В конце прошлого года в Третьяковке открылась выставка Василия Поленова «Московский дворик» (работает, кстати, до 16 февраля). На выставке среди прочего продается книга Марка Копшицера «Поленов. Серия ЖЗЛ». Это уже третье издание биографии известного художника, первое было в 2010 году. Биографию написал инженер завода «Красный Аксай» Марк Копшицер 50 лет назад. И еще один штрих. В «Википедии» можно прочитать, что в июле 2012 года портрет искусствоведа и писателя Марка Копшицера кисти Тимофея Теряева был показан на выставке в Ростовском музее ИЗО. Одна из посетительниц посетовала: некому увидеть портрет — никого из семьи не осталось. Однако это не так. Жива двоюродная сестра писателя — Изольда Иосифовна Лысенко. Ей 94. Перед самым Новым годом она посетила филармонию. В ближайших планах — «Сильва».
— Как ваша семья попала в Ростов?
— Мой дед по маминой линии жил в черте оседлости. У них было, кажется, восемь детей. Жили очень бедно, и он, как лишний рот, ушел из дома в 13 лет. Осел в Новороссийске. Как бабушка попала в Новороссийск, я не знаю или не помню. Дед к 25–26 годам стал миллионером, имел деньги, земли, оформленные на чужое имя, потому что евреи не имели права владеть землей. Чтобы решить этот вопрос, он принял лютеранство. Как принял лютеранство? Тогда тоже за все давали взятки. Естественно, еврейская община попросила их выйти вон... Поскольку дед был богатым человеком, он учил детей за границей. У него было три сына и одна дочка. Два сына учились в Германии, а мама — в Швейцарии. Один сын был шалопаем, не учился, даже подворовывал дома. Но он оказался самым умным. Когда волна интеллигенции и богатых русских людей катила через Новороссийск в другие пенаты, он тоже уехал, как ни странно, в Австрию. Там он окончил высшее учебное заведение, стал фармацевтом, имел фармацевтическую компанию. До 37 года они с мамой переписывалась. А потом намекнула, мол, это не нужно. Два других брата погибли в лагерях.
— По какой линии?
— За то, что в Германии учились, такое преступление. У мамы всегда наготове был узелочек с вещами, она всегда ждала, что ее заберут.
— За что?
— За то, что училась в Швейцарии... Мы жили в коммунальной квартире, у нас были соседями восемь семей. С семьей Сивоволовых мы очень дружили. А он был кагэбэшником, но техническим работником. И мама была почему-то убеждена, что ее спас этот Володя. Как я ни старалась, не могла ее переубедить — как майор мог ее спасти. Был бы генералом. И то его самого на следующий день тоже бы взяли... У Сивоволова была очень красивая жена Маруся. Они поехали куда-то отдыхать, приехали раньше, чем должны были. Володя говорит моей маме: «Сарочка, пойдите посмотрите, по-моему, с Марусей что-то не в порядке»... Маруся сошла с ума. Володя сказал, что она упала, но говорили, что она узнала о его измене. И это на нее так подействовало. Потом они переехали в дом на Ворошиловском, где-то около кинотеатра «Буревестник». Мы тоже переехали со своей старой квартиры, разменялись... Он был уже генералом. Маруся отошла, но не совсем, у нее остались какие-то странности. Она мне показывала на окна, на занавески, и говорила, смотри, это мы привезли из Германии. Я говорю, это все, что привезли? Она говорит, а что еще везти? Тогда много что везли, тем более генералы КГБ.
— Кем был ваш папа?
— Он был довольно хорошим экономистом. До того как встретить маму, папа был женат на русской женщине Вере. Но поскольку папина семья была патриархальной, считалось, что он не женат. Однажды он приехал из Ростова в Новороссийск. Каким-то образом познакомился с мамой, влюбился, развелся с этой своей Верой, женился на маме и привез ее в Ростов. Так она попала в Ростов. Особой любви к маме в его семье тоже не было — мама была не религиозная... К сожалению, папа был картежником. Он знал языки, интеллигентный был человек, но картежник. Когда мне было восемь лет, мама потеряла терпение, и они разошлись. Он уехал на Урал, а однажды приехал в Ростов, и мы с ним отправились к его брату, моему дядьке, во Владикавказ. И там он встретил свою первую жену Веру и снова на ней женился. История маминой семьи — это роман... Когда началась война, мы, конечно, эвакуировались. Если бы мы не эвакуировались, нас забрали бы в первый же день. И мы были бы в Змиевской балке.
— Марк Исаевич ваш родственник по какой линии?
— По линии отца, который играл в карты. У меня было два двоюродных брата и одна двоюродная сестра. Кем был отец Марочки, я не помню. Мама Марка, Фаня, была зубным протезистом... У Марка была тяжелая жизнь. Он был очень болезненным, почти инвалидом. Он всегда себя плохо чувствовал, меланхолик страшный. Он не был женат. По мнению мамы, не было подходящей кандидатуры для сына. Хотя были очень хорошие девочки, они приходили к нему. Вот, между прочим, Леня Григорьян (известный ростовский поэт и переводчик. — «Главный») очень нравился женщинам. Как-то мы пошли на Дон, и какая-то очень красивая женщина прошла мимо. Леня говорит: «Не проблема, через пару часов я уйду с ней». Абсолютно точно. Ушел. Конечно, он был большой умницей.
— А чем он брал? Разговорами?
— Он был прекрасным собеседником, с харизмой... Не могу сказать, что Марк нравился женщинам, как Леня, но у него были вполне достойные возлюбленные. Но, по мнению Фани, они все были его недостойны. Хозяином в доме была мама. Она была тираном. Марка жил всегда в напряжении. Так он и не женился. Окончил Институт народного хозяйства, работал инженером на заводе «Красный Аксай», если мне память не изменяет. Он был неплохим инженером, широко образованным человеком. А потом он увлекся живописью. И начал писать книгу о Серове. Но пробиться в издательства, сами знаете, как было трудно. И где-то он познакомился с Константином Паустовским. И попросил его написать как бы рецензию. Паустовский сказал, что книгу надо печатать, и помог Марку это сделать. Первая книга прошла легко, потом он начал писать вторую книгу — о Мамонтове... Когда его мамы не стало, ему помогала домработница. Много лет. И эта домработница умерла. Это была трагедия. И кого я ему ни водила, ни предлагала, все были не такими. Как для его мамы не такими были все девочки, так для него — домработницы. И он впал в дикую депрессию... К тому же его папа Исай был лежачим больным. Когда Марка не стало, его двоюродный брат к тому времени был в Новочеркасске заместителем онкологического отделения больницы. Он забрал Исая в больницу, где тот и скончался через пару лет.
Так вот, как-то я сижу дома, а муж моей двоюродной сестры говорит, что Марк повесился. Мы поехали туда. Он повесился на спинке кровати... Ему было 59 лет. Кажется, все это произошло 28 декабря 1982 года, во всяком случае, были школьные каникулы, я же учительница математики, запомнила. Марк дружил с моим сыном Лешей. У Марка была изумительная библиотека. Однажды он сказал, что завещает свою библиотеку Лешеньке... Он все запирал — все ящики, кроме книг, которые невозможно было замкнуть. А когда мы пришли, я обратила внимание, что все ящики взломаны. Завещания мы не нашли.
Но, так или иначе, надо было вывозить имущество Марка. А там ничего не было, кроме книг. Я была самым близким человеком Марка и сказала: делим на троих — двоюродному брату из Новочеркасска, часть — двоюродной сестре, моей племяннице, и мне. Короче говоря, поделили библиотеку. Муж Саша привез книги. Я говорю, а где архив? «А кому он нужен?» «Как кому? У Марка была прекрасная библиография. Архив нужен». Я звоню Григоряну, мол, я в этом ни черта не понимаю, вывезти весь архив невозможно, да, наверное, и не нужно — вся кладовка была забита бумагами. А я знала, что он писал книгу о Поленове. Леня работал в мединституте, латынь преподавал, сказал, что уезжает на сессию в какой-то филиал и не может приехать. Я начала сама разбирать бумаги, тем более что были каникулы. Сижу разбираю, стук в дверь, пришла женщина, говорит, освобождайте квартиру. Говорю, понимаете, не успели разобрать архив. Она говорит, хорошо, неделя вам. Мы вывезли этот архив. Мне он не нужен, я не искусствовед и не писатель. Рукописи о Поленове я оставила. Звоню в Союз художников, мол, так и так, не могли бы вы принять этот архив? «У нас нет помещения». 11 почтовых ящиков с рукописями о Поленове мы отправили в Абрамцево (Государственный историко-художественный литературный музей-заповедник. — «Главный»). И еще один экземпляр я отправила какому-то крупному искусствоведу в Москву. Он мне прислал рукопись обратно. Мол, первая часть рукописи великолепна, а вторую часть написал человек, как он выразился, с измененной психикой. Напечатать можно, но нужен очень хороший редактор. А это большие деньги. И все.
— Где вы искали редактора?
— Не я искала. Как-то мой сын говорит мне: мама, я нашел человека, который будет редактором и напечатают эту вещь. С одним условием, что ты откажешься от гонорара. «Скажи ему, что я вообще не наследница». «Он все равно хочет, чтобы ты это написала». Я говорю: пожалуйста. Через год он мне принес десять сигнальных экземпляров, все друзьям я раздала. Один оставила себе.
— Вы помните дни, когда вышла книжка о Серове, как все это воспринималось самим автором?
— Он был очень скромным человеком. Мы его поздравили, отметили.
— Известно, что Марк Исаевич пытался вступить в Союз писателей. Но ему сказали: вступайте в союз художников. Как вспоминал Григорьян, «на обсуждении один из наших «маститых» прозаиков изрек: «Раз он написал о художниках, так пусть и вступает в Союз художников». На что Владимир Дмитриевич Фоменко ядовито ответил: «А если бы Тургенев принес вам свои «Записки охотника», вы бы послали его в Союз охотников?»
— Да, да, это было. Его не приняли из-за пятой графы, он так считал. И он подал заявление в Союз художников. И его приняли.
— А было какое-то материальное вознаграждение за издание книги?
— Вот этого я не знаю. Они всегда очень скромно жили, на зарплаты.
— Он писал, не бросая работу на заводе?
— В конце концов, он бросил работу. Когда писал о Поленове, он уже не работал на заводе. Он был очень странным человеком. Когда домработницы не стало, я изредка приходила к нему, чтобы прибрать в комнате, продукты мы с Сашей носили часто. Он жил на шестом этаже в доме на углу Садовой и Соколова, напротив Госбанка. Трудно с сумками подниматься на шестой этаж. Я ему говорю: дай мне второй ключ от лифта. Он говорит: нет, я сам буду спускаться, ты мне позвони, и я спущусь. Что значит позвони? На углу были будки с телефонами, надо было ему позвонить, чтобы он спустился. Ключ он мне так и не дал, хотя мы были не двоюродными, а по сути родными братом и сестрой. Очень родными людьми.
— Он как-то это объяснял?
— Он говорил, что я потеряю. Домашняя обстановка и его физическое состояние повлияли на его психику. С ним было нелегко. Он был замкнутым. Открывался только для друзей.
— А вы знали, что его рисует Тимофей Теряев?
— Нет, этого я не знала. Он был очень скромным человеком. Никогда не говорил о своих успехах. Однажды сказал только, что с Паустовским познакомился.
— А вы видели портрет Теряева?
— Нет. А, вспомнила, видела на выставке.
— Уловил художник характер?
— Марк, мне кажется, немножко приукрашен.
