Кто такой.
Народный артист Российской Федерации, актер театра и кино, кинорежиссер Константин Юрьевич Хабенский родился 11 января 1972 года в Ленинграде. Получил известность после участия в сериале «Убойная сила» (2000–2005) и роли Антона Городецкого в фильмах «Ночной дозор» (2004) и «Дневной дозор» (2005). Сыграл в фильмах «В движении» (2002), «Свои» (2004), «Статский советник» (2005), «Адмиралъ» (2008), «Географ глобус пропил» (2013), «Коллектор» (2016) и сериале «Метод» (2015). Также снимается в Голливуде — «Особо опасен» (2008), «Шпион, выйди вон!» (2011), «Черное море» (2014). 3 мая в прокат выходит фильм «Собибор», в котором Хабенский сыграл роль советского офицера ростовчанина Александра Печерского. Этот фильм — дебют Хабенского в качестве режиссера.
— Почему именно история Собибора была выбрана в качестве режиссерского дебюта?
Отчасти это совпадение — меня пригласили на главную роль в этом фильме, я начал размышлять над сценарием, предлагать какие-то свои решения, мне предложили стать режиссером, я сначала отказался, потом согласился. Но на самом деле, мне кажется, кроме элемента случайности, в этом есть и какая-то закономерность. В Советском Союзе снималось очень много фильмов о войне, о героизме на фронте. Но картин о концлагерях, о том, как человеческий дух в лагере умирает и воскресает, практически не было. Кстати, Печерский еще в 1970-е годы предлагал сделать такой фильм, но ему отказали. А это тема очень интересная и важная, и не только из-за исторической памяти и нашего долга перед этими людьми. Просто представить это — люди работают, идет, в общем-то, обыденная жизнь, то есть не обыденная, конечно, но все-таки с каким-то бытом, мечтами, любовью. А в нескольких сотнях метров душат людей газом, в «удачные» дни — по тысяче, по две, и сжигают трупы. А еще чуть в стороне сортируют вещи убитых — обувь, одежду, украшения. Как ведет себя человек вэтой ситуации? Что позволяет ему сохранить себя? Разве можно отказаться от работы над фильмом, который дает возможность задуматься над этими вопросами? Вот я и не смог отказаться.
— Мнение о герое фильма — ростовчанине, лейтенанте Красной Армии Александре Печерском.
Это был совершенно удивительный человек. Ведь на самом деле загадка, как он стал руководителем восстания. У него не было практически никакого боевого опыта, он занимался в армии делопроизводством, до этого, во время срочной службы, был писарем. То есть вообще ничем никогда не командовал. А тут вдруг люди признали его своим командиром, буквально с первого дня в лагере, и начали вокруг него объединяться. И в итоге он за несколько дней разработал не просто план побега, а целую боевую операцию, которая, в общем-то, удалась: сотни людей бежали, десятки спаслись. Еще один момент — ведь он никуда не выезжал из СССР, никогда не общался с иностранцами. А в Собиборе советских граждан было не очень много, в основном польские евреи, голландские. Все говорят на языках, которых Печерский не понимает, никто не понимает его — идишем он не владел, только немецким, и то довольно плохо, по-видимому. И он всех этих людей, с совершенно другими представлениями о жизни, с другим опытом, сплотил, вдохнул в них надежду и повел за собой. Вот это самое удивительное, по-моему.
— О подготовке к роли и съемкам.
— Я довольно много читал о Печерском: его воспоминания, исторические книги. Но на самом деле это может как помогать актеру, так и мешать. Тут важно не переусердствовать. Потому что бывает так, что актер так много знает о своем герое, что потом боится сделать шаг без подсказки из литературы: а было ли такое на самом деле? Мне всегда важно узнать какую-то фактическую канву — главные даты, факты, а потом по этой канве импровизировать. Мы не знаем, в какое время, в какой барак заходил Печерский, что он там говорил. Важно понять не было или не было, а могло ли быть, находится ли то или иное решение в логике характера Печерского, вообще тех событий. Хотя у нас были замечательные консультанты — историки из Фонда Александра Печерского, которые знают о нем, кажется, все. Но скрупулезная точность важна в первую очередь в подборе реквизита, вещей, машин — условно говоря, в фильме про 1940-е годы не должны говорить по мобильным телефонам. И с этой точки зрения, мне кажется, мы сделали все, что могли. А в характере героя важнее внутренняя достоверность, чем внешнее правдоподобие.
— О режиссерском опыте.
— Раньше мне казалось, что я никогда не стану режиссером, не захочу и не смогу. Я работал с прекрасными режиссерами, смотрел на них и понимал, что это не мое. Но теперь, видимо, пришел возраст, накоплен какой-то опыт. В общем, когда мне предложили стать режиссером этого фильма, я долго думал, сомневался, но в конце концов согласился. Получилось ли — судить не мне. Могу только сказать, что это, конечно, опыт, который в корне отличается от актерского. Из режиссерского кресла смотришь на съемочную площадку совсем другими глазами, чем из любой другой точки.
— Об актерском составе картины.
— У нас играют актеры из разных стран, поэтому на площадке рабочими языками были русский и английский, а в кадре звучат еще идиш, немецкий, голландский… Я говорил, что Печерскому каким-то чудом удалось объединить весь это разноязыкий Вавилон вокруг себя, поэтому мне казалось важным, чтобы разные языки сохранились и в фильме. Так зрителю легче почувствовать, как трудно было Печерскому сориентироваться в этой пестрой толпе, какой масштаб личности был для этого нужен. Это как раз к вопросу о достоверности и правдоподобии — здесь они совпадают. Конечно, такой подход к кастингу создавал некоторые трудности — пробы по скайпу, общение с актерами через переводчика. Но, мне кажется, это особенно не повлияло ни на процесс, ни на итоговый результат. Конечно, из актеров, занятых в картине, внимание приковывает в первую очередь Кристофер Ламберт — голливудская звезда, известный в первую очередь по фильму «Горец», но сыгравший много других замечательных ролей, многие из них в то время, когда я еще в школу ходил. Наблюдать за ним на площадке было поучительно. Большой профессионал, он задумал психологически оправдать своего героя, коменданта первого сектора лагеря, эсэсовца Карла Френцеля. Не из симпатий к нему, конечно, просто Ламберту казалось важным вжиться в роль настолько, чтобы до конца понять и простить персонажа. Вряд ли эта попытка полностью удалась: мы не готовы согласиться с тем, что палач Собибора на самом деле был просто жертвой обстоятельств, что у него не было выбора. Нам мешает генетическая память, думаю. Но Кристофер сделал максимум возможного, нашел какие-то ходы и убедительно все это сыграл. У него еще глаза очень подходящие для этой роли — такой, знаете, взгляд растерянного волка.
— Как вы попали в фильм «Шпион»? Это как-то было связано с фильмом «Особо опасен»?
— Режиссер картины Томас Альфредсон приехал в Москву, встретился со мной и сказал: «Константин, мне надоело, что русских в иностранных фильмах изображают идиотами. Я знаю ваши работы и хочу, чтобы вы сыграли эту роль». Видимо, он видел «Особо опасен», другие мои работы в англоязычных фильмах.
— Как, на ваш взгляд, западные продюсеры следят за происходящим в российском кино?
— Следят так же, как и за любым другим провинциальным, с их точки зрения, кинематографом, то есть не очень пристально.
— Как ведут себя на съемках западные звезды? Как взаимодействуют с режиссером? Проявляют ли инициативу? Можно что-то позаимствовать?
— Главное качество западных звезд — запредельный профессионализм. Актер делает то, что говорит режиссер. И не только во время съемок, а еще на стадии репетиций, чтобы режиссер заранее видел, где недобор или перебор, — до того, как включатся камеры. А потом выходит на площадку, и не важно, кто это — Гэри Олдмен, Морган Фримен, Анджелина Джоли, Мила Йовович или никому не известный артист эпизода, — они в равной степени отбрасывают все свои амбиции, статусы, звания, комплексы и работают. За пределами площадки между ними может быть пропасть, а здесь они все — одна команда. Хорошее настроение, плохое, душевный кризис — не важно. Девять дублей? Ок, значит, будет девять дублей. Нон-стоп. Работа в такой атмосфере сама по себе многому учит, дисциплинирует.
— Есть какие-то дальнейшие планы (приглашения) в этом направлении?
— Как известно, для подавляющего большинства российских (европейских) актеров препятствием является английский язык. Я — не исключение. Чего-то серьезного я в Голливуде по определению не добьюсь — именно потому, что не умею «дышать на английском языке». Язык, на котором работаешь, нужно ощущать. К голливудским историям я отношусь скорее как к некоему приключению, возможности поработать с выдающимися актерами.
— Назовите, пожалуйста, ваши самые знаковые роли и почему?
— Я стараюсь не браться за роль, если герой мне не интересен. Не симпатичен — это другое, а именно интересен. Наверное, были какие-то проходные, случайные работы, но зачем о них вспоминать. Поэтому выстраивать иерархию своих ролей мне трудно. Каждая — это, простите за пафос, часть меня, моего опыта, я что-то из нее вынес, чему-то научился.
— Есть ли еще роли, которые вам хотелось бы сыграть?
— Каждый актер думает, что его главная роль впереди.
— К чему лежит больше душа: к кино или к театру?
— Это совсем разные сферы, я даже стараюсь их разводить во времени, чтобы не скакать со съемочной площадки на театральные подмостки и обратно. Я пытаюсь сначала закончить с одним, а потом взяться серьезно и ответственно за другое. Спектакль и фильм совпадают только в одном: актерам желательно знать текст, ну или хотя бы понимать, о чем он. Все остальное — разное. Театр обязан быть эмоциональным. На пределе. Он для того, чтобы человек перестал себя контролировать. Все два-три часа зритель должен быть таким же беззащитным, как и актер. В кино я о зрителях почти не думаю, не представляю их в лицо, не вступаю в диалог. Но там другое — ты никогда не знаешь заранее, что останется после монтажа, а что выбросят. Вкладываешься в какую-то сцену, отыгрываешь через не могу несколько дублей, добиваешься, как тебе кажется, какой-то убедительности, а этой сцены в фильме потом нет. И чаще всего режиссер прав, ты это понимаешь, но все равно бывает обидно. В театре играешь всегда набело, без возможности помарок, а в кино, наоборот, любой эпизод может оказаться черновиком.
— Действительно ли вы не смотрите картины с собственным участием?
— Смотрю, конечно, как иначе поймешь, что удалось, а что нет. Смотришь, делаешь выводы: тут ошибка, здесь неверно, о, а это неожиданно хорошо вышло, даже не знаю, как закрепить.
— Почему и в какой момент, по вашему мнению, к вам пришла всероссийская популярность? Отношение к славе — изменила ли она вашу личность?
— Я думаю, что известность пришла ко мне не через театр, а с «Убойной силой». Не стоит этого отрицать, надо сказать огромное спасибо Сереже Мелькумову и Первому каналу, который сделал этот проект, потому что один из важных этапов продвижения в профессии — это когда актера начинают узнавать в лицо. Звездная болезнь… да, бывает, наверное. Узнаваемость — штука сложная, к ней нужно привыкать. У тебя вдруг начинает меняться походка, потому что тебя узнают, могут в любой момент сфотографировать, и ты хочешь казаться лучше, прямее… Я благодарен людям, которые узнают меня, подходят, разговаривают, просят. Значит, смотрят, ценят. Но есть моя личная жизнь. Раньше, когда еще не было смартфонов, любимым актерам все время предлагали выпить — а сейчас зовут сфотографироваться. Но я фотографируюсь с теми, кого люблю, знаю или хотя бы с кем уже провел какое-то время, познакомился, пообщался. В кино, театре я могу с вами поделиться болью, радостью — чем угодно. И это счастье. Но за пределами профессии — моя собственная жизнь.
Перейти в архив