В начале 1974 года поэт Татьяна Крещенская начала вести неофициальную поэтическую студию в здании Ростовского госуниверситета на Горького. В какой-нибудь пустующей аудитории собирались читать свои стихи Георгий Булатов, Гарик Бедовой, Игорь Бондаревский, Александр Иванников, Александр Брунько и другие поэты. Именно там Татьяна познакомилась со своим будущим мужем Александром Иванниковым.
Позже Иванников и Крещенская организовали литстудию у себя дома. Брунько был частым гостем. У поэтов завязалась теплая дружба. Они вели переписку на протяжении 15 лет! Некоторые из этих писем уже опубликованы на сайте «45-я Параллель».
В распоряжении «Главного» - одно из последних писем Брунько Александру Иванникову, которое датируется 2 декабря 1991 года. Также мы публикуем стихотворения, которые поэт приложил к письму. Орфография и пунктуация сохранены.
Александр!
Не заблуждайся: никакой ты не предозерный поэт! Ты – пред – о с у д и т е л ь н ы й! Как, впрочем, и Ваш покорный слуга… То-есть – я. А если серьезно – ты очень вовремя появился здесь, в этом проклятом декабре, пусть и трижды античном! Я как раз собирался ехать в Ростов, чтобы напиться – такое скверное было настроение и состояние! И зашел по пути на электропоезд к Полине. Она тотчас же ощутила мою депрессию и принялась отговаривать меня от поездки, да ничего бы у нее, вероятно, не получилось, кабы она не вспомнила о твоем письме, полученном вчера. Вот оно-то, письмо это, - и рассеяло несколько мою хандру. Во всяком случае в Ростов я не поехал. Вот она – «Волшебная сила искусства»!
А стихи, кроме шуток, мне очень понравились. Что называется – «попали в жилу»! Вот именно: «…гремит погребальная месса в тихой покойницкой санкт-октября»… Это (я о стихах!) - замечательно! Просто здорово! Да еще в наши-то времена, когда не только что в магазинах – в книгах и журналах – нет ни х е р и щ а ! Если говорить о стихах. А вскорости, батенька, и последнее исчезнет. Вот давеча (или намедни) был я у Гриценко – вычитывал корректуру своей подборки, что должна выйти в 10-м номере «Дона». Гриценко встретил меня что называется – с распростертыми, и совершенно неожиданно и (как мне показалось) искренне поздравил меня с выходом «Баллады о бессоннице». По его словам, они чуть ли не всей редакцией (!!!) вслух – с начала и до конца – читали бедную мою поэму, написанную едва ли не 20 лет назад! Один из редакторов журнала после этого изрек: «Надо же! Этот поэт обернулся к читателю совершенно другой стороной своего дарования!» Конец цитаты! Интересно – какой «другой» стороной?!
Так вот, ободренный таким приемом, я вякнул: «Анатолий Иванович! Давай я занесу тебе новые стихи на следующий год!» В ответ Гриценко отчаянно и сокрушенно замахал руками: «Да подожди, Саша! О чем ты говоришь?! Скорее всего – в новом году журнала вообще н е б у д е т ! Если повысят цену на бумагу (она уже сейчас – 900 руб. за тонну!) - журналу *****ц! Издательство еще, может быть, выживет за счет всяческой детективно-приключенческой х****, а нам (т.е. «Дону») - хана! Так что не спеши, подожди, Саша, до Нового года – там видно будет.
Вот такие дела, голубчик ты мой, Иванников! И в самом деле, встретил я Безбожного (бывший редактор «Росиздтата» - «Главный») – совершенно потерянного (я его таким никогда не видел еще!) Он мне сказал всего одну фразу: «Похоже, что всё – в прошлом». Я, разумеется, уточнять не стал.
Остается утешаться тем, что «нищему разбой не страшен!». Не печатали нас почти всю жизнь – а теперь и самим б***м печататься негде! Да, старик, это – блокада! Мы-то, Саша, выживем, Бог даст! Как писал в свое время Слуцкий – «И мы, припертые к стене, - в ней точку обрели опоры!». Всё правильно. А вот Фроловым, Аршакам и прочим Суходроченкам – действительно *****ц! Какой ***ак будет их издавать?! А мы – попомнишь мое слово! –дождемся своих меценатов и издателей, поскольку у нас, как ни крути, - есть ч и т а т е л и! Пусть мало, но есть. А сколько их должно быть?! Миллионы? Стадионы?! Это же смешно. «Никого на свете нет, только я да БОГ…» В этом суть. Так что не надо скорбеть и печалиться. Всё нормально: «Наша победа – не наша вина ли?». Да, увы, скоро толпы нищих займут все ступеньки подземных переходов! И скоро, пробираясь как на вокзале, через эти сонмища дранных шапок и протянутых десниц, - ты увидишь большой, траченный молью и дождем, плакат: «ПОДАЙТЕ НИЩЕМУ ПОЭТУ –ГЛАШАТАЮ И ПРОВОДНИКУ ПЕРЕСТРОЙКИ!». Приглядишься, и …узнаешь какого-нибудь Новицкого! Я понимаю, Саша, смеяться над нищими – не по-христиански, мягко говоря… Да я и не смеюсь, вернее – не надсмехаюсь. Просто пытаюсь развеселить немного сам себя. Да и тебя… Хотя от подобных улыбок – одно мгновение – до слёз… Мы ведь, слава БОГУ, дожили до времен, когда беспощадно внятно становится Великое Речение:
БЛАЖЕННЫ НИЩИЕ ДУХОМ, ИБО ИХ ЕСТЬ ЦАРСТВИЕ НЕБЕСНОЕ! – во всей его полноте: праздничности и трагичности… Во всей нестерпимой страшной высоте – СВОБОДЫ.
Ну вот, после этого слова – я вряд ли что могу добавить. Поэтому прошу тебя: будь здоров и весел, по возможности. Мой громадный привет Тане, пусть не болеет и пусть пишет. Дай вам Бог!
А теперь – слушайте (читайте) мои новые стихи.
А. Брунько, 2.12.91.
Два верлибра
Посв. А.Иванникову
1.
Ветка сирени,
Вытянувшись из куста,
Медленно и ласково гладит небо –
Как женщина – «до того»,
Или – точнее – «после»…
И такая, мать твою, психоделическая,
Такая риторическая тишина!
Кстати, а который час?
2.
Погода – благодарение Богу – хорошая,
И магазин открыт,
И даже хлеб привезли,
ДА Х**И ТОЛКУ:
На электричку-то все равно опоздал!
***О Великий и Могучий!
Гвоздь – торчит,
И гость – торчит:
Гвоздь – слишком большой,
А гость – под анашой!
Почитали? Получили естетическое наслаждение? И – хорош на сегодня!
Даст Бог – напишу еще… Обнимаю – А. Б.
***КРИК
Под гром и гам колес трясутся крыши,
По щелям – по углам скребутся мыши –
Запхайся сам в дыру, дыши потише:
Сим победиши!
Спи из последних сил – Москва за нами!
Шмаляй в чужую явь шальными снами!
Да будет тьма твоя ясна, как знамя,
И тишина – громадна, как цунами!
Пока гудит-скрежещет дикий хаос,
Да лыбится зловещий микки-маус –
Усни! Забудь про эту жизнь: черт с нею!
Смерть в наши дни –
Честнее…
*
Это крик не боле / и не мене! /,
Это ворог-мрак достал до сердца…
Встань, умойся, отвари пельмени,
Накорми кота-единоверца.
А потом, в огонь швырнув полено,
Ты п р и с л у ш а й с я -
Побудь на месте:
Одиночество ночной Вселенной
Плачет в стекла тишиной созвездий.
Там, в мирской степи, средь шпал и клавиш –
Чьи слова, слова, слова – родные?
Окликая сон осенних кладбищ,
Поезда снуют, как заводные.
Там, средь трав, в затравленной Отчизне –
Ветер!
Смертным дуновеньем воли…
Это крик «какой-то новой жизни»,
Это крик – не мене и не боле!
…А у нас – тепло, уютно в доме…
И пускай ни сладких яств, ни брашен –
Кот-единоМЫШленник – на стрёме,
Значит, микки-маус нам не страшен!
***
Расстели – как рулон – эту осень, рывком – расстели,
Эту звездную дельту
презрительно брось мне под ноги!
Вот стою я – ты видишь меня?
– я творец, властелин!
Я - пролог и пророк!
Я – бессмысленный прах – в эпилоге…
Всю-то жизнь я постился в пустыне густой пустоты,
Не шептал, но –
Глаголил, витийствовал! –
Хавал акриды…
Расстели ж предо мной эту степь!
Дай взглянуть на цветы,
Что живут без надрыва –
Без подвига –
Без обиды…
***
Это – осень на дворе, это – жизнь:
Капли смутные в ветвях да туман…
Чьи ты, братец, обживал этажи?
По каким бродил дремучим томам?
Что за темень, бедный,
Зрел - не узрел?
В чью пустыню пробирался, как тать?
Все ли сладости отведать успел?
Все ли клады преуспел – откопать?
Всех имен вкусил блаженный дурман?
Всех былых, летейских, медленных лет?
… А в окне-то осень –
Осень, туман, -
Жизнь! –
Чему, дружище, имени нет…
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ / Автопортрет/
1.
Мои ученики – пристроены при «школах»,
Мои черновики – отобраны при шмонах,
Друзья – по одному – отпрыгнули, как блохи…
Жизнь:
Из тюрьмы – в тюрьму,
В эпоху из эпохи!
Я продан, пропылён, продут в лихих метелях,
Моих былых мадонн е*** в чужих постелях –
Кого спасать?!
Итак – бесстрастной сути ради –
Запишем: мир – бардак, увы – все люди - б****!
2.
Табак. Точнее – крошечная малость.
Мундштук. Газеты пожелтевший номер.
Да рукописей пук… Всё, что осталось:
Хозяин переехал или помер.
Он был поэт: то разражался смехом,
То что-то с жару вдалбливал потомку,
Но не успел, видать… ****ц котенку:
Не всё ль едино – помер иль уехал?
