Кто такой. Сергей Петрович Никоненко родился 16 апреля 1941 года в Москве. С 13 лет Сергей занимался в драматическом кружке и в студии художественного слова. По окончании школы поступил во ВГИК , на курс Герасимова и Макаровой. Дипломный спектакль во ВГИКе — «Карьера Артуро Уи». По окончании ВГИКа в 1964 году работал в Театре-студии киноактера. В 1971 году окончил режиссерский факультет ВГИКа. В 1974 году дебютировал как кинорежиссер и сценарист. Муж актрисы Екатерины Ворониной.
— В публичности есть кое-что хорошее, конечно. Кому-то я руку протянул в трудную минуту. В 1967 году парень мне написал письмо: «Я хотел свести счеты с жизнью, но посмотрел фильм «Журналист». Вы меня убедили, что не надо эти глупости делать. Нужно дождаться лучших времен». И тогда я понял, что уже все мое творчество оправдано.
— А что он такого нашел в «Журналисте»?
— У моего героя уводят любимую девушку. Возможно, тот парень переживал то же самое.
— Кстати, о фильме «Журналист». Вы как-то готовились играть роль журналиста?
— Этот фильм снимал Сергей Аполлинариевич Герасимов. Я учился у него и знал: про то, что ты играешь, должен выяснить все. Я пошел в «Московскую правду», посидел там три дня. Посмотрел, как делается макет газеты. Посмотрел, как курят журналисты, как они пьют чай, как разговаривают... Понимаете, меня не бытовые детали интересовали. Мне нужно было понятьм — в каком весовом разряде работает журналист. И я понял: если в своем весе ты честный журналист, если ты не идешь на компромиссы, не лавируешь — тебе будет очень трудно жить. А уж после я столько продажных видел!
— Хотели дать звание заслуженного артиста, потом передумали и дали орден. Но звание дали потом, в 1974 году.
— Вручение ордена стало неожиданностью?
— В советское время у них так принято было: позвонили — срочно фотографию, завтра поздно будет! Я им нарезал фото с каких-то ролей и привез на «Мосфильм», в первый отдел. Был такой отдел, который курировал такие процессы. Пришел, говорят: вам дадут звание, так как вы сыграли уже 30 ролей. Это было в 1971 году. Потом замолчали. Думаю, ну уже забыли. Нет, глядь — орден дают. А когда время пришло получать орден, у меня шли съемки. Не срывать же! Поэтому награду я эту получал из рук заместителя начальника Госкино Владимира Баскакова. В тот день в его кабинете заседала чешская делегация, и ему пришлось вручать мне орден «в торжественной обстановке» прямо в коридоре. Да ладно! Мы не гордые.
— А что считалось более престижным — орден или звание?
— Вы знаете, не думал я никогда об этом. Слава богу, что мне это было все по барабану. Приятно, конечно, что куда-то зовут, что-то вручают. Но у меня был очень мощный учитель — Сергей Аполлинариевич Герасимов. Я учился у него дважды: актерское образование получил в 1964 году, режиссерское — в 1972-м. Самое большое счастье для художника — это творчество, это работа.
— Что ощущали вы, когда сняли свой первый дипломный фильм — «Петрухина фамилия», и он вдруг получил массу наград?
— Этой картине так повезло! Первый приз — в Оберхаузене, приз в Гренобле. Сергей Бондарчук, как председатель, три приза дал на первом студенческом кинофестивале. И вручение это даже снято на пленку, есть у меня в домашнем архиве.
— Как вам удалось для своего дипломного фильма набрать такой удивительный состав актеров (Наталья Бондарчук, Георгий Бурков, Екатерина Васильева, художник Адабашьян.— «Главный»)?
— Александр Адабашьян, который был на фильме художником, в то время был не таким известным, конечно, как сейчас. Как и все остальные... Я ему по дружбе свои вещи отдавал: брюки, сандалии, плащ... Он говорил, что уже такой взрослый, неудобно на шее у родителей сидеть.
— Мне было лестно получить премию из рук Галины Сергеевны Улановой. Тогда еще Кобзон вместе со мной премию получал. А после был концерт, который я вел. Кобзон пел. Потом Кобзон говорит: «Поехали в гостиницу «Юность», там первые секретари всех республик гуляют. У них завтра пленум. Поехали, выпьем с ними». Я сел за столик. Рядом — первый секретарь ЦК ВЛКСМ Эстонии. Я даже имя его помню — И ндрек Тооме. Я ему: «Завтра же пленум, как ты будешь себя чувствовать?» А он: «О! Я зафтра не фыступаю. Я буду только хлёпать. Одна таблетка валидола на язык, вторая — под язык и хлёпать». Он был, в принципе, молодым, моим сверстником. Не то что Политбюро ЦК КПСС . Там уже был такой «антиквариат»! Еле дышали.
— Как я понимаю, уже Ельцин подписал указ. Помните детали такого награждения?
— Ну, вы задали вопрос... Ей богу, не помню. По-моему, опять Госкино. По-моему, опять какой-то зам. Наверное, я опять был очень занят. Меня спрашивают: «А почему ты не на фестивале?» Я отвечаю: «Какой фестиваль? А кто сниматься будет?»
— Кстати, а вы в Оберхаузен в свое время ездили?
— Конечно, нет. И призы не у меня — во ВГИКе, за стеклом. Я прошу: «Когда-нибудь отдадите?» — «Отдадим, отдадим». Потом... Кто ездил за моими призами, даже не знаю. Я о награждении моего фильма узнал случайно.
— Режиссер этого фильма Гоша Шенгелия меня знал уже приличное время. А его помощник Женя Серов сказал, что я прилично играю на бильярде. На ту пору исполнители главных ролей — Гуськов и Будрайтис — к бильярдному столу ни разу в жизни не подходили... Это сейчас Гуськов уже умеет играть. Сейчас у нас с ним есть общий антрепризный спектакль — «Будьте здоровы, месье». Вместе с Вележевой и Ирой Купченко. Так вот где-то на гастролях смотрю: Гуськов уже умеет и в шар попасть, и в лузу. Но я его, естественно, обыграл. Этому фильму есть за что получать награды. Не только за сюжет. На втором плане много интересного.
— Играл поэта-алкоголика. С большим удовольствием. Помню эпизод с котенком, который в фильме сидит у меня на плече. Говорят: «Мотор!» А тут вдруг мимо идет котенок. Я его взял и положил себе на плечо. Пока я говорил свой текст, котенок перешел и лег мне на другое плечо. Но я, увы, даже не видел этот сериал.
— А какие воспоминания о Ростове остались?
— Нормальные, хорошие съемки. Всегда здороваемся с Серебренниковым, если встречаемся в ресторане ЦДЛ, где он регулярно обедает. Здоровается... значит, человеческий облик еще не потерял.
— Это надо у писателей спросить — за что? Это же премия Союза писателей. Помимо кинофильма «Пой песню, поэт!», в котором я сыграл главную роль — Есенина, я безвозмездно в 82 московских школах прочитал программу, посвященную этому поэту. Предваряя, кстати, стихами поэтов Серебряного века — Пастернака, Гумилева, Блока... Работаю я в домах для детей-сирот, в суворовских училищах. Выступаю в армейских частях. Это все безвозмездно. Иногда выступаем с актером Александром Пашутиным, который сам окончил суворовское. Как говорил Пастернак, «Есенин был живым, бьющимся комком той артистичности, которую мы называем моцартовской стихиею».
— Не могу себе представить, чтобы портретики Пастернака продавали в киосках «Союзпечать». А Есенина продавали, покупали и вешали на стенку.
— Да. И выжженного на дереве, и резцом вырезанного на черном фоне. То, за что раньше его так ругали, сегодня возносят. Собак кормил, покупал им хлеб и колбасу. И вот что главное: он не мог использовать весь свой русский язык, его мощь. Есенина без словаря Даля просто не прочтешь. Правда, Алексей Максимович Горький, он же Пешков, сказал: «Сереж, не пиши ты прозу. Ты же поэт! Большой, грандиозный. Твое дело стихи».
Так вот, я открывал Есенинский культурный центр. Узнав, что в подвале будет работать кафе, жильцы пожаловались в газету. Приходит Наталья Ртищева — я помню это имя, «Московский комсомолец». А по поводу кафе в подвале написали, что Никоненко открыл ночной клуб и там уже расцвел криминал, и жильцы боятся. Я им написал письмо, специально безграмотно: «Камсамольцы! Давайте вместе делать бизнес. Мае кафе еще не открытае, приносите стулья и барматуху, штоб напиться до дури. Хотя вам дури без того хватает». В таком духе.
— Чем дело закончилось?
— Да не стал я открывать там кафе. Хотя идеи у меня были безобидные: один раз в неделю — чай и спагетти бесплатные для поэтов. Ну, может быть, рислинг самый дешевый. Поэты же — такие замечательные люди, а выпить они готовы любую бормотуху — «Агдам», «Солнцедар». Сейчас в этом подвале студия звукозаписи. Записываем поэзию Серебряного века.
— Часто ли вас вообще обижали — чиновники, те же журналисты?
— Когда я создавал этот Есенинский культурный центр, в 1994–1995 годах, на всех этапах, хоть и понимали нужность дела, но всегда подозревали что-то такое: не пивной ли заводик хочет открыть? Мне сказали в верхах: «Валяйте! Мешать не будем, но и помощи не ждите». И на этом спасибо. А потом прямо сказали: «Сергей Петрович, людей надо заинтересовать. Вы уже человек немаленький, должны понимать».
— То есть вымогали взятку?
— Как вы догадались?
— Это к 60-летию. А до этого Путин же повесил мне еще один орден — четвертой степени — за заслуги перед Отечеством. И опять без высокого начальства обошлось. Ну, у меня же съемки! Это моя беда — никак не могу с великими встретиться, чайку попить.
— Вы об этом жалеете?
— Нет.
— А о чем вы сожалеете? Что бы вы такое хотели сделать, а не сделали до сих пор?
— Сложный вопрос вы задали. О чем я жалею... Я должен подумать, имею право.
Перейти в архив