, насколько популярен в России, и что в Ростове был музыкальный магазин «Орландина»?Хвост только хитро щурится. Я вижу, что он мне не верит…
В другой раз пытаюсь выяснить, какую музыку он любит. Ответ вполне предсказуем — барокко, классику и джаз, особенно Майлза Дэвиса. Рок-музыку он просто не знает. Российскую знает очень плохо, только от тех людей, с которыми дружит, — Сергей Курехин, «АукцЫон», Гребенщиков. Между тем, Хвоста, к месту и не к месту, называют «дедушкой русского рока», хотя до середины девяностых немногие представляли, как этот дедушка выглядит.
В России повальное увлечение творчеством Хвоста началось после выхода пластинки «Чайник вина» в 1992 году. Хотя прославился Хвостенко еще альбомом «Прощание со степью», выпущенным в Лондоне в 1981-м.
История этой легендарной записи вкратце такова. В конце 70-х Алексей Львович жил в Израиле. Вот как-то надоело ему на Святой Земле и захотелось в Париж.
Как-то в разговоре всплывает имя Бродского. Я знаю, что Хвостенко был очень дружен с ним еще в начале 60-х годов в Ленинграде. Прошу рассказать что-нибудь.
— Мы виделись тогда каждый день. Пили, стихи друг другу читали. Он имел привычку приходить ко мне по утрам и читать. Так что обычно я был первым его слушателем. Но после моей эмиграции (он был вынужден уехать в 1977 году во Францию) я видел его всего несколько раз. У всех дела. Он в Штатах жил, а я тут, в Париже.
В 1965-м и Бродского, и Хвостенко судили по хрущевской статье за тунеядство. Они даже лежали в дурдоме с разницей в месяц на одной и той же койке.
На суде по делу Хвостенко Бродский слишком много кричал в его защиту. В итоге за тунеядство посадили не Хвоста, а Бродского. Будущего Нобелевского лауреата тогда кинулась защищать вся мировая литературная элита. Жан-Поль Сартр писал гневные письма генсеку. А Хвост, дабы не загреметь на нары вслед за другом, решил трудиться:
— Зашел я как-то раз в поисках работы на Мемориальное кладбище. «Вакансий нет», — мне отвечают. «Как, — говорю, — нет? Даже на кладбище?!»
Добрая женщина-служительница сжалилась над поэтом и устроила его работать смотрителем городских памятников. Так Хвост принялся писать бесконечные глупейшие отчеты — типа «памятник Екатерины сильно изгажен голубями» или «у Пушкина отвалился мизинец».
«Пускай работает рабочий
Иль не рабочий, если хочет,
Пускай работает кто хочет,
А я работать не хочу.
Хочу лежать с любимой рядом,
Хочу лежать с любимой рядом,
А расставаться не хочу».
Хвост рассказывает мне, почему не может приехать в Россию. Разговор состоялся в 2001 году.
— У меня ведь советский паспорт. Паспорт гражданина несуществующей страны.
— Но вы же приезжали в Россию в середине девяностых.
— Угу. В багажном отсеке пассажирского самолета. Нет, — отвечает грустно, — мне в Россию путь заказан.
…У Хвоста была когда-то песня «Прославление Соханевича». Абсолютно реальная история. Соханевич — поэт-обэриут, друг Хвоста, в конце 70-х спрятался в надувной лодке в трюме советского теплохода. Когда корабль покинул территориальные воды СССР, Соханевич в лодке покинул корабль и за десять дней на веслах добрался до берегов Турции. Измученного Соханевича турки приняли сначала за шпиона, потом долго уговаривали героя принять ислам.
Соханевич позже эмигрировал в Штаты. Людям мира вообще наплевать на границы и железные занавесы. Для Хвостенко они никогда не существовали. Как он с советским паспортом объездил в застойные годы полмира, уму непостижимо. Весною 2004 года, после нескольких ходатайств министра культуры господина Швыдкого, президент Владимир Путин, так сказать, в порядке исключения, подписал указ о присвоении Хвосту российского гражданства.
Я давно хотел увидеть, как знаменитый Жан Кокто расписал свою собственную могилу в часовне Святого Блеза. Будучи в Париже так туда и не добрался. Тут как-то Оксо, моя любимая поэтесса из новых московских, едет во Францию погулять с подругой. Прошу ее:
— Света, смотайтесь в часовню Кокто, пощелкайте склеп изнутри, интересно же.
— Угу, только дай сначала телефон Хвоста. Мы у него остановимся.
Я думаю, это же опасно, такие красивые барышни попадут в лапы к этому пращуру, но телефон даю. Она рассказывает спустя полгода:
— Ну, мы с Алексеем Львовичем выкушали красного вина в первый же вечер, и он повел нас, как он сказал, «на экскурсию по ночному Парижу». Мы ему говорим: «Скоро метро закроют». «Пешком будем гулять», — отвечает. Гуляли всю ночь по каким-то окраинам. Тьма-тьмущая, ничего не видно. Не Париж, а Бескудниково. Только луна и бутылка вина. Хвост хлещет прямо из горла и довольный что-то мяукает себе под нос. Такая вот «экскурсия». Потом он каким-то образом потерялся. Мы его еле нашли. У нас самих к тому моменту ноги подкашивались. Потащили его в гостиницу, не бросать же гения на улице. Представь, картина — две молоденькие русские студентки тащат на себе спящего французского старика в какую-то гостиницу, по лестницам, лифт не работает. Утром Хвост ушел и упер наш единственный мобильник. Позвонить ему было нужно. Правда, потом мобильник вернул, и вторая экскурсия по Парижу повторилась в точности. Так мы с ним и «общались», пока не уехали.
Оксо сфотографировала для меня рисунки с могилы Кокто. Ослепительно желтый котяра хитро щурится со стены часовни. Хвост кота распускается огромной солнечной розой вокруг каменного надгробья. Я смотрю на это фото и вспоминаю другого Хвоста.
Каждый старый Новый год мы собираемся с друзьями за одним столом, и когда уже все выпито и съедено, кто-то берет гитару, и мы дружно затягиваем песню:
«Мы всех лучше,
Мы всех краше.
Всех умнее и скромнее.
Превосходим совершенством
Всевозможные хвалы.
Наконец-то всем на радость
Мы теперь нашли слова такие,
Те, что точно отвечают положению вещей».
Точнее, первыми их нашел Хвост.
Перейти в архив