Олег Коврига. Путь дискобола

— Побывав на концерте памяти «Пекин Роу Роу», я подумал: а что бы сейчас пел Сергей Тимофеев и пел бы вообще? Что бы сейчас пели Майк Науменко, Виктор Цой?
— Для многих людей, для меня в том числе, нет понятия времени, всегда есть день номер один, год номер один. Если в этот день могут расстрелять, то это плохо... Я думаю, что, если бы Тимофеев был живой, что-нибудь придумал. Конечно, с годами у некоторых людей ослабевает возможность придумывать. А у кого-то — нет. Например, у Сили (Сергей Геннадьевич Селюнин — рок-музыкант, автор и исполнитель песен, лидер группы «Выход». — «Главный»). Он у меня сегодня ночевал, ему 60 уже исполнилось, а он все равно творит. У Майка, кстати, осталось очень много стихов, которые можно было петь. И мы с его барабанщиком Валеркой Кирилловым, будучи пьяными, как-то это все исполняли. Как бы его песни, не ставшие песнями.
— Помните хоть строчку?
— Помню, была песня «Я засуну бомбу в твой свадебный Мерседес». Это мы пели лет 17 назад. Но эта тетрадка сохранилась. Можно и дальше петь.
— Глядя на наших музыкантов, часто в голову приходит мысль: высоту они набрали в молодости, а потом все время шли на посадку или, в лучшем случае, летели над землей. За исключением Леонида Федорова, который с годами становится лучше и лучше.


Московская презентация диска "Пекин Роу-Роу". Дмитрий Келешьян, Олег Коврига, Виктор Пивторыпавло.
 

— Я считаю, что Силя тоже матереет, Мамон. То, что Мамонов ушел в православие, с одной стороны, хорошо, ему от этого лучше, чисто по-человечески. Но, с другой стороны, я слушаю с некоторой иронией то, что он сейчас говорит. Но он тоже в силе, никакой посадки, он в полете.
— Нам хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать имена тех, кто в полете.
— Серьезных имен никогда не бывает много.
— А есть такие группы, о которых вы могли бы сказать, что «это самые недооцененные группы в России»?
— Ну, таких много. Например, «Оркестровая яма». Я писал об этом в своей книге. Мы работали с Николаем Никитиным несколько лет, пока я узнал, что он музыкант. А он оказался гениальным автором. И про него почти никто не знает. Группа «Оркестровая яма», город Хабаровск. (Основатель хабаровской группы «Оркестровая яма» Николай Никитин ушел путешествовать с собакой и велосипедом в мае 2009 года из поселка Хурмули по маршруту Чегдомын — Биракан, ушел и не вернулся. — «Главный»). На самом деле, группа «Пекин Роу Роу» тоже была недооцененной. Но они очень мало просуществовали. Если бы Тимофей прожил еще несколько лет... Перспективы, на мой взгляд, были очень серьезные.
— А вы узнали о нем постфактум?
— Есть такой Костя Звездочетов из группы «Мухомор», он мне сказал, что была такая очень хорошая группа «Пекин Роу Роу», вот — послушай. Я послушал, и, действительно, класс. Но Тимофеева уже не было в живых. Это были 1994–1995 годы.
— Сейчас, в связи с фильмом «Лето», развернулась дискуссия, мол, тексты «Зоопарка», «Аквариума», «Кино» написаны под влиянием англоязычной музыки. Тем более что они, в отличие от многих, знали, о чем поют зарубежные музыканты.
— Ну, а что в этом такого? У Гребенщикова есть песня «Капитан Африка»: «Я возьму свое там, где я увижу свое». Абсолютно верно, так и надо. Ничего в этом плохого нет. Пропустил через себя, собрал все это и очень хорошо сделал.
— Но получается, что они как бы продолжали традиции американской поэзии. Но никто и никогда не наследовал традиции русской поэзии. Не было такой фигуры, как Боб Дилан. Его можно назвать и бардом, и рок-музыкантом. Почему такое произошло?
— Когда я был первокурсником, а это был конец 1975 года, полгода ходил в гитарную школу КСП. Через полгода мне это так обрыдло, и я оттуда бежал. Я не любил себя, распевающего песни Вадима Егорова. И после этого я стал общаться с так называемыми «дискоболами», они стали моей главной референтной группой. Мы оголтело слушали западные пластиночки. В 1977 году было по три пластинки в день. И это была жизнь. И Майк с Гребенщиковым тоже «дискоболили» в полной мере. Я видел майковскую коллекцию, мне его папа ее показывал. Я даже хотел у него одну пластинку купить — первый Т-Rex... А бардовская культура была для меня чужой. За исключением Галича, Высоцкого и Окуджавы. Остальное все очень слабо. Может быть, я ошибаюсь. А западная рок-музыка для меня в какой-то момент стала родной.

— А Алексей Хвостенко? Может быть, он — недостающее звено между бардами и роком?
— Это отдельно взятый персонаж. Я помню, как к нам попала запись «Прощание со степью». Это был 1982 или 1983 год. Мы не знали, что это «Прощание со степью». Нам дали катушку и сказали, что вот есть такой чувак — Алексей Хвостенко. И мы его очень полюбили. Это и не бард и ни в коем случае не рок-музыка.
— Подумал, может, Леонид Федоров размышляет на подобные темы. Он уже лет двадцать поет песни на стихи обэриутов. Первая песня «Аукцыона» была на стихи Николая Олейникова – «Страшно жить на белом свете…». Может быть, он хочет таким образом вписаться в отечественную традицию?
— Вряд ли Леня думает о традиции. Он занимается тем, что он любит. Сам же он текстов не пишет. Вот они с Хвостенко нашли друг друга как люди (речь о совместном альбоме Хвостенко и «Аукцыона» «Чайник вина». — «Главный»). Они совершенно разные. Хвост — редкостный раздолбай, а Леня, наоборот, трудоголик, очень ответственный человек. То же самое и с обэриутами. «Я возьму свое там, где я увижу свое». Типичный пример.
— Сколько уже альбомов у «Отделения Выход»?
— Вот сейчас выйдут альбомы, посвященные Галичу. У них будут каталожные номера 500 и 501.
— С ума сойти.
— Когда люди предлагают мне что-то издать, я иногда не в силах им отказать. Но в основном издаю то, что мне хочется. Есть вещи, которые нужно обязательно сделать. Как-то я решил, что после того, как выйдет посвящение Галичу, «Пекин Роу Роу» и книжка «Вот, что я видел», буду считать, что моя функция в этой жизни выполнена. Но на самом деле много еще чего запланировано. Еще надо Свина издать. К весне планирую выпустить Башлачева. На этом работа с Сашкиным наследием, я думаю, будет закончена. Хотя концертов еще много. Была идея издать все, но мне кажется, что это идея беспонтовая, замусоривание наследия. Потому что не всегда человек хорошо поет. Сам Башлачев стер оригиналы «Вечного поста» и «Третьей столицы» — там он поет совершенно обкуренный. Хотя копии, конечно, остались.

— А будут неизвестные песни?
— Нет, все песни издавались. Кстати, одна-единственная песня его не найдена. Это «Архипелаг гуляк». Есть люди, которые говорят, что слышали, как он пел эту песню. Но записи не сохранилось.
— С какими трудностями приходится сталкиваться при поиске записей?
— Что касается архивов, то первую скрипку играю не я, а мой компаньон Женек Гапеев. Он всегда знает, кому надо позвонить. И так по цепочке что-то находит.
— А как реагируют родственники? Насколько я знаю, близкий круг того же Башлачева очень ревностно относится к его наследию.
— С прошлым днем рождения меня поздравила Нелли Николаевна (мама Александра Башлачева. — «Главный»). Я был очень тронут. Настя Рахлина (жена Башлачева. — «Главный»), когда мы начинали, была совсем молодой, у нее был маленький ребенок, и с ней было как-то тяжело. Она много крови из меня выпила. А потом наши отношения нормализовались. Мне никаких препятствий никогда не чинили. Когда «Навигатор Рекордс» хотел сделать пластинку памяти Башлачева, она им не дала разрешения. Дмитрий Ревякин все записал, а остальные пели у него, как в караоке. Я говорю Насте: «Ты же знаешь, что Сашка был бы "за"». Она говорит: «А я — против». Я говорю ребятам: «Не надо вам заключать с ней никакого договора, но никто и на вас в суд не подаст». В результате они все сделали, как хотели. И правильно. Пусть будет.
— Вы были близко знакомы с Башлачевым?
— Сашу Башлачева я впервые увидел в конце осени 1984 года на квартире у Миши Мазурова около метро «Новокузнецкая». Это был довольно странный квартирник. Гостям раздавали вареную картошку в мундире. Денег за концерт не брали. При этом Саша оказался ужасно застенчивым человеком. Мы хорошо друг к другу относились, но нельзя сказать, что мы были друзьями. Я вообще не знаю, кто у него был друг. Кинчев и Задерий (основатель группы «Алиса». — «Главный») с ним плотно общались. Но после совместной поездки в Среднюю Азию Башлачев стал призадумываться, слыша фамилию Задерий... Саша был мягкий человек. По отношению ко мне. Но я, повторяю, находился от него на некотором расстоянии. В мае 1985 года он привел с собой на концерт приятеля. Мы встречались в переходе метро «Беляево», и дружок его производил довольно экстравагантное по тем временам впечатление — в темных очках и в длинном бежевом плаще. После своего выступления Башлачев сказал: «А это — мой друг Костя Кинчев. Он сейчас тоже споет». И Костя спел восемь песен. Бесплатно, естественно, потому что никто его не знал.
Я на концерт не ходил и после встречи в «Беляево» поехал в другую сторону, но ребята все записали, и мне эти восемь песен очень понравились. Так что примерно год после этого я любил группу «Алиса». А потом разлюбил. Но надо сказать, что в этой квартирной записи чистой, живой энергии на порядок больше, чем, например, в альбоме «Энергия». А может быть, это просто был эффект «первого крика».
Потом, уже после какого-то кинчевского квартирника, когда мы сидели на кухне и, естественно, выпивали, мой дружок Шура Несмелов с детской непосредственностью выразил мысль о том, что «Сашу Башлачева надо записать побольше и побыстрее, пока его за такие песни не взяли…» Кинчев не только возмутился и сказал: «Ну, разве можно так говорить?», но и очевидно расстроился, так что, хотя мне давно не нравится группа «Алиса», я точно знаю, что Костя Кинчев, на самом деле, хороший парень.
— А что Науменко?
— С Науменко я практически не был знаком, хотя он выступал у меня дома. Когда «Зоопарк» приезжал в Москву, в основном всем занимался Илья Смирнов. Но какие-то вещи он на меня перекладывал. Я не уверен, что Науменко узнал бы меня на улице через несколько лет. Зато потом, когда пошла эпопея с изданием наследия «Зоопарка», мы познакомились с Василием Григорьевичем Науменко, стали дружить с ним и его женой. С Натальей, бывшей женой Майка, по сей день дружим. С барабанщиком «Зоопарка» Валерой Кириловым тоже дружим. С Гребенщиковым я общался очень мало, но считаю, что плодотворно. Он — один из самых умных людей, которых я знаю. Он такой хитрый, осторожный, не герой совсем. Хотя с годами стал в большей степени героем. Есть такая присказка: лучше с умным потерять, чем с дураком найти. Вот это о наших взаимоотношениях с Гребенщиковым. Когда мы издали концертные альбомы Бори, начался скандал, потому что у него были контракты с другими издателями. Но Боря и Александр Липницкий (бас-гитарист «Звуков Му». — «Главный») все уладили.

— Интересно, Гребенщиков поддерживает отношения, например, с Кинчевым? Или все рассорились?
— А он с Кинчевым никогда особо и не поддерживал отношения. У Кинчева с Майком были более тесные отношения. Вообще, Майк был более открытым человеком. Людям не отказывал в общении. А Боря в этом плане — не простой человек.
— Вы — химик по образованию. В конце концов вы прекратили свою химическую деятельность?
— Официально я прекратил свою деятельность в декабре 2016 года, когда меня уволили из ИНЭОСа (Института элементоорганических соединений Академии наук СССР). Но долгое время я там был «мертвой душой»... В 1988 году я как-то отдалился от музыки. Уже не помню, почему... Ребенок первый родился. Но, в общем-то, наша роль, как организаторов концертов, была сыграна. Помню, что реперной точкой стал февраль 1988 года — концерт «Зоопарка» в ДК МЭИ. В первый раз можно было заплатить музыкантам «в белую». Мы уже не должны были собирать деньги у зрителей и потом «в черную» передавать их музыкантам. Я был этому очень рад. Потому что все как-то более цивилизованно начало происходить. И тут появился Мамонов, сказал, что им дают студию, что они будут всех писать. Я подумал, что надо идти, такой выпал в жизни шанс. Но я еще долго был научным работником, я не хотел ставить обе ноги на одну кочку, потому что боялся уйти в болото... В общем, группа Мамонова распалась. Зато я познакомился с ребятами, которые что-то издавали. Тогда еще была история с винилом. Группу «Выход» мы тогда сделали на виниле. Для «Ноля» были сделаны матрицы, но матрицы в пластинку не превратились. Время винила прошло. А потом я понял, что рассчитывать на ребят нельзя. Они могут и продинамить. Надо самому находить деньги, самому издавать. И это был единственный выход. «Отделение Выход» — не от названия группы, это скрытая цитата из песни Умки: «Если это был не выход, то где же выход?» И я в первый раз одолжил денег у своего школьного друга Жоры Ремизова. Мол, дай мне денег, я хочу что-то издать, потом отобьем. Через пару лет я отдал деньги. С большим трудом. С этого все и пошло. А потом я уже в ИНЭОСе перестал появляться. Но я там остался мертвой душой. Им было легче жить, и мне тоже. Зато теперь я — честный советский пенсионер.
— Издательская деятельность — единственный источник существования? Или нужно искать дополнительные?
— Издательская деятельность — минусовая. Чтобы выжить, во-первых, приходится заниматься оптовой спекуляцией, например, новым сборником «Пикника». По 50 рублей наварю и отдам продавцам. И мне хорошо, и им хорошо. Плюс концертная торговля. Третий источник дохода — это изготовление чего-то на заказ.
— В свое время Александр Старцев (редактор первого в СССР самиздатовского рок-журнала «Рокси». — «Главный») разъезжал с гастролями по разным городам, выступал в библиотеках, рассказывая о Ленинградском рок-клубе. Вы подобное не практикуете?
— Весной Умка устраивала в Минске свой небольшой концерт и презентацию книжки. Говорит, давай твою книжку тоже презентуем. И мы поехали. Зашел в гости к Светлане Бень и ее супругу Артему Залесскому. Они построили себе трехэтажный дом. При помощи родителей, конечно. У них две прекрасные дочери, образцово-показательная семья. При мне старшая дочь говорила отцу: «Папа, ты — мой кумир».
— Так что, «Серебряной свадьбы» больше нет?
— Я думаю, что ей этот детский сад стал невыносим. Помню, был концерт в ЦДХ 4 года назад. Заканчивается концерт, куча народу в гримерке тусуется, все имущество на сцене разбирают два оператора и Света — она была как бы заведующая всем этим детским садом. Я думаю, что у нее просто силы кончились. И терпение, наверное. Это моя версия. Вот сейчас мы финишируем с альбомом, посвященным Галичу. Для него Светлана записала «Веселый разговор» — с мужем и израильской группой «Крузенштерн и пароход». 12 с половиной минут. Это гениальная вещь. Я считаю. Светлана Бень была, есть и будет великой творческой единицей.
9 октября поеду, скорее всего, с Мамоновым в Волгоград. На халяву. У них всегда одно свободное место в купе, чтобы чужие не занимали. Буду в Волгограде торговать книжкой. Я с удовольствием приеду и в Ростов. Я там никогда не был. Только в детстве проездом, когда с родителями ехали куда-то на юг.