Человек умеет все…

Наглядным примером этому служат каждодневные истории из жизни каскадера, космонавта, кардиохирурга, матери-героини и других жителей и гостей нашего города.
Текст:
Полины Черкасовой, Лилии Астаховой, Полины Романовой, Ольги Майдельман.
Фото:
Дмитрия Норова, Виталия Погорелова из архивов героев публикации. Иллюстрации Леонардо да Винчи.
Источник:
«Кто Главный.» № 4
0

…не спать двевять суток

Андрей Худяков, спасатель МЧС.

Мы тогда вытаскивали шахтеров из-под завала в Новошахтинске, 70 человек. Я не спал девять суток, держался на кофе. Когда их наконец-то подняли на поверхность, мы подумали, что самое страшное уже позади. Пожарные, милиция, журналисты — все стали разъезжаться. Нам тогда сказали: «Ну, ребята, идите в баньку, побрейтесь». Я в ответ: «У нас традиция — не бреемся, пока не уверены, что все, финиш». Но они настаивали, и мы умылись, побрились. А зря. Только сели в машину — раздался грохот. Оказалось, ствол «Западной-Капитальной» обвалился. Тех, кто там еще оставался работать — всех засыпало…

Когда в Зернограде рухнул дом, мы пять часов пятилетнего мальчика откапывали руками. Поднимать плиту было нельзя — тогда бы его совсем раздавило. Я лежал рядом, смотрел ему в глаза, разговаривал, делал обезболивающие уколы.

…Чувство ответственности за чужую жизнь придает сверхчеловеческую силу. Ты — их последняя надежда. Не просто спасатель, а Спаситель. Господь бог. И плевать, что болят руки, все болит — мозг автоматически отключает усталость, открывается второе, третье, четвертое дыхание. У человека — просто бешеные резервы…

Мальчика мы тогда достали живым, а вот девочку четырех лет откопали уже мертвой. Это самое тяжелое в моей работе — видеть гибель детей. Часто, даже слишком часто, мне приходится обманывать свой организм, но я не могу иначе. Спасатель — это диагноз.


…быть каскадером весом в 240 кг

Алексей Латоцкий-младший, каскадер

В автомобилях я неоднократно взрывался, горел, переворачивался. Самый простой трюк — на полном ходу врезаться в стену. Сколько я разбил машин, уже не считаю. Раз я до сих пор жив, значит, мои расчеты пока оказывались правильными.

Конечно, мне страшно. Вот, сижу в машине перед трюком, и меня мучает неуверенность. Прежде всего из-за автомобиля, который готовили чужие мастера, «не для себя». Я не уверен, что машина не взорвется, не уверен, что пожарные и врачи успеют меня спасти. После прыжка с трамплина и взрыва приземляюсь методом «научного тыка», предугадать, как и где именно, практически невозможно. Жду, когда меня достанут из смятой консервной банки. Спасатели режут металл, бензин капает из бака. Чем дольше они возятся, тем больше риск, что машина загорится, и пожарные уже не успеют…

Когда один и тот же трюк проделываешь раз десять, это уже становится привычной работой. Самое тяжелое — выполнять его впервые. Никто никогда не знает, чем это все закончится. Однажды я снимался в рекламе банка. Нужно было прыгнуть в машине с трамплина и пролететь боком между домами. Сложная задача, особенно для пиротехника. Ему нужно было взорвать машину так, чтобы она правильно развернулась. Пока сцену сняли, угробили четыре автомобиля. Тяжелый заработок…

Я — единственный в мире трюкач, который весит 240 килограмм. Всю жизнь выступаю на машине, теперь предлагают выучиться на каскадера- конника. Тогда уж точно буду уникальным. Только под меня надо будет вырастить специальную лошадь.


…приручить пантеру

Марица Запашная, дрессировщица хищников

Зайти в клетку с пантерами — это не достижение. А вот выйти из нее — дорогого стоит. Я прекрасно осознаю, что каждый день рискую жизнью. Но не могу без этого: у меня, видимо, генетическая тяга. Я — «опилочный ребенок», четвертое поколение в цирковой семье Запашных.

Год назад мама завела меня в клетку к своим пантерам. Рискованный шаг, ведь хищники воспринимают только своего дрессировщика. Я вошла медленно, дала время к себе привыкнуть, стала говорить ласковые слова…

Пантеры — это сверхъестественные животные. Они реагируют даже на непривычный цвет майки. Придешь в светлой вместо обычной темной, и они уже напряженно на тебя смотрят. Мгновенно и без видимой причины пантеры впадают в гнев, а потом также стремительно становятся ласковыми. Необходимо обладать даже не шестым, а десятым чувством, чтобы понять: животное — на грани срыва, и нужно успеть от него увернуться. По статистике, каждый пятый дрессировщик не успевает. Я с ужасом вспоминаю, как на выступлении в Чехословакии мою маму зажал в пасти лев, пять человек не могли отбить. Он скальпировал ее. На операционном столе она дважды пережила клиническую смерть, а потом снова вышла на манеж. Теперь мой сын хочет работать «в клетку», и для меня нет ничего страшнее этого. На репетиции, а особенно во время выступления, я постоянно нахожусь в стрессовой ситуации. Достаточно, чтобы ребенок в зрительном зале помахал шариком, и животное может вспылить. Пантера — кошка, для нее перемахнуть через защитные сетки — ерунда. Если она слушается дрессировщика, то делает одолжение. Покорить пантеру невозможно, ее можно только убить.


…прыгнуть с Ворошиловского моста

Олег Слитков, художник

Конечно, я думал, как прыгнуть, прекрасно понимал, что если войду в воду не вертикально — капец. Если честно, в трезвом виде я бы вряд ли на это пошел. Но сложилась определенная жизненная ситуация, меня раздирали противоречия…

На мост пришел один. Было еще светло, люди ходили. Посмотрел вниз, вижу — очень высоко. Чувствую, становится страшно. И понял, если прямо сейчас не сделаю, то не сделаю вообще. Перелез, развернулся, держась руками за перила. И шагнул.

Сам полет как будто вырезали — отключилось сознание. Следующий момент: я глубоко под водой, какой-то вялый, будто контуженный. Над головой — желтая муть, всплывать так тяжело… И мысль: а стоит ли вообще напрягаться? С трудом поднялся наверх и снова начинаю потихоньку тонуть. Но рядом проплывал пароходик и оттуда стали кричать: «Эй, держись!». Вот человеческий голос меня привел в чувство. Потом меня быстренько выловили и — на «скорой» в БСМП. Сделали рентген и оставили в коридоре. А я ж не чувствую ничего. Шок. Мне стало скучно, я встал и ушел: по пояс голый, в мокрых штанах — к подруге ночевать. Еще и подрался с кем-то в каком-то дворе.

Ну, а наутро плохо стало, встаю — качает. Отвезли меня опять в БСМП, сделали анализы, и сразу доктор прибежал: «Срочно на операцию!». Оказывается, за ночь у меня от разрыва селезенки два литра крови в брюшину вылилось. Еще 4 часа — и конец. Селезенку удалили, а я, конечно, повалялся в больнице, поразмышлял о жизни. В соседней палате лежал парень, который тоже прыгнул с Ворошиловского моста — от любви, так он до конца жизни «овощ»: 5 переломов позвоночника. Мне повезло.

Высота Ворошиловского моста — 35 метров (высота 12-этажного дома)


…остановить сердце на 10 часов

Александр Дюжиков, главный сердечно-сосудистый хирург области

Самые сложные операции длятся по 7–10 часов. Конечно, останавливать сердце на целых 10 часов нежелательно. Это слишком долго. Оптимально часа на 2 — 3. На остановленном сердце самому хирургу работать спокойнее.

Сердце можно трогать руками, его можно переворачивать, но только в пределах внутренней полости. Ощущения всесилия у меня нет — есть уверенность, что все-таки мы что-то можем. Но иногда после удачных операций остается впечатление, что произошло какое-то чудо.

Какая операция запомнилась больше всего? Сразу после института я оказался в участковой больнице и буквально на 3 — 4-й день работы к нам привезли тяжелого пациента. Операция шла к концу, когда вдруг погас свет. Как заканчивать работу?! Нас выручили двадцать машин, которые окружили больницу и направили свет фар в окна операционной.

…Сегодня делали операцию новорожденному. Ребенку 25 дней, у него сердце размером со спичечный коробок…


…находиться в открытом космосе 22 часа 20 минут

Валерий Корзун, летчик-космонавт

Первое впечатление, когда открываешь выходной люк станции и смотришь вниз на Землю или вверх на Землю (в зависимости от положения станции), — непреодолимый страх — вот сейчас ты упадешь. Самое опасное — отсоединиться от станции в открытом космосе. Ты тогда просто превратишься в крошечный искусственный спутник. И уже никто тебя не спасет.

Конечно, в космосе я думаю о Земле, даже сны вижу земные. И, конечно, глядя в иллюминатор, я искал свой городок. Фотографировал всю Ростовскую область, определял, где Новочеркасск, где Шахты, но мою маленькую родину — Красный Сулин нашел только однажды. В космосе чувство оторванности от Земли не проходит, оно усиливается со временем. Наступает тоска по мелочам, которые окружают нас там, дома. Я люблю борщ, вареники, а на станции есть только сублимированные борщи. Да и форму держать нужно: «живой» вес должен быть не больше 85 кг.

Когда живешь в замкнутом пространстве и видишь человека каждый день с утра до момента, когда он выключит свет в каюте, он, мягко говоря, надоедает. Но мне всегда помогал житейский опыт. Ведь и на Земле приходится часто с кем-то уживаться и закрывать глаза на неприятные чужие привычки.


…проехать на велосипеде за день 235 километров

Андрей Терещенко, журналист-путешественник

Это произошло во Вьетнаме в холодный и очень дождливый день. Я все крутил и крутил педали от рассвета и до заката. Не потому, что хотел поставить рекорд, мне просто было негде спрятаться от дождя и отдохнуть. Стемнело, остановился, собственное физическое состояние оценил на «троечку». Посмотрел, сколько проехал — 235 километров (среднее расстояние дневного этапа на Тур де Франс — 170 — 200 км), похвалил себя и снова сел на велосипед…

За 13 лет своих странствий я «намотал» больше 40 тысяч километров, это расстояние равно длине экватора. А начиналось все с короткой поездки: в 1992 году распадалась страна, от СССР отделялись целые государства, и я решил съездить на Кавказ, написать о том, что там происходит. Под рукой был велосипед. Я сел и проехал 3500 километров. Не устал. А потом уже были Индия, Пакистан, Лаос, Непал, Камбоджа, Сингапур, Ливан, Сирия, Иордания…

Труднее всего оказалось в Иране: разгар июля, 50 градусов жары и ни одного деревца. Солнце жжет неимоверно, будто на тебя направили гигантскую линзу, которая тебя прожигает. Вокруг только мертвая пустыня. Ехать сложно, ветер бьет, как из аэродинамической трубы. Чувствую усталость — делаю остановку.

Через полчаса силы восстановлены.

За 13 лет мой велосипед меня ни разу не подвел.


…плавать и летать без рук и без ног

Сергей Бурлаков, человек с четырехкратной ампутацией

Очнувшись в реанимации после аварии, я сразу решил: буду тренироваться, вернусь к полноценной жизни. Когда я учился в техникуме, классная руководительница только на второй год узнала, что у меня ампутированы ноги.

Мастером спорта по плаванию стал через полгода занятий, потом — чемпионом России. Я не считаю себя инвалидом, инвалиды — те, которые ничего не могут, которые просят милостыню. Во время марафона в Нью-Йорке я протезами стер в кровь ноги, даже стоять было больно (Бурлаков прошел марафонскую дистанцию — 42 километра — за 6 часов 51 минуту! — «Главный»). Но отдохнул, поменял окровавленные чулки — и вперед. Правда, потом три дня ездил на коляске. А недавно взлетел на мотодельтаплане. Честно? Было страшно. Его и руками-то при ветре сложно удержать. К тому же боюсь высоты. Но и здесь я первый.

Зачем все это делаю? Не для себя, не для рекордов Гиннеса, а чтобы все поняли, что главное в человеке — не конечности, а голова и сила воли. Хочу, чтобы люди, в том числе абсолютно здоровые, посмотрели на себя со стороны. И захотели сделать как я, лучше меня. Чтобы не раскисали в трагедиях, а учились ценить то, что у них есть. Один парень в Украине в автокатастрофе потерял ноги. Жена сразу ушла с двумя детьми: видно, любила ноги мужа больше, чем его самого. Когда отец вошел к нему в палату, молча протянул газету со статьей обо мне. Тот словно заново родился: понял, что есть ради чего жить.

В августе 2006-го совершу велопробег Москва-Таганрог. Параолимпийского велосипедного спорта нет! Но если я могу участвовать в данном виде спорта, почему не сделать это? Людей всегда шокировало то, что я способен ездить на велосипеде.

В моих дальнейших планах — совершить восхождение в горы, перелет на Северный полюс и через Ла-Манш, кругосветное путешествие на веслах…


…родить 15 детей

Тамара Курницкая, мама

Хотели завести два — три ребенка и успокоиться. Никто не собирался ставить рекорды, все произошло само собой. Появился первенец Паша, за ним еще двое. Управляться сразу с тремя было трудно. Это теперь опыт есть, а тогда я, двадцатилетняя, впервые взяла в руки пеленки. Спасибо мама помогла, она тоже многодетная. Только малыши подросли, а четвертый уже на подходе. Сейчас мне 43 года. Восемь месяцев назад я родила пятнадцатого ребенка — Кирюшу. Если здоровье позволит, будет у нас и шестнадцатый. Считается, что тяжелее всего рожать первого, а со следующими все идет по накатанной. Мне же все пятнадцать раз было одинаково больно и одинаково радостно. Ощущения беременности, родов стали привычными, акушерки в больницах и вовсе как старую знакомую встречают. Сложнее всего нам выбрать имя новорожденному. Раньше долго думали, совет созывали, а теперь решили не мучаться и называть детей в честь родственников. Ребят в доме много, а по именам я их никогда не путаю. Только вот в последнее время даты рождения забываю, приходится в уме высчитывать, кто когда появился.

Читайте также:


Текст:
Полины Черкасовой, Лилии Астаховой, Полины Романовой, Ольги Майдельман.
Фото:
Дмитрия Норова, Виталия Погорелова из архивов героев публикации. Иллюстрации Леонардо да Винчи.
Источник:
«Кто Главный.» № 4
0
Перейти в архив