Есть ли дамы в Антарктиде?

Для человека, который захотел попасть в Антарктиду, есть три пути. Путь номер один — любой гражданин страны-участницы Договора об Антарктике может претендовать на работу в Антарктиде. Второй путь — можно получить грант на свою научную или творческую программу. Например, снять кино. Если ты не известный писатель или режиссер, тo шансов мало. Третий путь — это туризм. За неделю надо заплатить порядка 20 000 долларов. Этот вариант мною не рассматривался.

Когда мои друзья узнали, что я иду в Антарктиду, они разделились на два лагеря. Одни говорили, что круто, другие — чувак, ты сошел с ума, ты добровольно едешь на зону, мол, найдутся упыри, которые будут бить тебе очки каждый день. Я верил, что все будет хорошо. Но это не аксиома... Почему я захотел в Антарктиду? Корни — где-то в детстве. Мне всегда хотелось там побывать, тем более — пожить, поработать. Но надо понимать, что дома тебя не будет очень долго. Зимовка — это календарный год, а в нашем случае даже 13 месяцев. Плюс дорога. 23 февраля 2015 года мы вылетели из Питера в Кейптаун через Эмираты. Потом сели на судно и через полтора месяца, 10 апреля, пришли на станцию «Беллинсгаузен». На берег в Питере мы вышли 1 июня 2016 года. Плюс период подготовки, довольно серьезная бумажная работа с документами. Нужно пройти медкомиссию, потратить пять рабочих дней. Потом — курсы безопасности, нужно сертифицироваться, получить удостоверение личности моряка и к нему мореходную книжку, где записана твоя судовая роль, ведь путь будет лежать через океан.

Все станции устроены примерно одинаково, не только российские. Это автономные поселения. Некоторые отрезаны от мира девять месяцев в году... Камбуз, к нему прилегает жилой блок, тут же дизель-электростанция — сердце станции, вся энергия идет оттуда, в нашем случае стояли два двигателя от камаза. Обязательно — насосная станция, которая качает воду из озера. Близость озера — один из критериев установки станции... Но озеро есть не везде, на станции «Восток» пилят лед, а потом его обогащают солями и минералами. Потому что талая вода вымывает соли — зубы «летят», кости становятся хрупкими. Это очень серьезный вопрос... Во время смены количество людей удваивается или даже утраивается. Потому что приезжают специалисты, которые работают только в летнее время. Это биологи, гляциологи, какие-нибудь съемочные группы, люди со своими летними научными программами. В холодное время года все замораживается. От России в Антарктиде на данный момент работают пять станций зимовочного состава, порядка 115 человек. На нашей станции было 16 человек. Это зимовочный состав, подчеркиваю. Сезонный может доходить до 40. Обязательно должен быть доктор — хирург и анестезиолог в одном лице. Повар, радист. Должен быть системный администратор — специалист по сетям, по компьютерам, потому что у нас спутниковое оборудование, «репорты» необходимо отправлять каждые четыре часа. Это группа жизнеобеспечения. Существует еще и наука, у нас были океанолог, гидролог, метеоролог. Метеоролог должен пять раз в сутки снимать показания с приборов, расположенных на метеоплощадке, и отправлять «репорты». Чувак по имени Сережа был на недосыпе перманентно, постоянно с сигаретой, очень серьезный, немногословный малый. И была ремонтно-строительная бригада, куда я пошел строителем, техником по ремонту. Обычно бригада состоит из бригадира плюс два или три человека. Ну и начальник станции. Он, как капитан на судне, устанавливает свои порядки. Он и отец родной, и кнут, и пряник. Как он скажет, так и будет. Говорят, что зимовку могут испортить два человека — начальник станции и повар. Повар — очень важная единица, как поешь, так и поработаешь. Нам повезло — у нас был повар ресторанного класса.

Боже упаси. В основном это заморозка и бакалея. Консервы, конечно, были, но их стараются избегать. В основном — мясо, рыба, овощи, бакалея. Яйца — обязательно. Все это завозится на год.

Раз в неделю их переворачивают... Есть контейнер глубокой заморозки с метровыми стенами. Есть обычный судовой контейнер — какая температура на улице, такая и в холодильнике... Повар, как и я, был первый раз в Антарктиде. Он вегетарианец, а ему каждый день надо было возиться с мясом и пробовать. Он звал друзей и говорил: «Попробуйте ребята, суп нормальный?» А там был вкуснейший гороховый суп с копченостями. Саша не подвел ни разу. До этого он был в Индии, жил в разных странах, потом решил ехать в Антарктиду, сейчас собирается опять. Ему это подходит. Ему это нравится.

 Деньги сравнительно небольшие. Институт Арктики и Антарктики — бюджетное предприятие. Средняя зарплата полярника — 50–60 тысяч рублей. Самая низкая — 43 тысячи. Бывает под 100. Я получал 66 тысяч. Но деньги ты там почти не тратишь. Это привлекает одиноких юных романтиков. Возвращаешься домой, у тебя отпускных 220 тысяч, и на карте — миллион.

 С Дальнего Востока, с Камчатки, из Москвы, из Краснодара. Есть люди, которые попадают в Антарктиду случайно. Больше чем у половины первая зимовка идет за две: за первую и последнюю. А есть люди, которые подсаживаются и ходят из года в год. У нас был начальник ДЭЗа, главный энергетик. На станции мы праздновали его 60-летие и 15-ю зимовку... На станции — такой срез общества. В этом и сложность ситуации, и в то же время ее прелесть. У нас был свой анархист, свой либерал, свой православный на всю голову, был коммунист, был нигилист, фашист, который считал, что во всем виноваты евреи. Был свой интеллектуал, свой молчун, свой плебей. В ремонтно-строительной бригаде, куда я устроился, было два попа. Я думал, боже мой, куда я еду. Но оказалось, что один из них — мой сокурсник по Театральной академии, с актерско-режиссерского курса. Второй был дипломированным пчеловодом из Тимирязевки. Оба с правами яхтенных капитанов. Прекрасные священники, надежные люди, друзья навек... Все это очень здорово, с одной стороны. С другой стороны, если нет отдушины, как у меня, если человек все держит в себе и смотрит телевизор, а там только Первый канал... Я живу в Праге последние 20 лет, без телевизора. Пришлось погрузиться в псевдореальность российского телевидения. В этом плане рукодельники и художники — очень счастливые люди, потому что мы негативные ощущения можем сбросить тактильно — через кончики пальцев.

Никаких изменений в Антарктиде с тобой не происходит. Каким ты был, таким ты и останешься. Если ты, конечно, не 15-летний подросток.

 Нам повезло, мы все были переговороспособны. Половина зимовала впервые, половина — бывалая. Все были с юмором. Без юмора выжить там невозможно. У нас все было ровно. Мы дружим до сих пор... На следующей после нас зимовке, которая закончилась в этом году, именно на нашей станции один полярник другому всадил в грудь нож. Не слышали? Это было совсем недавно. Кадровая системная ошибка. Они зимовали не в первый раз, было известно, что у них были конфликты. Но в отделе кадров решили, что заполнить сетку вакансий важнее, чем обратить внимание на психологическую совместимость.

 Скажу сразу, бабы в Антарктиде есть. Но в основном не наши. У нас это не приветствуется. Запрета нет, но так повелось с советских времен. Бывали случаи, что начальник станции брал жену в качестве повара. Аргумент — будем вместе, она прекрасно готовит. Но одно дело готовить семье даже из пяти человек, и другое дело — каждый день для 15 мужиков. Нужно все время таскать продукты, а попробуй разруби полутушу топором на морозе. Нужно постоянно быть в тонусе. Повар — это самая собачья профессия. Хочешь не хочешь, а в 7:30 утра завтрак должен быть готов, перед тем как люди уйдут на вахту. Если кто-то начинает помогать девушке, это идет в ущерб его работе. Ей нужно принести мешок сахара, а ему нужно чинить вездеход. В общем, у нас как-то прикрыли эту лавочку. Но на станциях других стран женщины работают и на сезоне, и на зимовке. Их много. У американцев в контракте прописаны определенные «гендерные» пункты. Например, женщина может вступать в отношения с нижестоящим по рангу специалистом. Но никогда с вышестоящим.

Да. «Залеты» за свой счет. Потому что логистика сложная и дорогая. У американцев контракты, как книжки. Они их читают очень внимательно. Товарищ рассказывал, что был на американской станции, одной из старейших и самой крупной в Антарктиде. Практически это город. На сезоне там бывает до 5000 человек. Это в Антарктиде, где если не будет солярки, через неделю все умрут. А у них там есть школа, банки, почта, дети. И он видит, что женщина-лейтенант тащит сани с каким-то оборудованием. Он бросился ей помогать, а она отбивается и говорит: у нее в контракте написано, что она не может принимать помощь от мужчин.
В условиях депривации баба на корабле — к беде, а станцию можно приравнять к кораблю... Через месяц, максимум через полтора, все друг про друга уже все знают. Знают слабое звено, пристрастия. И самое главное — ты сам начинаешь все про себя хорошо понимать. Кто ты есть в этом социуме.

 Главное открытие — мне это все чрезвычайно полезно, не скучно, не дискомфортно.

У каждого была отдельная.

 Конечно, человек — существо социальное и тусующееся. Но самые социальные и тусующиеся в полярниках не задерживаются. Этот образ жизни подходит в основном интровертам. Среди полярников большой процент одиноких или разведенных моделистов, людей, которые любят выжигать, строить модели самолетов или кораблей или гравировать что-нибудь на рисовом зерне. Этот образ жизни нельзя прорекламировать или, наоборот, отвратить от него. Это как с женщинами. Кому кобыла — невеста, а кому только королеву подавай. При этом ты даже можешь не подозревать, что тебе это противопоказано. Я знаю людей, которые через месяц лезли на стенку. «Мама, забери меня обратно, какой я дурак». Ну ничего, как-то справлялись. Карты, разговоры, праздники, общение, книжки.

 Вопрос раздачи алкоголя лежит на плечах начальника станции. Как он решит, так и будет. В нашем случае — это литр виски «Баллантайнс» или водки типа «Финляндия» или «Стандарт», раз в два месяца. Но это не означает, что в промежутках нельзя найти спиртное. Во-первых, дни рождения. Именинник получает литр водки и литр виски. Если человек непьющий, то он просто накрывает «поляну» или кому-то отдает свое спиртное. У нас пять человек не пили вообще. Один «зашит», другой бросил, трое не пили никогда. На праздники начальник всегда выставлял выпивку. Плюс какие-то встречи, презентации, походы в гости — у нас соседями были чилийцы. Они жили в казармах. Кубрик человек на 12. Кровать, тумбочка, шкаф. Как военные, но без оружия. Конечно, мы ходили друг другу, и, конечно, это было связано с выпиванием в умеренных количествах. У нас инцидентов, слава богу, не было. Начальник борется за то, чтобы первый день не отличался от последнего, это самая лучшая зимовка. Когда нечего вспомнить. Но иногда начинаются какие-то отношения, подмешивается алкоголь, и люди начинают драться. А если под рукой еще отвертка или шуруповерт...

Очень «кривой». Наши экономят, и у нас был единственный канал с геостационарного спутника, который был еще и рассечен. Было два компьютера для общего пользования с очень медленным Интернетом, можно было запустить стартовую страницу и уйти гулять минут на 15. Но на острове много разных станций, это самый освоенный участок Антарктиды — и по количеству станций, и как туристический регион. Потому что удобная логистика... У чилийцев можно было купить симку. Их зимовка считается просто удаленной заставой, там до Чили 1000 км, нужно просто перелететь пролив Дрейка. На нашем острове был чилийский аэропорт, я подружился с тамошним синоптиком, а у них Интернет высочайшей скорости, и он говорил мне пароль. А пароль менялся каждый день... Кто-то к китайцам ходил, кто-то к индусам. Смотря кто рядом. Но всегда можно бесплатно позвонить на стационарный телефон в Питер или Москву. За звонки на мобильные платит институт, просят ограничиться 20 минутами в неделю.

Иногда хоть неделю. Бывают такие дни, когда сидишь где-нибудь в гостях, и вдруг раздается звонок: «Ребята, «Шторм-2». Это значит, что ты должен остаться там, где тебя застала эта команда, до ее отмены. «Шторм-2» — это когда ты не имеешь права выходить на улицу вообще. «Шторм-1» — можешь выходить, но передвигаться можно только с кем-то и вдоль леера. Но у нас больше пяти дней не дуло. А есть станции, где такое может длиться три недели. «Беллинсгаузен» находится на широте Петрозаводска, на острове Кинг-Джордж — это самый крупный остров Южных Шетландских островов. Снег хотя и тает , но все равно температура летом выше + 3… + 4 не поднимается. Все равно нужно работать. Мы лили опалубки, красили здание. Но у нас была еще довольно легкая программа. Вот сейчас вернулись мои коллеги-строители. Роскосмос ставил ГЛОНАСС, и нужно было вбить 240 свай. Они этим занимались весь год. На островной станции главный враг не мороз, а влажность и ветер. Температура ниже – 27 у нас не опускалась.

 Да. На континентальных доходит до – 70. На станции «Новолазаревская» каждый день – 40 … – 50, еще и с ветром 30 метров в секунду. Это у них такие нормальные условия работы. При том, что станция — это не космическоий корабль, где сидишь безвылазно, надо ходить на вахты, на дизельную электростанцию.

— На зимовку вряд ли. Я все-таки хочу работать по профессии. Антарктида — это такой входной билет, членский... Чтобы в дальнейшем можно было на что-то претендовать, мне было необходимо стоптать эти сапоги.