Договариваться об интервью с Александром Рыбаком мы начали еще в сентябре — как только стало известно о его предстоящем концерте в Ростове. «Рыбак не дает интервью глянцу», — резюмировали несколько посредников в этих переговорах. Кроме нас, только два российских журнала получили доступ к телу. По слухам, один — за большие деньги, второй — по давней дружбе с кем-то из его окружения. В офисе, где с мая песня Fairytale звучала одновременно из четырех мобильных, поиск ее автора стал чем-то вроде соревнований по ловле рыбы на крючок без наживки, то есть без личных знакомств и без денег. В конце концов телефон концертного директора мы все-таки раздобыли. Беседа переносилась несколько раз. Сначала музыкант обещал поговорить во время московского визита, но график был слишком плотным. Потом пару раз откладывался международный звонок в Норвегию. Наконец, я набираю номер директора в 10:30 по норвежскому времени, как договаривались. С Россией разница — два часа. «Вы позвонили слишком поздно, мы ждали вашего звонка два часа назад, теперь мы в самолете. Позвоните, когда приземлимся в Санкт-Петербурге». Когда я позвонила в очередной раз, Александр Рыбак стоял в очереди на паспортный контроль. Видимо, поняв, что отступать некуда, он согласился ответить на наши вопросы. Причем на русском языке, которым почти не пользовался с шести лет и до победы на «Евровидении».
— После победы на «Евровидении» своим артистом вас считают три страны. А что в вас русского, норвежского и белорусского?
— О, это очень хороший вопрос. По-моему, Белоруссия и Россия, их культуры и климат очень похожи. И у меня очень много ностальгии, с ними связанной. Когда здесь идет снег или дождь, мне очень приятно, я вспоминаю себя в детстве. А в Норвегии высокие горы, все очень-очень улыбаются... Но я все-таки белорус. Меня же вывезли из Белоруссии. А в России живет мой дядя — это единственная родственная связь с Россией. Хотя на четверть я русский.
— Кто в вашей музыкальной семье сегодня самый авторитетный музыкант?
— Вроде бы я. Когда я только пошел в музыкальную школу, то уже начал спорить с папой и играть все по-своему. Я прислушивался к его мнению, понимал, почему он настаивает на том, что нужно много заниматься. Но я не хотел играть классические произведения так, как папа считает правильным. Всегда, когда человек начинает делать что-то новое, ему очень трудно убедить окружающих, что это... что с этим можно прославиться, получить... как сказать по-русски success?
— Успех.
— Да, добиться успеха. Так что нужно было немножко пострадать, подождать, пока моя цель не будет достигнута. Но я никому не говорил: «Вот увидите, я выиграю «Евровидение». Я молча работал, ждал и надеялся.
— Родителей не смущало ваше увлечение популярной музыкой?
— У меня всегда были хорошие аргументы.
— Финансового характера?
— Не только. Мне больше всего нравятся мелодии, простые мелодии. Главное, чтобы они были красивы и гармоничны, жанр для меня вообще не важен. Например, когда вы отмечаете праздник, то вам гораздо интереснее слушать быструю популярную музыку. А когда хочется расслабиться, подумать, без барабанов, без ритма, тогда подходит великая классика. Когда папа мне говорил, что, например, Бах написал это место так, нужно играть флажолет. А я спорил, ведь гораздо красивее сыграть обычную ноту.
— Вы спорили с Бахом?
— Ну, с ним просто спорить — он умер.
— Проснулся знаменитым — это про вас?
— Что вы имеете в виду? Знаменит ли я? Или правильной ли дорогой иду? Извините, мой русский не очень хороший, я не понял вопрос.
— Слава на вас обрушилась внезапно?
— А... Нет, это не про меня. Сначала я участвовал в норвежском проекте, похожем на вашу «Фабрику звезд». Но там выступил не очень успешно, потом был проект... не знаю, есть ли у вас аналог. Какие-нибудь «Русские таланты»? Ну, в общем, это неважно... Перед «Евровидением» я выиграл еще пару национальных конкурсов. И я сомневался, стоит ли идти на европейский конкурс, потому что выиграть третий было бы неприлично.
— Значит, в Норвегии вы популярны давно, Россия в вас влюбилась после «Евровидения». А как насчет остальной Европы? Из французских мобильников звучит ваша песня?
— Сейчас я вообще не популярен в Норвегии — люди узнали, что у нашего Первого канала нет денег на трансляцию чемпионата мира по футболу, потому что все они ушли на «Евровидение». Но для тех моих поклонников, которые равнодушны к футболу, ничего не изменилось. Меня там воспринимают как национального героя, но это понятно, я же представлял страну. А вот то, что в России меня так хорошо принимают, было неожиданно и очень приятно. А остальная Европа... Во Франции и Германии есть мой лейбл Universal, самый лучший. Но популярность у него не очень большая. Потому что там «Евровидение» смотрели не больше пяти процентов населения. Непросто быть везде... Трудно пробиться во всей Скандинавии: Дании, Швеции, Финляндии. А Швеция вообще отдельная история. Моя музыка там популярна, и я продаю там много дисков, но все музыкальные критики дают мне «единицы» и «двойки». Им не нравится. Норвежцы дают мне «пятерки» - «шестерки», а шведы не любят.
— С тех пор, как лицо ваше стало узнаваемым, вам наверняка поступало много разных предложений. Какое из них было самым необычным?
— Необычным... Ну что ж. Дядя мне сейчас предложил, чтобы моя физиономия была на майонезе из Белоруссии. Вообще, вы знаете, пару дней назад я стал думать о том, чтобы подготовить какие-то истории для интервью. Потому что мне задают вопросы, например, «что самое стыдное произошло летом». А я, честно, ничего не помню и не могу нормально ответить. У меня так много всего сейчас происходит, что я ничего не запоминаю. Все время поступают разные рекламные предложения — представлять одежду, продукты какие-то. И не за миллионы, конечно, но за много сотен тысяч. У меня теперь вообще странно жизнь устроена... Люди платят мне деньги, чтобы я веселился.
— Как вы относитесь к сравнению с Димой Биланом?
— Очень хорошо. Мне нравится его энергия на сцене, чувствуется, что он все время работает. Сколько раз он уже пел эту свою песню Believe me? Две тысячи раз, как минимум. И все равно дает людям энергию. И я стараюсь выступать по такому же принципу — не забывать, что люди платят деньги за мои концерты, значит, они хотят получить от меня настроение. А послушать музыку можно и на диске, за меньшую цену.
— А вы не боитесь стать автором одной песни?
— Да это же самая большая мечта! Я же, в первую очередь, не артист, а композитор. А что может быть желаннее для композитора, чем написать хит. Я очень обижусь, если песню Fairytale забудут. Даже если у меня есть только одна
Я обрадуюсь, если через много лет будут говорить, что это Александр Рыбак — автор этой песни. Конечно, у меня есть много композиций, и я буду еще писать. И не только для собственного исполнения, но и для разных артистов. Но по скольким мелодиям меня запомнят — не важно, главное, чтобы не забыли вообще.
— 23 ноября в России выходит переиздание альбома «Fairytales. Зимняя сказка». Зачем вы его переиздали?
— Мы в нем две-три песни переведем на русский. Это переиздание только для тех, кто еще не купил альбом, но хочет купить. Поэтому теперь им лучше немного подождать до выхода его новой версии. Это только для российских поклонников.
— А кого из российских музыкантов знают в Норвегии?
— «Тату». Никто еще в истории российского шоу-бизнеса не получал такой статус в Скандинавии, как эти девочки. Потому что никто другой не пробовал понять скандинавскую музыку. А они создали интернациональный стиль, в котором есть и норвежские черты... Конечно, в Норвегии, как и во всем мире, знают Шостаковича, Чайковского и Рахманинова. Это, кстати, мои любимые композиторы. Мне очень нравится русская оркестровка.
— У вас скоро концерт в нашем городе. Когда вы впервые услышали о Ростове-на-Дону?
— Папа мне рассказал. Когда узнал, что я сюда приеду, сказал, что он здесь бывал, и это очень красивый город, и посоветовал, если у меня будет время, обязательно его посмотреть. Надеюсь, что и публика у вас хорошая. Наверное, они будут подпевать, когда я буду русские песни петь. Простите, я уже должен класть трубку, меня ждет огромная очередь. Я еще не совсем зазвездился.
Перейти в архив