Как известно, Ростов-на-Дону вошел в список 10 наиболее пострадавших городов России. По разным данным, из 47 тысяч домов было разрушено от 12 до 18 тысяч. В руины превратились 85% административных и жилых многоэтажных зданий, из 286 заводов и фабрик 280 были взорваны и сожжены.
В первый раз Ростов бомбили в конце июля 1941 года. Самолет прилетел со стороны Азовского моря, на низкой высоте, с горящими бортовыми огнями, и сбросил несколько очень больших бомб («наверное, в тонну весом» — по словам журналиста Аркадия Агафонова): на железнодорожную станцию и мост через Дон. В мост бомбы не попали, а в районе вокзала был разрушен двухэтажный дом, дом рассекло на две части, практически все его жильцы погибли.
Вскоре бомбежки стали обычным делом. Бомбили прежде всего административные здания — например, облисполком.
Или дом Мелконова, один из самых красивых ростовских домов, его построили в начале ХХ века. К началу Отечественной войны в огромном здании располагались радиокомитет и кинотеатр «Ударник».
Радиокомитет считался стратегическим объектом, так что у дома не было шансов устоять.
Здание (северо-восточный угол Садовой и Ворошиловского) горело так сильно, что от него загорелся дом, где сейчас РИНХ. Здание радиокомитета подожгли еще раз во время отступления советских войск осенью 1941 года, чтобы уж наверняка немцам не досталось ничего ценного.
Вспоминает Агафонов: «Когда наши ушли, первым делом мы обследовали горящие дома. Недалеко от нас горел радиокомитет, его наши же и подожгли. А там в подвале лежали радиоприемники. Туда лазили мужики и доставали их. А там в подвале, в темноте, разглядеть аппаратуру невозможно было. Они поднимались наверх, распарывали упаковку и смотрели: если приемник был низкого класса, пинали его ногой и лезли за другим. Потом горящее здание рухнуло, вход завалило, несколько мужиков так и остались в том подвале».
После войны остатки здания разобрали, кирпич использовали для строительства на его месте жилого здания предприятия «Ростовуголь» — это дом, где до недавних пор располагался кинотеатр «Буревестник», рядом с полпредством.
Дому Карапета Чернова (ныне — здание РИНХа) повезло больше, его восстановили, правда, в упрощенном виде.
Совсем простецким стало построенное в стиле модерн четырехэтажное здание на юго-западном углу перекрестка Садовой и Ворошиловского — кто-то помнит его по магазину «Молоко», кто-то — по магазину «Арбат-престиж».
Бомбили не только административные здания. Бомбы попали, например, в «профессорский» дом (угол Соборного и Горького) — снесло целый угол. Сейчас здание восстановлено.
Но все же ожесточенных боев за город осенью 41-го не было.
Вспоминает краевед Шагин Чагаев: «Первая оккупация была быстрой и странной. Вначале город сильно бомбили. И вот 19 ноября 41-го года — тишина. Единственное, что было слышно: в районе Больших Салов, в стороне Военведа, нынешнего Северного массива, — сильнейшая канонада. Оттуда и наступали немцы. Наши благополучно отступили за Дон. Уличных боев, а тем более борьбы за каждый дом, не было».
По словам краеведа Михаил Вдовина, к концу первой оккупации «в Ростове сгорело всего семь домов: РИИЖТ, главный железнодорожный вокзал, гостиница «Дон» (она находилась на спуске к Дону, сейчас там помещается экипаж мореходного училища), здание кинотеатра «Буревестник» — там была радиостудия, здание финансово-экономического института, здание, где сейчас находится военторг (там был магазин «Чай-кофе» по типу московского, что на Мясницкой улице столицы), наконец, дом на месте магазина «Динамо».
Гостиница «Дон» (здание построено в 1914 году архитектором Львом Эбергом, первоначально — доходный дом табачных королей Ходусовского и Рецкера) была самым высоким зданием города, архитектурная доминанта при въезде в город со стороны Дона.
После войны здание на углу Тургеневской и Буденновского восстанавливать не стали.
Архитектурным доминантам вообще не повезло.
Осенью 1941 года комитет обороны принял решение: взорвать колокольню у собора — она служила ориентиром для фашистских летчиков. Были назначены день взрыва и время — три часа ночи. Все население, жившее в округе, эвакуировали.
Колокольню взрывали целую неделю, но так полностью и не взорвали. Ее восстановили уже в наши дни.
РИИЖТу не повезло: при восстановлении его первоначальный конструктивистский облик был полностью утерян.
Дворец культуры железнодорожников из конструктивистского в послевоенные годы также стал псевдоклассическим.
Недельное пребывание немцев в Ростове ознаменовалось новыми обстрелами. На этот раз по Ростову стреляли свои — из Батайска.
Рассказывает Аркадий Агафонов: «...в городе были наводчики. Периодически из Батайска вели обстрел Ростова. Стреляли вроде бы прицельно по складам, административным зданиям. Так ли это, не знаю, по крайней мере, один снаряд угодил в наш дом. Если посмотреть сейчас на дом-гигант, в подъезде № 24 видно место, куда этот снаряд попал, между третьим и четвертым этажами — там латка, кирпич отличается. Здесь погибла одна девушка. Она была очень красивая, звали ее Эльвира, она была постарше нас. Мы сразу же забрались на четвертый этаж, посмотреть эту квартиру. Висели часы на стене. А пол частично провалился. Мы забрались на кушетку, стали прыгать и попали на третий этаж. Но даже не ушиблись, потому что рухнули вместе с диваном».
Любопытный штрих — полицаи собрались было свалить памятник Ленину у парка имени Горького. Обвязали его веревками, накинули петлю. Но наши наводчики вызвали огонь артиллерии.
Снаряды стали падать совсем близко. Полицаи разбежались.
В первую оккупацию памятник Ленину так и стоял.
Маркс не устоял — далековато от Батайска, наверное, не было рядом наводчиков.
Но все это были цветочки. Ад пришел в город весной и летом 1942 года.
Преподаватель филфака Тамаз Хазагеров вспоминал: «22 июня 42-го года была жуткая бомбежка. Может быть, немцы так хотели отметить годовщину войны. Это случилось часов в 16–17. На улицах было много гуляющих. А наша служба противовоздушной обороны не успела дать сигнал тревоги. Бомбы упали в районе горсада прямо в толпу людей. Было очень много трупов. На телегах везли кровавое месиво»…
1942 и 1943 годы изменили город до неузнаваемости.
Уверен, что большинство ростовчан сразу и не сообразят, где это.
Между тем, это Буденновский проспект, правая сторона, если стоять лицом к Дону, угол с Большой Садовой.
На переднем плане — бывший дом купца Мерошниченко, здесь на втором этаже располагался Коммерческий клуб, с 1915 года — физфак сначала Варшавского университета, затем — РГУ. В войну это здание было разрушено, восстанавливать его не стали. Сейчас это сквер перед консерваторией.
Далее, на углу Шаумяна и Буденновского, — доходный дом Е.А. Балиевой, к нему примыкал трехэтажный дом, когда-то принадлежавший владельцу кондитерской фабрики И.В. Чирикову. Далее — уже на нынешней Социалистической улице, на стороне Дона — дом Асмоловых. После войны дом Е.А. Балиевой перестроили и объединили с домом И.В. Чирикова. Сейчас это невзрачное сооружение типа дворца культуры, занимает оно целый квартал, в правом крыле здания — банк, в левом — магазин, до недавнего времени называвшийся «Спутником».
На противоположной стороне Таганрогского проспекта тоже было на что посмотреть.
Это угол нынешних Буденновского и Шаумяна. Сейчас на этом месте — пристройка к ЦУМу. На фотографии, кстати, универмага (дома Пустовойтова) еще нет, не построили. В 1942–43 годах город лишился такого важного для истории и культуры здания, как Петровское реальное училище, первое в городе, его открыли еще 8 сентября 1873 года, и находилось оно рядом с нынешней мэрией, на Большой Садовой.
Ушел в прошлое и Большой театр.
В 1906 году предприниматель П.Д. Мошонкина выстроила здание театра-цирка, рассчитанное на 1 700 зрителей. Его арендовали драматические, оперные и опереточные труппы. После революции Мошонкинский театр носил имя К. Маркса, а после пожара в Асмоловском театре в него переселился Драматический театр имени А.В. Луначарского и получил новое имя — Большой драматический. Сейчас на его фундаменте стоит цирк.
Мало кто знает, что на Буденновском на месте нынешнего дома с магазином «Маяк» находился волшебный теремок — до революции это было здание сельскохозяйственной выставки, после — «Дом Крестьянина, Казака, Горца (краевой)».
Дом занимался просвещением указанных граждан.
Надо понимать, что от города могло вообще ничего не остаться, первоначально Ростову была уготована участь Сталинграда. Город сдавать немцам не собирались.
Вспоминает Михаил Вдовин: «Приехал сюда Семен Михайлович Буденный (это было в 42-м году) и сказал: «Я Ростов в 20-м году брал, я его и оборонять буду. Для немцев здесь будет могила, второй Севастополь». Для того чтобы выехать из города, даже совсем недалеко, нужно было иметь разрешение. Чтобы выехать в другой город, необходимо было иметь вызов из этого города и согласие местных властей. Так вот, моя крестная мать, старшая сестра мамы, жила в Грузии. Она прислала свое согласие принять нас, справку Кутаисского горисполкома, что жилплощадью она обеспечена и может приютить семью своей сестры. Куда только не обращалась моя мать, куда только не ходила — и в милицию, и в городскую администрацию, разрешение на выезд не дали. Ростов, мол, сдаваться не будет, а будет обороняться, вы нужны здесь. А немцы подошли к Ростову стремительно. Уже позже я узнал, что причиной такого стремительного наступления был разгром наших армий под Харьковом».
По воспоминаниям Владимира Лемешева, «летом 42-го город горел страшно. От горящего рыбного магазина шел такой жар, что здания напротив стали дымиться, загорелся «Энергосбыт». Стекло плавилось, лилось — кошмар. И в это время летят ночные бомбардировщики — никакого ориентира не надо, все освещено, как на ладони. От бомбежек прежде всего страдало мирное население». После того как город взяли немцы, Ростов бомбили уже советские войска.
«В ночь то ли на тридцатое, то ли тридцать первое января мой товарищ по школе Олег Мясорубов, а он жил на углу Пушкинской и Доломановского переулка, пережил налет. Бомбы упали в этот район. Их дом был разрушен до основания. Все жильцы сидели в подвале, он был очень крепкий — все остались живы. И когда они выбрались из подвала и начали разбирать свой скарб, один из жителей вытащил кусок стабилизатора от бомбы и говорит: «Это же Васькина бомба!» Он работал на «Ростсельмаше», а Васька был его напарником или сменщиком. И он узнал его клеймо на стабилизаторе. Бомбы, которые были изготовлены на эвакуированном «Ростсельмаше», сыпались теперь на Ростов. Эти бомбежки продолжались вплоть до освобождения города. Сперва налеты делала дальняя авиация, а когда наши подошли поближе, стали висеть над городом «кукурузники». Это, пожалуй, страшнее. Он летит почти беззвучно — и только взрывы. В частности, от «кукурузников» пострадал наш квартал. Это было 11 или 12 февраля, незадолго до освобождения города. Летчик сыпанул на 6-ю улицу в районе Доломановского, Братского, Филимоновской. Погибло два немца. Они все ходили и повторяли: «Цвай камрад, цвай камрад». Но наших погибло больше».
В конце января 43-го года ночью наш бомбардировщик сбросил бомбы на Театральную площадь. Пострадало здание управления железной дороги. Горел театр имени Горького. Пожар был очень сильный.
По словам Вдовина, позже он узнал, что на одного из немецких солдат горящий театр оказал очень сильное впечатление. Этот солдат попал в плен, после окончания войны вернулся в Германию, стал художником. И написал картину «Пожар театра». В 70-е годы он приезжал в Ростов и привез ее в наш город. Подарил Театральному обществу. Она хранится в краеведческом музее». Впрочем, в музее сказали, что об этом факте им ничего неизвестно.
В марте 43-го покинувшие город немцы опять бомбили Ростов. Но разрушать уже, по сути, было нечего.
Спасибо за помощь в подготовке материала Александру Овчинникову (rostovbereg.ru). Использованы материалы книг «Нахаловские страдания» Евгения Комиссарова, «Ростов под тенью свастики» Владислава Смирнова.
Перейти в архив